Страница 8 из 27
С учётом изложенного напрашивается предположение о "заказном освобождении" московского бизнесмена. Возможно, что получив требуемый выкуп или гарантии его получения, "хозяева" решили заодно "удружить хорошим знакомым" из правоохранительных органов, обеспечив им соответствующие случаю служебные поощрения.
Косвенным подтверждением наших догадок может служить заявление самого начальника РОВД, сообщившего, что оба чеченца, "сопровождавшие" заложника, "совершенно непричастны к его похищению и уже отпущены". Один из них, кстати, имеет московскую прописку, а другой оказался ни много ни мало "полномочным представителем президента Ичкерии в Челябинской области". Во как!
Интересно, какие ещё доказательства "причастности к похищению" необходимы дагестанским милиционерам, кроме перевозки заложников в автомобильных багажниках?
ЗАСТАВА
Кто хочет в полной мере ощутить на собственной шкуре бытовые условия российских войск в минувшей чеченской войне, может, не задумываясь, отправляться сюда. Застава "Первомайская", расположенная в двухстах метрах от одноимённого села, утопает в зимней "вполне чеченской" грязище. Как и в те недалёкие времена, местом базирования избрана разрушенная ещё в ходе "радуевского рейда" молочно-товарная ферма. Взводные палатки личного состава стоят прямо внутри (так грязи меньше), а между полностью лишёнными черепицы бетонными балками свободно льёт противный холодный дождь.
Во всём селе Порвомайском, снесённом до основания весной 1996 года, лишь эта МТФ осталась не восстановленной. Правительства России и Москвы щедро отвалили деньги на отстройку жилых домов и служб, гаражей и скотных дворов, прекрасной мечети. Правда, половину из выделенных Лужковым каждой пострадавшей семье легковых автомашин пришлось отдать чеченским "незаконным вооружённым формированиям" в качестве платы за "спокойствие". Но всё равно, по сравнению с саманными домами соседних сёл, жилища "первомайцев" выглядят дворцами. Село платит беспокойным соседям ежемесячную "дань", но пока процветает, насколько это возможно при безработице и дороговизне, охватившей весь Дагестан.
К расположенным поблизости войсковым подразделениям население села относится доброжелательно. Знают, уйдут войска — придут чеченцы, которым вполне "приглянулись" добротные новостройки из белого селикатного кирпича. Впрочем, доброжелательность не предполагает благотворительности. Работы у сельчан нет — нет и денег.
Офицерам и солдатам заставы московский мэр автомашин не дарил и кирпич не присылал. Видимо, полагает, что военным помощь "ни к чему". Несколько самосвалов песка, намытого на пограничной речке Аксай и рассыпанного в наиболее грязных местах лагеря, — вот и всё, чем удалось разжиться у местного населения. От непролазной грязи и непогоды спасает ещё камыш, заросли которого опасно близко подступают к заставе со всех сторон. Вязанками этого "строительного средства" обшиты разрушенные стены фермы. Им выстланы полы траншей, наблюдательных пунктов и ходов сообщения. Жаль только — горит тростник плохо, а то горя бы не знали с дровами... Укреплена "Первомайская" хорошо. Чувствуется, что всевозможные комиссии бывают на заставе нередко. Только вот для личного состава от этих комиссий мало проку.
Нехватает всего, но особенно — хлеба, сигарет, дров и... людей. Хлеб вся 6-я тактическая группировка (в состав которой, кроме "Первомайской", входят ещё несколько застав и воинских частей) получает не прямо с хлебзавода, которому задолжала немалые суммы, а из магазинов и столовых. То есть тот хлеб, который по причине чёрствости или порчи уже не пригоден к продаже. Иной раз присланные караваи и нож не берёт. Заготовка дров в отдалённой лесопосадке занимает почти треть личного состава и крайне утомляет солдат. Ручными пилами, годными разве что для музейной экспозиции под названием "памятники старины", российские военнослужащие пилят сырую древесину. Потом, не менее утомительными усилиями, её на заставе приводят в хоть сколько-нибудь годное для топки печек-буржуек состояние.
Можно сколько угодно вспоминать суворовских "чудо-богатырей", босиком ходивших по Альпам, и ссылаться на хвалёную "выносливость русского солдата". Но люди не слепы. Разложение армии начинается с того момента, когда грязный и полуголодный воин с завистью смотрит на сытых и не слишком замученных сограждан, спокойно радующихся жизни под его защитой. Устраивать "военно-полевой быт в мирное время" у нас научились виртуозно.
Те же окопы, километры которых нарыты на заставе, построены исключительно солдатским трудом (воистину — титаническим). Во всей тактической группировке нет ни единой землеройной или любой другой инженерной машины, а привлечь к работам гражданскую технику командование не имеет ни средств, ни полномочий.
Но самой большой проблемой является нехватка людей. Здесь, как и на других заставах, иметь 1-2-х офицеров на роту стало нормой. Откомандированные на два месяца от своих частей офицеры внутренних войск вынуждены исполнять обязанности сразу по нескольким должностям. Взводами сплошь и рядом командуют сержанты-контрактники, большинство из которых пришли на службу во время войны и намерены вскоре уволиться из-за низкого денежного содержания и отсутствия перспектив. Усиленные караулы (до Чечни — 300 метров) в считанные недели изматывают и офицеров, и солдат, доводя последних до состояния "полной заторможенности". В отличие от командного состава, сержанты и рядовые несут здесь службу с августа месяца и никак не дождутся замены.
Единственным обнадёживающим фактором является, по мнению командиров, некоторое "успокоение" противника. Занятые своими внутренними дрязгами, чеченские "полевые командиры" опасаются провоцировать российские войска на вооружённые действия. С наступлением зимы прекратились также традиционные "психологические атаки". В августе-сентябре, подобравшись на 100-150 метров к заставе, бандиты в 2-3 голоса выли и визжали, подражая шакалам. Солдаты на постах, не имея права даже выстрелить в сторону развлекающихся "животных", пребывали в постоянном напряжении. Тем более, что о минувших боях на заставе напоминают два православных креста. На каждом — по нескольку имён павших здесь за Отечество воинов.
Поглядывая в сторону расположенного поблизости поста СОМ, занятого на тот момент отрядом магнитогорского ОМОНа, начальник штаба заставы капитан Андрей Бовкунов завистливо вздыхал. Было отчего! "Магнитогорцы" наглядно демонстрировали, кто является "родными детьми" властей, а кто — "пасынками". Засевшие в отдалённо напоминающем бункер рейхсканцелярии пакгаузе, построенном из бетонных блоков и "дарственного" селикатного кирпича, омоновцы привезли с собой всё необходимое для 45-суточной командировки — вплоть до разборной деревянной бани. Местность вокруг поста освещали два десятка мощных прожекторов (тоже предмет глубокой зависти соседей). Впрочем, на сотрудников ОМОНа солдаты и офицеры не жаловались — милиционеры помогали коллегам, чем только могли.
В конце декабря "магнитогорцы" собирались передать пост дагестанской милиции. Воплотилась ли мечта начальника штаба заставы заполучить "на прощание" вожделенные прожектора и баньку — нам неизвестно.
ЧТО ВПЕРЕДИ, РАЗВЕДКА?