Бедняга Смоллбон

Сержант словно разговаривал сам с собой.

– В тот день, когда меня демобилизовали, он ждал перед казармами. А я ведь ничего не говорил – он сам узнал. Пригласил выпить по стаканчику и предложил место. Тогда я был куда моложе, что тут говорить. – Сержант Коккерил вдруг отвернулся. – Мне пора идти готовить чай. Этому сопляку Чарли ничего нельзя доверить. За шестнадцать лет, прожитых на свете, не научился даже предварительно как следует прогреть чайник.

Когда сержант ушел, Боун не сразу продолжил поиски. Его смущало какое-то мимолетное воспоминание. Что-то насчет Коккерила. Но так и не вспомнив, оставил эту затею.

При помощи реестра ему удалось неожиданно быстро обнаружить нужный контракт. Старательно списав дату и фамилии участников, перешел к папкам с документами на полках. Те были пронумерованы, чтобы соответствовать порядку регистрации, так что скоро он уже держал нужную папку. Но та была пуста, разве что кроме старого черновика договора.

Через несколько минут он уже был у себя в кабинете и говорил с Джоном Коу.

– Вы помните продажу поместья Лонглиф Фарм?

– Тот у меня навеки в сердце, – заявил Джон. – Это было мое первое дело по недвижимости в этой конторе.

– То-то мне показалось, что я узнал ваш шифр на черновике. Можете посвятить меня в подробности?

– Что вы хотите знать? – спросил Джон. – Если память мне не изменяет, продавцом был некий Даниель Джедд. А покупателем – майор Райт. Если вас интересует, я найду нужные бумаги. А так весьма простое дело. Подозреваю, потому его мне Абель и подсунул для дебюта. Все началось… – ага, тремя прямыми передачами прав. Первая – в 1880, потом в 1901 и третья – на Эзакиеля Джедда в 1920 году. Этот Эзакиель завещал имущество сыну, и когда в 1925 году умер, все перешло Амосу Джедду. Когда в 1935 умер и Амос, наследство перешло к Даниелю Джедду, который его в 1938 году продал. И все.

– И все время речь шла об одном и том же поместье? Начиная с 1880 года?

– До последней травинки.

– Почему же тогда, – спросил Боун, – три первых переводных документа не были приложены к договору, который шел через нашу фирму?

– Я помню, Абель что-то говорил об этом, но что – уже не вспомню. Самый старый документ, который был приложен, датирован был 1926 годом.

– Пока как будто все в порядке, – признал Генри. – Но я бы ожидал, что предыдущие документы о правах собственности будут приложены, или по крайней мере, – он показал на черновик договора, – что тут будет отмечено, где они хранятся.

– Теперь, когда вы завели разговор, мне это тоже кажется существенным. А они не хранились где-нибудь в другом месте?

– Нет. Бумаги 1880, 1901 и 1920 годов никогда не были вычеркнуты из здешнего реестра. И посмотрите, здесь есть копии приложения к основному договору. Начинается договором 1926 года.

– Надо же? – Джон почесал в затылке. – Почему вы думаете, что Абель припрятал предыдущие договоры – на меня он никогда не производил впечатления человека, который на дому производит пергаментные абажуры.

– Не думаю, что он пустил их на абажуры, – неторопливо произнес Боун, – я полагаю. Ага, это видимо меня. Алло? Да, Боун у телефона.

– Мы обнаружили тот банковский счет, – раздался голос Хейзелриджа. Судя по вашему утреннему тону, я решил, что вам это будет интересно. Ежеквартальные выплаты были адресованы Ипотечному фонду Фермерской лиги. У них контора на Ломбард стрит.

– Отлично, – обрадовался Боун, – немедленно еду туда.

– Полагаю, ваши ожидания оправдались?

– Полностью.

– Потом скажите мне, как все прошло, – и Хейзелридж повесил трубку.

– О чем, собственно, речь?

– Моя идея в том, – начал Боун, – что Абель Хорниман подделал материалы договора. Собственно, нет, не подделал, это не то слово. Скорее, слегка подправил. Чисто в хорнимановском стиле. Полагаю, что взял три солидно выглядевших очевидно подлинных документа – скажем, те первые три перевода прав на недвижимость Лонглиф Фарм, о которых мы только что говорили. Они прекрасно подходили, поскольку планов там не было – только подробное описание. А потом он взял последнее свидетельство-1920 года, на Эзакиеля Джедда – удалил последний лист и на его место поместил новый, который сам собственноручно написал – на это он был большой мастер, не так ли?

