Страница 15 из 21
Эли, полностью погруженная в свое созерцание, и не заметила двоих мужчин, одетых в черное с блестящими палками в руках. Она увидела их только, когда незнакомцы уже вплотную приблизились к ней. Один из них грубо схватил ее за руку и поволок куда-то.
— Оставьте меня! Кто вы такие? — сопротивляясь изо всех сил, в отчаянии закричала Эли. — Оставьте меня!
Эли сопротивлялась так сильно, что незнакомцы были вынуждены остановиться. Один из них, постарше и выше ростом, что-то сказал ей на незнакомом языке. Эли не поняла. Мужчина снова стал говорить, видимо, выбирая такие слова, которые дойдут до Эли. Теперь, хотя и с трудом, но Эли уловила смысл его слов.
— И ты захотела попасть в наш мир? — сверкая злыми глазами, говорил Эли мужчина в черном. — Тебе сюда нельзя, поняла? Кто тебе разрешил? Много вас таких на той стороне. Наш правитель запретил твоим сородичам являться сюда. Поняла? Бу-у-дешь, будешь теперь рабыней, будешь служить людям нашего мира. Ну давай, давай, иди!
Эли поняла, что сопротивляться бесполезно. Она подчинилась силе и, опустив глаза долу, покорно пошла по узкой каменистой тропе, спускавшейся к живописной равнине.
Эли и ее сопровождающие вошли в город только к вечеру. На широких улицах было многолюдно. То и дело встречались веселые громкоголосые женщины, бесстыдно выставлявшие на показ свои полуобнаженные тела. Женщины, громко хохоча, хватали за руки проходящих мужчин. Одни шутливо отталкивали их, другие же обнимали вульгарных красоток и уводили куда-то. На улицах было полно торговок в длинных ярких одеждах с большими корзинами в руках. Каждая из них настойчиво навязывала прохожим свой товар: крупные желтобокие плоды и мясистую зелень. Прохожие не очень-то были вежливы с ними. Один мужчина в ярком плаще и темной широкополой шляпе, разъяренный настырством молодой торговки, грубо толкнул ее, вытряхнул плоды из корзины и гневно растоптал их ногами. Испуганная женщина прижалась к мостовой, будто стремясь стать невидимой, она не прекословила незнакомцу.
На другой стороне широкой улицы у дома, до самой крыши увитого красивыми цветами, несколько молодых людей в таких же широких плащах, как и у незнакомца, расправившегося с торговкой, затеяли жестокую драку. В их руках блестели остроконечные палки, которыми они пытались проткнуть друг друга. У двух из дерущихся светлые одежды под плащом были уже залиты кровью, но они еще продолжали ожесточенно сопротивляться наступавшим со всех сторон, злобно и гневно осыпая их руганью. При этом многочисленные прохожие мало обращали внимания на случившуюся кровавую драку. Шли мужчины и женщины, с иными были и дети, некоторые из них с любопытством поглядывали на битву, но никто не вмешивался и не спешил на помощь молодым людям, жизнь которых, судя по их отчаянным крикам, висела уже на волоске.
Эли обескуражено озиралась вокруг. Что и говорить, совсем по-другому представляла она себе этот мир за перевалом. Она и не думала, что вместе с серостью и бесцельностью жизни существуют в этом мире вещи и похуже. Ей до крайности было жаль погибающих молодых людей, и она, не задумываясь, бросилась бы им на помощь, но она больше не вольна была распоряжаться собой. Она все оглядывалась на кровавую картину до тех пор, пока один из ее пленителей не замахнулся на нее, собираясь ударить. Под его свирепым взглядом она вся сжалась в комок, слезы полились из ее глаз, ведь она осознавала, что отныне ей придется познать в полной мере всю горечь унижения жизни в неволе.
III. Навстречу новым испытаниям и бедам
Глава 7
Грозное войско из страны знойных равнин стояло у ворот То, готовясь напасть. Воины, могучие и крепко вооруженные, заняли своей несметной численностью все подходы к То, заполонили дорогу и низменную равнину со стороны, противоположной перевалу. По ночам в темноте жители несчастного города, в великом страхе не смыкавшие глаз, напряженно ловили каждый звук, долетавший из вражеского лагеря, они видели, как метали костры воинов к самому к небу всполохи яркого пламени. Никто не спал ни на той, ни на другой стороне.
