Страница 22 из 40
— Не… откедова им знать-то?…
— Ну так ты ничего не говори про меня. Слышишь?
— Ладно!
— Уж очень мне над ними хочется потешиться. Дедушка, можно? — в одну минуту вспрыгивая на колени деда, спросила Мая.
— Только помни, стрекоза, шалить можно, но чтобы злых шуток не было.
— Не будет, деда, не будет! Только, откровенно говоря, я их терпеть не могу!
— Ай-ай-ай, Мая! Чем же виноваты дети, да чем же виноват и сам Волгин, что князь продал им свой хутор? Ведь не им бы продал, так другие бы купили, рассуди-ка сама, моя умница!
Но умница не хотела принять совета дедушки. Ей было не до рассуждений. Схватив Митьку за руку, она бегом сбежала с ним с балкона, и скоро ее звонкий голосок, распевающий веселую песенку, донесся до слуха деда:
Прошла неделя со дня приезда семейства Волгиных на хутор. Эта неделя показалась детям каким-то сплошным и радостным сном. С каждым днем они находили все новые и новые прелести в своей деревенской жизни.
Даже бледная слепая Лидочка — и та чувствовала себя гораздо лучше, нежели в городе или на даче. Целыми днями просиживала она в саду, греясь на солнышке, вдыхая аромат цветов, росших в изобилии на клумбах и куртинах, и прислушиваясь к пению птичек. Она смутно желала снова услышать серебристый голосок и звонкий смех странной девочки, называвшей себя феей. Но девочка не появлялась больше, и маленькая слепая потеряла всякую надежду увидеть ее.
Сергей, Юрик и Бобка гораздо веселее, нежели их сестра, проводили время.
Они сдружились с Митькой, купались, играли вместе и сообща занимались голубями. Митька пришелся им по вкусу. Это был расторопный и ловкий малый, хотя немного глуповатый, но глупость Митьки скорее смешила, нежели сердила их. А наигравшись вдоволь за день с барчатами, под вечер Митька бежал в лесной дом с целым запасом новостей для Май.
Мая и Митька до приезда Волгиных постоянно играли вместе, живя по соседству друг с другом, и умненькая Мая сумела подчинить себе простоватого Митьку и заставлять его все делать по-своему.
И теперь Митька исполнял все желания своей бывшей госпожи.
— А вы не видели княжеского дома? Хотите его осмотреть со мною? — предложил как-то Юрий Денисович мальчикам.
— Ах, да! Вот славно! Непременно возьми нас с собой, папа! — закричали дети, прыгая и тормоша отца во все стороны.
— Ну вот и отлично, — весело проговорил Юрий Денисович, — мне княжеский лесничий прислал любезное предложение осмотреть большой дом. Завтра и отправимся туда.
— Ну, и отправляйтесь с Богом, а мы хоть с Лидочкой отдохнем как следует без наших головорезов! — обрадовалась нянюшка, которой порядочно-таки надоели шум и беготня трех мальчуганов.
— А сейчас мы в лес пойдем! Можно нам в лес, папа? — вскричал Юрик.
— Поздно в лес идти, тем более что я не могу сопровождать вас сегодня: мне надо еще проверить хозяйские книги. А одних вас страшно пустить, — ответил отец.
— Ах нет, совсем не страшно, папочка, с нами пойдет Митька. Он всякий уголок в лесу знает! — приставал к отцу Юрик.
— Ну, если знает — идите с Богом! Только смотрите, к ужину назад, — предупредил детей Юрий Денисович. — Ты, Сергей, старший и возьми на себя ответственность за братьев. Смотрите, будьте на опушке, а в лес не углубляйтесь… чтобы я был спокоен.
— Будь покоен, папа, я тебе даю слово, что мы дальше опушки не пойдем и к ужину будем дома! — серьезным тоном, как взрослый, произнес Юрик.
— Ну, Юрка, смотри, — улыбнулся Волгин, — не давши слова, крепись, а давши — держись.
— Буду держаться, папочка, — весело вскричал Юрка и быстро скомандовал (Юрка всегда любил командовать): — Ну, стройся! Оборот налево, шагом марш!
