Страница 3 из 10
— Хм… Соня. Ну иди.
Я унеслась, пока не приключилась чего. Бегу к себе и думаю: ну очень он странный. Чего сам к собаке полез? Весь такой невозмутимый, а ручки-то дрожали. И лоб в испарине. А что не помнит, как зовут, это хорошо. Постараюсь, чтобы и на этот раз забыл. Нечего мне лишний раз хозяевам на глаза попадаться. Не к добру это.
И как чуяла.
Уже на следующий день я услышала свежую версию произошедших событий. Чрезвычайно далекую от оригинала. Произошло это случайно. Сидела, осколки собирала за плитой. Ну рок у меня такой — посуду бить. Плита у нас высокая, как во всяком порядочном замке, и меня, хоть и я не миниатюрна, из-за нее не видать. А когда я услышала, что мое доброе имя склоняется, так и вовсе притворилась ветошью.
— Нет, ты послушай! — разорялась пухлая и белая, как подушка Мэп. Кухарка, которой, казалось, до меня и дела нет. В качестве слушателя на сей раз выступала рыжая Тина. Поломойка. Вот эту-то особу я считала почти подругой.
Сердце сжалось от дурного предчувствия.
— Бедный Гаур! Конечно, зачем он ей теперь! Ей же принцев подавай. Нормальных мужиков ей уже не хватает.
— А изображала из себя Бог весть что!
— Да-да. Шорох-то, до сих пор в себя не приходит! А все отчего? Ведь он их вдвоем застукал!
— Да ну?
— Ну да! Пришел на псарню, а там она, с принцем милуется. Ни стыда ни совести!
Я сижу. Губы кусаю. Появляться уже поздно. Слушать противно.
— Ну ладно Его высочество, ему сам Бог велел с девками забавляться. Он же мужчина! Принц! Но она! Побереглась бы!
— Да ладно, — фыркнула Тина, — что ей беречь-то. Ладно бы девицей была. А то — товар порченный. Хорошо — под принца легла, не под свинаря.
Они весело заржали. А у меня силы сдерживаться как-то сразу вышли.
— Ах ты, сучка! — ору, и руки в боки, — да я — товар порченый?! А ты-то кто?!
Тина глаза вылупила, но и ей отступать некуда.
— А что, — визжит, — девочка, что ли?
— Да ты на себя посмотри! Дура рыжая!
В общем, повздорили мы немножко. Я ей глаз подбила, а она мне щеку расцарапала. Мэп-то в сторонку отбежала и лишь подзуживала скотину эту, подружку бывшую.
А потом состоялся тяжелый разговор с Зауром. Он был моим… да нет, не любовником. Воздыхателем, что ли? Нет. Да не знаю! Опекал меня как-то по-идиотски. Орешки покупал, на танцульки водил. Станет так в углу и смотрит, как я зажигаю. Как подвыпьет, так давай сразу ручками пониже талии облапывать. Но в рамках пока держался. Все знали, что я хожу с Зауром. Ну уж Тина-то была осведомлена, что я с ним не сплю. Ну не девочка я, всякое бывает. Что ж теперь, с каждым что ли? Заур вообще должность имел солидную, такую, что нужна всегда. Опять же комната у него своя была. В доме у Ворот. И замуж мог меня взять. Если бы я, эх, меньше кобенилась, и принцы всякие под ногами не болтались.
Гаур — он среднего роста, плотный такой, объемный, как большая кастрюля. Морда блестит. На одном из толстых пальцев — серебряное кольцо-шайба. Серьезный очень. Больше и сказать-то нечего.
Он меня вечерком с кухни вызвал. Сам в сторону смотрит и торжественно так заявляет.
— Скажи мне, Софья, это правда?
Я немедленно стервенею. Гаур вообще на меня часто так действует.
— Что именно?!
— Ты встречаешься с принцем Эриком?
— Периодически!
— Значит, это правда. В таком случае я не уверен, что нам следует продолжать наши отношения. По всей видимости, они себя исчерпали. Поскольку я тебя не устраиваю…Как я могу мешать столь высокородному…
Гаур — он стражник. И папа его был стражник. И дедушка, кажется, тоже. Таким людям красиво говорить не полагается. Но его дядя-юморист, по женской линии, конечно, выучил племянничка читать зачем-то. И книжку ему подарил, прежде чем сгинуть в неизвестных краях. "Искусство речи" называется. Теперь Гаур только такими заумными речами и выражается.
— Значит, у тебя нет во мне надобности…
И тут он горько всхлипывает и морду совсем уж в сторону отворачивает.
— Конечно, составить ему конкуренцию я не могу.
