Страница 3 из 4
Ступив в кабину, он выглянул напоследок и сказал с каким-то недобрым предчувствием:
– Поехали?
Затем закрыл дверь и надавил большим пальцем красную кнопку, тут же поняв, что это такое.
Кнопка поддалась, в то время как он смотрел на нее, не в силах оторвать ни завороженного взгляда, ни пальца. Казалось, она уходит в стену страшно медленно, что было вызвано искажением чувства времени в минуту смертельной опасности. Приближение смерти нелегко, ее прикосновение захватывает дух. Поры широко раскрылись, тело одеревенело, сердце глухо застучало, рассудок помутился, когда кнопка замкнула электрическую цепь и мнимый лифт выполнил свою задачу.
Затем были только бледное свечение в воздухе и в долю секунды грандиозная агония, во время которой его тело, казалось, разрывается на миллион частиц, а после распыляется до последней молекулы.
Глухие голоса в белой бесцветной мгле. Они медленно росли, удалялись и затем прибывали вновь. Они звучали совсем рядом, уносились шепотом сквозь бескрайние пространства и возвращались. Был особенный ритм в этом прибое голосов, словно бы постоянное колебание звуковых волн, чудовищно растянутых во времени. Прошло немало времени, прежде чем он смог различать слова, доступные пониманию.
– Трое – один за другим. Это здорово спутало карты.
– Не знаю, не знаю. Редкий мозг долетит до середины. У тебя слишком узкий взгляд на вещи.
– А может быть, они, наоборот, улучшаются?
– Хотелось бы верить. Но пока этого не видно.
Мэйсон сел и поднял голову. Голоса убегали прочь, а потом возвращались.
– Вколи-ка ему… да, вот сюда.
Он почувствовал укол.
Открыв глаза, он внезапно увидел перед собой лицо, которое могло принадлежать Деду Морозу: седая борода и румянец на всем, что она не закрывала. – Прошло нормально? – спросил Дед Мороз. – В сорочке родился. Крепкие мозги.
– Счастливчик, – добавил второй, не очень-то похожий на Снегурочку, тяжело скроенный мужчина, нависавший над ним, как медсестра. – Некоторые проходят через такое только с половиной мозга, а другим не остается и этого.
– А некоторые никогда и не пользовались второй половиной, – произнес Мэйсон. Он отнял руки от головы и, опираясь о пол, поднялся. Комната бешено закружилась перед глазами, когда он попытался обрести равновесие.
Дед Мороз взглянул на него изучающе, приладил длинный вороненый ствол поудобнее к бедру и прошел к грубо сколоченному столу. Сев за него, он схватил бланк-распечатку, лизнул кончик химического карандаша и вновь посмотрел на Мэйсона.
– Имя?
Мэйсон, шатаясь, почувствовал, как крепкая рука Снегурочки удерживает его, и сипло запротестовал:
– Правый Боже! Опять эта канитель?
– Все, что нам надо, – сообщил Дед Мороз, – это ответ на три вопроса: ваше имя, неиспользованный запас омоложений и род деятельности.
– Дуглас Мэйсон, двадцать четыре, самоубийца, – лаконично ответил Мэйсон.
Коренастая Снегурочка хохотнула в рукав. Когда же Мэйсон повернулся в ответ на это, Снегурка добавила:
– Тебя разыграли.
– Заткнись, Корлетт. – Дед Мороз был слегка раздосадован. – Уже сколько раз говорено было тебе, береги психику новоприбывших.
Затем он показал белые зубы и потряс белой бородой:
– Вы нуждаетесь в уходе.
– А я не тепличный цветок, – заявил Мэйсон. – Не бойтесь, не завяну.
Корлетт издал еще один смешок и прибавил:
– Ты слышал, Декстер? Он не хочет ухода.
Дед Мороз, которого звали Декстером, перевесился через стол и сурово спросил Мэйсона:
– Это еще почему?
– Вот как это случилось, – стал рассказывать Мэйсон. – Мне не осталось ничего, как только сидеть и думать. Через некоторое время я передумал обо всем на свете, и многое показалось мне пустяком. Я стал бесполезным винтиком в большой сложной машине, и все, что мне оставалось, – это ждать, пока меня заменят.
– Мне это знакомо, – кивнул Декстер. – Самому пришлось через это пройти.
