Из уральской старины

—   А ежели мне эти вот самые палевые голуби понадоби­лись, тогда как? Дай да выложь, и ничего знать не хочу, а по­па Андрона я пройму не мытьем, так катаньем. Вот тебе и сказ весь, а там судите меня, хоть на виселицу… Ничего не пожалею, чтобы себе удовольствие сделать. Охотку тешить — не бе­да платить.

—   Неукротимый у вас характер, Евграф Павлыч.

Заседатель Блохин был великий дипломат и на своем веку немало уладил самых казусных дел через простое «миротворение», как хотел устроить и здесь, потому что сцепились два милостивца, из которых он не желал терять ни первого, ни второго. И дернуло же этих проклятых голубей!.. Блохин чув­ствовал, что сам начинает стервениться и, того гляди, украдет поповских голубей, чтобы свернуть им головы.

—   Нашли игрушку, черти этакие! — ворчал миротворитель.— Слышь: палевые голуби… тьфу! тьфу!..

Прежде чем ехать в Кургатский завод, Блохин, конечно, завернул в Ключики к попу Андрону, с целью предварительно усовестить поднявшегося на дыбы старика, но эта миссия за­кончилась полной неудачей.

—    Главное то, что сану твоему это самое дело не соответ­ствует,— усовещивал Блохин упрямившегося попа.— Нужно по заповеди прощать седмижды семь раз… Так?

—   Так, так,— соглашался поп Андрон.

—   И мало ли есть любопытных занятий, кроме этих голу­бей: наливки делать, цветы разводить… да мало ли.

—   Да ведь палевые голуби-то, ежовая твоя голова!.. Знать ничего не хочу; не попущусь Катаеву ни в жисть. Мне плевать, что он заводчик и миллионер… Я сам буду архиереем, только вот Маринку пристроить. А голубей я не отдам, хоть озолоти меня…

—   Не дури, попище, а то хуже будет!

—   А ты мне что за указчик? Плевать мне и на тебя…

—   Поп, не кочевряжься!

—   Знать ничего не хочу; Катаев хотел через взлом вы­красть моих голубей, и я не попущусь ему…

Одним словом, дипломат-заседатель благодаря проклятым палевым голубям попал в самое неловкое положение, между двух огней: милостивцы лезли на стену и ничего слушать не хотели. Блохин прожил в Кургатском заводе целый день и ни­чего не мог добиться от Евграфа Павлыча; дело выходило со­всем дрянь, если бы не утешила немного Матильда Карловна, пообещавшая, со своей стороны, сделать все, чтобы помирить Евграфа Павлыча с попом.

—   Будьте благодетельницей, матушка Матильда Карлов­на,— умолял Блохин, целуя с умилением немкину руку.— Ведь это что же такое будет? Евграфу Павлычу достанется, да и по­пу дадут по шапке… Я теперь даже совсем презираю самое это слово: голубь!

Прикинувшись сторонницей мира, Матильда Карловна выведала от Блохина решительно все, что ей нужно было знать, и осталась очень довольна положением дел.

«Дело начато, теперь нужно придумать что-нибудь даль­ше,— думала Матильда Карловна, провожая заседателя во­свояси.— Начато хорошо, надо и кончить хорошо».

VIII

Хотя Евграф Павлыч и принялся за дело горячо, но он мог каждую минуту остынуть: на него ни в чем нельзя было пола­гаться. А пока дело о краже голубей таскалось бы по разным судам и палатам, барин успел бы и совсем забыть о нем. На другой же день после отъезда Блохина, за обедом, Матильда Карловна спросила Евграфа Павлыча:

—   А как вы насчет голубей?

—   Да, пожалуй, они, Мотя, уж мне и надоели, черт с нимн совсем!

—   Напрасно…

—   Ничего не поделаешь с попом, войной не пойдешь.

—   Можно и без войны.

—   Это как?

—   Да очень просто: набрать ястребов-голубятников и на­пустить на поповских палевых голубей.

