Страница 18 из 27
Когда Кико кончил, первым опомнился боцман.
— Бог весть почему я вспомнил сейчас свою мать, — произнес он, избегая глядеть в лицо капитана.
— А я — своих деток, которые остались в Батуме, — произнес другой матрос.
— Моя покойная жена как будто прошла перед нами, — вырвалось у третьего.
— Но кто же этот ангел, умеющий так петь? — зазвучали другие голоса.
Быстро распахнулась дверь, двое матросов выглянули из-за нее и увидели Кико.
— Внук нашего пассажира Гассана!
— Ну, мальчуган, сам того не ведая, ты спас нас от очень дурного поступка, — проворчал присоединившийся к ним боцман.
Вся команда стала медленно расходиться, стараясь не смотреть на капитана.
— А все же мы плывем в Стамбул! — крикнул с палубы чей-то упрямый голос. — Вы не хотите, капитан, вести наше судно, так мы сами его поведем!
— Это обойдется в несколько человеческих жизней… Берегитесь, еще раз предупреждаю вас об этом, — ответил капитан.
Он подошел к мальчику, взял его за руку и повел в свою каюту.
— Ты Самит, внук Гассана? — произнес он и глубоко заглянул ему в глаза. — Но почему ты пел по-грузински?
Кико быстро опустил свои глаза. Молчание было его ответом. Он не хотел лгать, когда не мог сказать правды.
— Ты внук Гассана? — еще раз спросил капитан.
И опять промолчал Кико.
— Откуда же ты знаешь нашу дивную грузинскую песнь? Я тоже грузин, мальчуган, и смогу отличить грузина — своего одноплеменника.
Затем, пристально посмотрев в лицо Кико, капитан заявил:
— Нет… нет… этого не может быть… Ты не внук Гассана… Скажи всю правду…
— Я не могу лгать: я не внук Гассана. Но я дал слово, капитан, никому не открывать, кто я, — произнес Кико гордо. — И я должен сдержать его во что бы то ни стало.
— Кто бы ты ни был, мальчик, я должен отплатить тебе за услугу… Ведь если бы не твое вовремя подоспевшее пение, мои взбунтовавшиеся люди выкинули бы меня за борт, и я отплачу тебе, если понадобится, жизнью за жизнь, — сказал капитан и пожал руку Кико, как взрослому человеку.
— Моя команда, все эти матросы — бедные торгаши, — говорил он минутой позднее. — Они скупают товары в Батуме и Сухуме и отвозят их в Турцию, где и продают на рынке в Стамбуле. Вот и в этот раз мое судно должно было плыть туда, в Стамбул. Но сегодня нельзя плыть туда. Буря свирепеет с каждым часом, и судну грозит опасность. Но эти люди, жадные до наживы, не хотят понять этого… Ты видишь, они, несмотря на мое запрещение, все-таки плывут впе…
Капитан не докончил начатой фразы и отпрянул назад, успев схватить за руку Кико.
Страшный, как гром, оглушительный треск раздался где-то на противоположном конце судна, и в тот же миг поднялись вопли, испуганные крики и возгласы отчаяния.
— Я это предвидел! — вскричал капитан и, не выпуская руки Кико из своей, бросился с ним на палубу.
Волны уже залили большую часть палубы, когда капитан появился на ней об руку с Кико. По дороге им попался Гассан.
— Мы тонем! Мы тонем! Вели снаряжать лодку! Лодку, капитан! — кричал он, мешая грузинские и татарские слова.
— Снаряжай лодку! — прозвучал по всему судну энергичный голос капитана.
— Лодки нет… Волны сорвали шлюпку и унесли в море… — послышался ответный голос из темноты.
Ветер покрыл эти слова страшным ревом. Гассан метался по палубе и призывал помощь Аллаха.
— Мы гибнем! Мы гибнем! Аллах, спаси нас! — кричал он, глядя округлившимися от ужаса глазами на прыгавшие вокруг него волны.
Капитан посмотрел на Кико, перевел взгляд на Гассана и, положив руку на плечо старика, произнес по-татарски:
— Ты прав, старик, мы гибнем… Нет надежды на спасение… Ты, этот мальчик, мои люди и я сам предстанем раньше, чем через час, перед лицом нашего Бога… Так не уноси же с собою нераскаявшейся совести, старик, и раскрой в страшные предсмертные минуты, кто этот мальчик, которого ты называешь своим внуком. Ведь я знаю, я догадываюсь, что он не из твоей семьи…
Гассан дико вскрикнул и упал на колени на мокрую палубу, среди бушевавших волн.