– Вот именно. Умел писать прекрасным адвокатским каллиграфическим почерком. Владел он и технической стороной договорных бумаг.

– Теперь я помню, о чем-то подобном говорил мистер Бёрли на том торжественном ужине. Да, и я сказал бы, что на том подделанном листе пергамента на этот раз план был. И я даже готов утверждать, что это был план поместья Абеля Крокэм Корт. Теперь уже оставалось только написать договор от имени Эзакиеля Джедда – опять, конечно, с планом Крокэм Корта, заверить все и пустить в ход.

– Возможно, я словно с луны свалился, – сказал Джон, – но простите глупый вопрос – зачем ему был нужен другой договор на куплю Крокэм Корта? Ведь у него был подлинный договор о покупке 1936 года.

– Тут вот в чем дело, – пояснил Генри, – предыдущий договор ему пришлось отдать банку, когда заложил поместье в 1937 году. Вам не кажется, что такой дубликат отлично пригодился в пиковой ситуации 1943 года?

– Ну, если вдруг на то пошло, то человеку дубликаты никогда не помешают. Куда вы собрались?

– В Ипотечный фонд Фермерской лиги, проверить все. Не хотите со мной?

– А почему бы и нет? – согласился Джон. – Вижу, мне все равно не удастся сосредоточиться, пока в шестнадцатой главе все не выяснится. Как вы все это раскопали?

– Это все старый трюк с запонками, – пояснил Боун. – Если мы поспешим, ещё успеем на автобус. Заложить те же запонки дважды. Вчера вечером мне это объяснил один специалист.

II

Фермерская лига помещалась в том же здании, что и мистер Боун старший. Там не было ничего фермерского, кроме названия и эмблемы, соединившей два пшеничных колоса и серп. На самом деле это было сборище многолетних приверженцев частного предпринимательства, которые ссужали свои деньги фермерам под три с половиной процента. Хейзелридж уже говорил с ними по телефону, так что Боун и Коу были тут же проведены в кабинет управляющего. Мистер Мэнифолд был облысевшим стариком, несколько смахивавшим на аэростат. Заботы привели к тому, что в некоторых местах он несколько обмяк.

– Надеюсь, – начал мистер Мэнифолд, – что тут проблем не будет. О смерти мистера Хорнимана мы конечно слышали. Большая утрата.

Мистер Мэнифолд на миг принял траурный вид.

– Мы ожидали, что обычным способом нам будет подтверждено завещание и что исполнитель последней воли и дальше будет поквартально платить проценты. Следующий срок – в июле.

Боун решил, что грубая правда жизни успешно приведет толстяка в чувство.

– Не сомневаюсь, – сказал он, – что проценты будут аккуратно вноситься и впредь, по крайней мере пока. Но, к сожалению, я должен сообщить вам, что залог под займ был совершенно иллюзорным.

– Иллюзорным? – Мистер Мэнифолд едва не испустил дух, потом опомнился и побагровел, словно получив долгожданную дозу гелия. – Не будете любезны пояснить, как двести акров земледельческих угодий могут быть иллюзией?

– У вас далеко бумаги по залогу?

– Я попросил подготовить все бумаги, – обиженно заявил мистер Мэнифолд, – и вот мистер Фремлингхаус, наш юрисконсульт.

Фремлингхаус, рослый мужчина с пшеничными усами, в роговых очках, подсел к столу мистера Мэнифолда и положил перед собой пачку бумаг. Мистер Мэнифолд развязал красный шнурок и придвинул бумаги Боуну.

Единственного взгляда на них Боуну хватило, чтобы убедиться в своей правоте. Придвинул их Коу.

– 15 февраля 1880. Договор о передаче прав. Генри Болдерстон и компания на Джона Пратта. Объект Лонглиф Фарм в графстве Кент.

– Насколько я помню, название объекта позднее было изменено, – заметил мистер Фремлингхаус.

– Вот именно, – язвительно бросил Боун.