– Затем как-то раз проповедник, выступающий по телевизору, дал новый толчок смыслу моего существования. Он превозносил нашу цивилизацию, ее научную аккуратность, ее совершенство. Она работает так чудесно, говорил он, потому что каждый человек имеет свое место, и каждое место – имеет своего человека. Все винтики сцеплены, от мала до велика, и все приносят общественную пользу. Его речь, видимо, была построена в поднимающей дух технике типа «Все в твоих руках!»
– Ну и? – отозвался Декстер.
– И вот тут-то он сболтнул лишнее. Он выразил мнение, что наша неспособность достичь далеких планет ниспослана нам свыше, только мы этого не замечаем. Всемирная цивилизация столь тонко и высоко организована, что внезапный разброс винтиков по Вселенной может развалить всю систему. Наступит хаос. Механизм сверхцивилизации не сможет отлаженно работать, если станет терять свои части быстрее, чем их можно будет заменить новыми.
– Не лишено смысла, – вставил Корлетт. – Но что из этого?
– Я провел этот эксперимент на своей алебастровой вилле на Марсе. – Мэйсон загадочно посмотрел на Корлетта. – Вы знаете, что на Марсе нет алебастра?
– Нет.
– Ну так вот, его там действительно нет. Ни унции, ни грана. Мне посчастливилось пригнать партию алебастра с Земли еще в прошлом веке. И он был доставлен не кораблем. Он был выстрелен через космос методом вибротранспортировки, в снарядах. Послать их пришлось куда больше, чем было необходимо, поскольку три четверти ракет реинтегрировались неправильно и перестали быть алебастром. Это большая, очень большая проблема вибротранспортировки. Хотя это и сверхскоростной способ доставки товара, но крайне капризный.
– Продолжайте! – потребовал Декстер, не сводя с него взгляда.
– Человеческие существа совершают перелеты по маршруту Земля – Марс на ракетных кораблях. Это медленно, зато надежно. Все остаются целы и невредимы. – Мэйсон остановился и почесал голову, в которой по-прежнему сохранялся слабый, но настойчивый звон. – И вот на этой чертовой проблеме я проторчал четыре года, высчитывая шансы для мыслящего существа, выброшенного живьем на одну из дальних планет средствами вибротранспортировки. Я вычислил, что предельный груз должен составлять несколько выше двухсот фунтов.
– Двести восемьдесят четыре, – поправил Декстер.
– И еще я вычислил, что шансы потрясающе невелики. Не более трех на тысячу.
– Семь, – сказал Декстер.
– Неужели? Эффективность, должно быть, повысилась.
– Повысилась. Ничто не стоит на месте.
– В любом случае, – продолжал Мэйсон, – шанс на удачу столь убийственно невысок, что эта техника перелетов зарезервирована исключительно для сумасшедших и самоубийц. Другими словами, для нескольких винтиков, которые стали лишними, по их мнению.
– И вы – один из них? – заключил Декстер. Он оглаживал бороду, бросая задумчивый взгляд то на Корлетта, то снова на Мэйсона.
Мэйсон согласно кивнул.
– Представляете, какая поднимется возня среди освоителей космоса, если этот способ путешествий станет доступен всем? Но подобного энтузиазма не наступит, если ворота космопорта для дальних перелетов станут воротами Терминала Жизни. Немногие отчаянные пройдут через них: их число невелико, и они для общества не много значат.
– Так значит, вы просто сложили два и два?
– И получил четыре. Я тщательно изучил права личности, ловко сформулированные законом, затем несколько туманных сведений об оборудовании Жизненного Терминала и, наконец, заявление специалистов о нецелесообразности дальнейших пробных запусков ракет на дальние расстояния. Но всем известно, что ученые спят и видят, как сделать такие ракеты. Почему же не поэкспериментировать? Вот вам и ответ: потому что средства дальних перелетов давно уже изобретены и работают!
Декстер хмыкнул:
– Есть один изъян в вашем объяснении. Если вы могли додуматься до этого, используя всем известные сведения, почему же миллионы других не пошли по вашим следам?
– Потому что любой вывод – ничто, пока не получены прямые доказательства, – Мэйсон пригорюнился. – Вот где власти предержащие разыграли меня. Я совершил мой лучший поступок в жизни, с того момента, как оставил Марс и ступил на Землю, я поставил свою жизнь на те семь шансов из тысячи и прошел. Я счастливчик и действительно в сорочке родился. Я получил доказательство, которого искал.