— Аллах! Аллах! Неужели я должен умереть сию минуту? — лепетал он, как беспомощный ребенок. — О, я несчастный!..
— Облегчи свою душу покаянием… Тебе будет легче, старик, — сурово произнес капитан. — Кто этот мальчик? Говори, пока не поздно.
— О, господин, я… я… готов все… сказать… быть может, Аллах смилуется надо мною… Господин капитан… да, он не мой внук… Но я не виноват в его несчастии… Мне его продал один человек для паши Османа в Турции, продал его, как лучшего певца Грузии… Я был только посредником… Я не крал этого ребенка у его отца…
— Ты не виноват? Так скажи, кто он? Кто этот мальчик? — еще суровее произнес капитан.
— Кто он?… Так и быть, скажу… Этот мальчик — князь Кико Тавадзе, сын князя Павле Тавадзе, алазанского богача… — раздался ответ старого татарина.
Радостный крик Кико огласил всю палубу.
Несмотря на опасность, несмотря на то, что всем людям на судне грозила неминуемая и скорая смерть, Кико мысленно решил, что теперь, когда правда помимо него была узнана, добрый капитан вернет его к отцу… Он поднял на капитана глаза с робкой надеждой.
Капитан в это время уже кричал:
— Спасайтесь все!.. Надевайте круги и бросайтесь в воду… "Белая звезда" через несколько минут пойдет ко дну!..
В ту же минуту Кико почувствовал плотный спасательный круг, обхвативший его стан…
Минутой позднее он увидел страшную суматоху на палубе… Увидел при свете поминутно потухавших фонарей метавшуюся команду, услышал всплески воды за бортом, крики о помощи, звук грузно падавших в воду тел и голос обезумевшего от страха Гассана, твердившего молитвы.
Капитан молча стоял у борта, держась одною рукой за снасти, другою прижимая к себе Кико.
— Как капитан я не могу оставлять судна, пока последний матрос не покинет его… — произнес он, обращаясь к Кико. — Но я все-таки постараюсь спасти тебя, мой мальчик… Я привяжу тебя к себе веревкой и там, в море, на спасательных кругах, быть может, нам удастся избегнуть гибели…
Прошла еще минута… другая… третья… и со страшным стоном, скрипя всеми своими снастями, "Белая звезда" опрокинулась на бок и стала медленно погружаться в воду.
В ту же минуту две фигуры, одна большая, другая маленькая, медленно соскользнули с борта и, привязанные друг к другу веревкой, со спасательными кругами, погрузились в пенящуюся волну…
В первую минуту Кико оглушили и падение, и рев свирепой стихии, и холодная волна, окатившая его с головой.
— Бодрись, мой мальчик… Еще есть надежда на спасение… — услышал он голос капитана.
Спасательный круг держал мальчика на воде, а волна, клокочущая и кипящая, то высоко взбрасывала его на гребень, то погружала в свою пенящуюся холодную черноту.
— Держи голову выше! — командовал капитан, работавший неустанно руками среди грозных валов.
Но Кико ослабевал с каждой минутой. Голова у мальчика мучительно кружилась. Мысли путались, а страшный шум и звон, не умолкая, наполняли уши. И — странно! — хотелось, забыв обо всем, погрузить усталую голову в студеную воду и забыться, уснуть навсегда.
Но голос капитана не умолкал:
— Держи голову выше, а не то захлебнешься! Голову выше!
И прежняя бодрость снова возвращалась к Кико. Но недолго оставалась она в душе мальчика. Снова, изнемогая от усталости, закоченев в холодной волнующейся вовруг него стихии, Кико стал поддаваться приятному оцепенению…
Еще минута… Набежал бешеный вал и накрыл его с головой.
— Держись, князек… Я вижу огни с какого-то судна.
Это было последнее, что долетело до слуха Кико: он потерял сознание.
Он уже не чувствовал больше, как, держа его одной рукой на поверхности, капитан усиленно разбивал волны другою, борясь с бешеной бурей, клокотавшей вокруг. Не видел, как показался невдалеке темный борт парохода, как спустили с него шлюпку, как эта шлюпка среди бушующих волн заметалась им навстречу.