—   Та-та-та… в самом деле, как это мне самому не пришло в голову! Мотя, да ты у меня молодец… Мы настоящую соколи­ную охоту устроим на попа. Ха-ха!.. Мотенька, голубушка, что же ты мне раньше-то ничего не сказала? Пусть Блохин посмот­рит, какую мы обедню отслужим попу… Ну, и штука только. Сейчас же позвать ко мне Федьку и Гуньку…

Дело опять закипело; Гунька и Федька отправились сейчас же в одну башкирскую деревушку за ястребами. До деревни было верст сто с лишком, и через полтора суток верные слуги вернулись с пятью совсем выношенными ястребами, да кстати захватили с собой и башкира, хозяина ястребов. Предваритель­но было сделано несколько опытов над простыми голубямисизяками; брошенные в воздух ястребы производили настоя­щие чудеса, так что Евграф Павлыч остался совершенно дово­лен ястребиной охотой и вперед потирал руки от удовольствия.

—   Лихо взвеселим попа,— заявлял Федька, который тоже был рад насолить драчуну.— Будет настоящая потеха.

Чтобы повести дело наверняка, через особенных посланцев было узнано во всех подробностях, как и когда поп Андрон го­няет своих палевых голубей. Оказалось, что старик сильно сто­рожился и в ожидании нечаянного нападения ставил на опасных пунктах особых караульных.

— А мы все-таки его утешим,— смеялся Евграф Павлыч над попом Андроном.— Пусть караулит, а мы ему ястребочков поднесем: как пить дадим палевым голубкам.

Выбрали летнее туманное утро, и еще затемно по направле­нию к Ключикам выехала из Кургатского завода настоящая охота: восемь вершников с Евграфом Павлычем во главе. Ре­шено было накрыть попа с голубями как раз в тот момент, когда он делал раннюю гонку. Сам Евграф Павлыч ехал верхом на любимой соловой кобыле, за ним по пятам следовали на гне­дых киргизах Гунька и Федька; башкир с ястребами составлял центр экспедиции, которая замыкалась четырьмя охотниками, прихваченными на всякий случай.

Начинало светать, то есть восточная сторона неба сделалась серой, потом побелела, и только мало-помалу через эту пред­рассветную, белесоватую мглу начали сквозить розовые тона занимавшейся зари. Дорога шла большею частью по берегу цветущего Кургата, задернутого теперь сплошной туманной пеленой. Лошади фыркали и звонко били копытами укатанную вемлю; в ближайших речных кустах заливалась какая-то неви­димая птичка, радовавшаяся всем своим маленьким сердцем наступавшему дню. Евграф Павлыч давно не ездил верхом и теперь сидел на мягком туркменском седле, как мешок; ему сильно дремалось и дорога казалась бесконечной.

«Уж уважим попа»,— думал он, зевая.

Гунька тоже, грешным делом, клевал носом в седле, хотя каждый раз бодрился и вытягивался, как встрепанный, чтобы барин не заметил оплошки; он думал о черноволосой, смуглой Анне, которую давно присмотрел себе в жены и о которой не смел заикнуться барину, чтобы не испортить дела. Немка обе­щала женить, если Гунька будет служить верой и правдой. За­чем ехал барин в Ключики и кто натравил его на попа Андро­на, Гунька отлично знал, но молчал, как пень. Ехавший рядом с ним Федька тихо посвистывал и ежил плечи от холода; ему хотелось спать, но перспектива насолить попу Андрону застав­ляла его улыбаться. Иногда перед ним вставала Марина, о ко­торой он скучал. Увидит он ее сегодня или нет? Не таковская девка, чтобы испугалась отца, но черт ее знает: девичья память короткая, до порога.

Не доезжая с полверсты до Ключиков, Евграф Павлыч послал одного из охотников узнать, что делается в поповском доме. Посланный вернулся через полчаса и доложил, что у попа гости играют в карты.

— Отлично,— проговорил Евграф Павлыч и отправился в деревню в сопровождении ястребятника-башкира и Федьки.

Гунька с охотниками был отряжен в обход поповского дома и по первому сигналу должен был спешить на выручку.

—  Лучше всего, если вы незаметно заберетесь в поповский сад,— командовал барин,— но боже вас сохрани попасться попу на глаза: всю шкуру спущу нагайками…

На всякий случай Гуньке был дан тоже ястреб.

У первой избы лошади были остановлены, и Евграф Павлыч сам-третей отправился к поповскому дому. Они засели в бли­жайшем огороде и терпеливо принялись выжидать, когда поп Андрон выйдет на голубятню. Ждать пришлось довольно дол­го. Большое село начало просыпаться из конца в конец, блеяли овцы, мычали коровы, затрубил пастух в рожок. Солнце выка­тилось золотым туманным шаром из-за Кургата, на реке волна­ми заходил белый волокнистый туман.