И вся команда, состоящая из четверых мальчуганов, с босоногим Митькой во главе, зашагала к лесу.
На опушке леса было хорошо и прохладно. Мальчики с наслаждением принялись прыгать и играть под тенью громадных елей и густолиственных берез. Митька ловил Бобку, Бобка улепетывал от Митьки, поминутно радостно взвизгивая. Юрка и Сережа влезали на деревья и оттуда любовались видом старого княжеского дома, который находился в версте от опушки и казался огненным в вечернем освещении заходящего солнца.
Но Бобка был еще слишком мал, чтобы находить прелесть в красоте природы, а Митька был слишком глуп для этого, и потому они продолжали бегать и возиться на опушке. И вдруг, догоняя Митьку, Бобка увидел прелестный беленький цветочек, росший в стороне от опушки.
В одну минуту мальчик был подле цветка и сорвал его. Но тут на пути Бобке показался другой цветочек, еще лучше прежнего, и Бобка во всю прыть бросился к нему; за ним помчался Митька, сверкая своими грязными пятками.
— Борис! — крикнул Юрик, взгромоздившийся было на высокую ель. — Не смей убегать от опушки! Или ты забыл, что сказал папа?
Бобка вовсе и не думал забывать того, что говорил папа, но белые цветочки были слишком заманчивы, чтобы он мог удержаться от соблазна их сорвать и составить из них хорошенький букетик, и к тому же с ним был Митька, а с Митькой Бобка ничуть не боялся заблудиться.
Перебегая от цветка к цветку, оба мальчика незаметно углубились в чащу леса и наконец очутились среди высоких исполинов-елей, протягивающих к ним свои мохнатые ветки.
— Мы не заблудимся, Митька? — тревожно обратился Бобка к своему новому приятелю.
— Во! Што мне, впервые, што ли? Я весь этот лес вдоль и поперек знаю! — хвастливо проговорил Митька. — Вот только разве, когда «он» загудит, тогда уж больно страшно!
— Кто "он"? — спросил шепотом Бобка, и глаза у него расширились и стали круглыми от страха.
— Да «он» — леший. Во страху-то бывает, как он гудеть зачнет на весь лес!
— А папа и Лидочка говорят, что леших не бывает на свете, — произнес храбро Бобка.
— Во! — по своему обыкновению произнес Митька. — И русалок, скажешь, не бывает, и домового?
— Нет, не бывает. И папа, и Лидочка говорят, что не бывает.
— Глупы, оттого и говорят. А кто, как не «он», в лесу гудит? А иной раз наши бабы за хворостом пойдут в лес зимою, а «он»: гу-гу-гу-гу — так и зайдется.
— Так это ветер, — нерешительно произнес Бобка, невольно поддаваясь уверенному тону Митьки.
— Во, ветер! Сам-то ты ветер! Такой большой вырос, а про лешего не знаешь. И чему только эти господа детей своих учат! — и Митька, возмущенный невежеством барчонка, даже сплюнул в сторону.
— Глупости ты говоришь! Никаких леших нет! Врешь ты все! — с дрожью в голосе произнес Бобка.
— Ан есть!
— Нет! Нет! Нет!
— Есть! Есть! Есть!
— Ну, коли есть, так я с тобой и разговаривать не стану! — рассердился Бобка.
— Эва, напугал! А я тебя одного в лесу кину, коли што. Тебя и съест леший.
— Не смеешь! — вскричал Бобка, и даже слезы навернулись на его синие глазки.
— Не смею? Я-то? А вот увидишь!
И прежде чем Бобка мог произнести хотя одно слово, Митька со всех ног кинулся бежать от него, и через минуту-другую его маленькая фигурка исчезла в чаще деревьев.
— Митька! Митька! Гадкий! Злой! Противный! — кричал Бобка. — Вернись! Я папе пожалуюсь. Тебе достанется, Митька!
Но Митьки и след простыл. Тогда, испуганный своим одиночеством в лесу, Бобка стал звать братьев плаксивым голосом:
— Юрик! Сережа! Сережа! Подите сюда!
Но — увы! — никто не откликался. Должно быть, мальчик, незаметно переходя от цветка к цветку, слишком далеко отошел от опушки.