Я смотрю и думаю: дура, такого мужика теряю подходящего. А на сердце отчего-то так легко-легко делается. Прямо птички поют.
Гаур горько и чрезвычайно тяжело вздыхает. Осторожно берет меня за мокрую, да еще и не очень чистую руку, жмет пальцы.
— Прощай!
— Ну пока, — вяло отвечаю я и иду на кухню дела доделывать.
Вот одна я, одинешенька. Отчего ж так хорошо-то?
Часть 2. Украли!
По ночам я, как и все нормальные работящие люди, сплю. У меня есть парочка славненьких таких рубашечек. Чуть ниже колена. А по вороту кружавчики голубенькие. Я их сама в свое время сшила. Сплю, значит, сон вижу. Будто скачу я на коне по горам каким-то. Вроде не падаю, но и коняга меня совершенно не слушается. Я кричу — стой! Стой! И тут он вдруг как взбрыкнет! Я в ужасе глаза открываю, а вокруг темнота. Кромешная. А такого в каморке моей просто не бывает. Дело в том, что сплю я в замке. Под дверью — щель. А прямо напротив двери, в коридоре, факел висит. Так в эту щель постоянно свет пробивается. А окна у меня просто нет. Проектом не предусмотрено.
Так вот, пытаюсь пошевелиться и не могу. Надо же, думаю, какой кошмар продолжительный. И тут до меня доходит, что это вовсе и не кошмар, что это все очень даже и наяву. Что кто-то спеленал меня, как младенца и куда-то тащит. И вроде как я даже голоса начинаю различать. Голоса мужские, ругаются. Мол, и я тяжелая, и задание дурацкое, и вообще, все порядочные люди в это время спят.
Я испугалась очень, попыталась было вывернуться из их рук, но кто-то очень мило сообщил, проорав прямо в ухо:
— Будешь дергаться — уроним нахрен.
Я посчитала, что приятного в этом мало и постаралась расслабиться. Судя по звуку шагов, мы вышли во двор. Лошадь фыркнула где-то прямо над головой. Потом меня, как какой-то мешок не знаю с чем, взгромоздили поперек седла, и мы тронулись в путь. Ехали долго, я всю голову растрясла. Ругалась при этом матными словами. Но, по-моему меня все равно не было слышно. Остановились. Всадник спешился, повел лошадь за поводу. Под копытами хрустели сучья. Всадник ругался и хлопал себя по разным местам. Лес, стало быть.
— Эй! — заорал вдруг он, — забирай товар!
Это обо мне, что ли?
Рядом снова захрустело. Меня сняли с лошади, уложили на землю, которая, кстати, особым теплом не отличалась. Начало осени все же. И, цок-цок, копыта унеслись прочь. Вновь стало как-то боязно. Чьи-то руки стали снимать мне ткань с лица. Как видно, этот некто сильно желал ознакомиться с приобретением. Я крепко зажмурила глаза, чтобы в них гадость какая-нибудь не насыпалась, а когда открыла, меня поджидала крупная, но приятная неожиданность. Как оказалось, рядом присутствовало двое представителей мужского пола. Лицо склонившегося и удовлетворенно рассматривающего мою физиономию товарища было мне совершенно неизвестно, но вот тот, который держал факел!
— Славик? Это ты?
Он осторожно приблизился.
— Сонька?
— Нет, черт побери, бабушкин домовой! Немедленно сними с меня эту гадость!
Славик — парень сообразительный. Сунул в руки товарища факел и быстро меня освободил. И вот сижу, платье помятое, морда, наверняка, тоже. Про волосы, которые дыбом, даже упоминать не хочу. Вокруг елки, сосны и прочая растительность. Луна светит со звездами. И холодно, кстати, не май месяц на дворе. В смысле в лесу.
Славик — брательник мой двоюродный. Сын дяди по папе. Он на полголовы меня ниже, щупленький такой, бледненький, но шустрый, ужас! И всегда, главное, наклонностями отличался. Полукриминальными.
За руку меня ухватил и за собой тащит.
— Пошли, — говорит, — быстрее, а то замерзнешь.
Ну мы и понеслись. На ходу уже Славик товарищу объяснил, что я сестра мол его, потерянная. Тот только фыркнул в ответ.
Я почти успела отогреться на бегу, когда мы выскочили на полянку. А там прямо воинский лагерь. Шалаши, палатки, костры, мужики туда-сюда бегают. Подходим к одному из костерков, а там господин один сидит. То есть одет-то он простенько, но уж больно вид неприступный. Брови насуплены, усы черные щеткой торчат. На голове шапка, отделанная мехом. На правой руке, которую он на колено положил, аж пять колец сразу. В общем, мужчина, примечательный во всех отношениях.