Как и все жители, в это суровое время тревогу и волнение чувствовала и Эли. Она стала пленницей злобного и ворчливого старого земледельца. В самый первый день, как только хозяин передал какие-то блестящие длинные пластинки людям в черном, пленившим ее у перевала, он учинил Эли допрос. Хозяин сердился и топал ногами, так как Эли плохо понимала его и не могла отвечать на вопросы, обращенные к ней. Невзирая на слова хозяина, она все твердила свое: о том, что пришла из-за перевала, что хотела здесь найти другой мир, что дома ей холодно и убого. Она показывала рукой куда-то, где по ее мнению должен был быть перевал, но хозяин ее не понимал. Эли видела, что он крайне рассержен. Она умолкла и испуганно уставилась на него.
Зычным голосом хозяин кого-то громко позвал, пришла толстая девица в старой груботканой одежде. Она, не поднимая глаз, низко поклонилась хозяину, и, похоже, вся обратилась в слух. Он повелительно что-то ей сказал. Девица быстро подошла к Эли, схватила ее за руку и потащила куда-то.
Когда они остались одни, девица, как могла, объяснила Эли, что хозяин суров, нельзя даже поднимать глаз на него, нужно молчать и выполнять все его приказания. Эли оказалась в темной, очень тесной каморке, руками она нащупала на полу тонкую подстилку из сухих растений, немного пахнущую теми ароматами, что ловила Эли, увидев восхитительную равнину за перевалом. Она устало опустилась на пол, хотела вытянуть затекшие ноги, но каморка была так мала, что ноги упирались в стену. Здесь Эли после тяжелой работы проводила ночи. Скрючившись, она впадала в беспокойный сон.
Эли не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она оказалась по эту сторону от перевала, дней считать она не умела. Но, должно быть, немало, ведь ее бессчетное число раз выгоняли на хозяйское поле, где она до поздней ночи пропалывала сорную траву, высвобождая от их плена красивые округлые плоды, вкус которых ей был неведом. Хотя она была совершенно одна, убежать ей было не под силу, потому что всегда нога ее была намертво опутана грубой веревкой, другим концом веревки подмастерье хозяина крепко обвязывал толстый ствол огромного дерева, росшего у края поля. Приблизиться к дереву ей ни разу не удалось — там подмастерье всегда оставлял свирепое животное с короткой, похожей на щетину, шерстью, оно угрожающе выло, как только Эли делала попытку приблизиться к дереву. Если девушка приступала к работе, животное успокаивалось, но стоило ей обратить свой взгляд к дереву, как раздавалось угрожающее завывание. Эли до дрожи в ногах боялась этого чудища. Ей жутко было оставаться с ним наедине, казалось, что в любой миг оно накинется и разорвет ее. Но делать было нечего. Постепенно она привыкла к животному, его страшному вою и стоящей дыбом щетине: она знала, что чем меньше она будет смотреть в сторону дерева, тем спокойнее будет чудовище.
Ничто не нарушало установленный здесь порядок, но в последние дни ее хозяин стал проявлять беспокойство. Он больше не бывал в своей лавке, а с самого раннего утра куда-то шел прочь со двора. Эли не у кого было спросить, что же случилось. Дни напролет ее держали взаперти в тесной каморке. Не выводили и в поле, лишь единожды в день к ней заглядывала все та же девица, безропотная работница хозяина. Она приносила Эли немного еды и питья. Как обычно, девица была неразговорчива, а, быть может, ее предостерегли болтать с невольницей.
Сегодня она по обыкновению вновь принесла кувшин и кусок лепешки с частью тех плодов, что обрабатывала Эли на поле хозяина. Эли едва слышно спросила девицу, когда же поведут ее в поле. Девица испуганно вскинула глаза, в ее взгляде читался испуг, словно голос обрело животное. Неожиданно для Эли девица быстро-быстро начала ей рассказывать о том, что происходило в городе, что чужестранные злые воины у ворот То, они придут и убьют каждого, что хозяин каждый день теперь ходит по площадям, слушает, о чем судачит народ, и возвращается домой злее некуда.