Эпицентр

Профессор и Ольга дружно ухватили меня за полы и потащили вперед, но я вырвался.

– Стойте здесь. Я только гляну. Если появятся Жмуры, кричите или стреляйте.

Я перемахнул через подоконник на первом этаже и оказался в помещении, заваленном рухлядью и обломками мебели. Плач доносился откуда-то сверху. Сейчас он показался мне каким-то не таким: будто механическим. Оттуда же исходили странные, не человеческие и не жмурские, волны.

Деревянная лестница прогнила насквозь. Ступени под моими ногами трещали и скрипели на разные голоса, и с этим никакая осторожность ничего не могла поделать. Если в доме кто-то был, он точно знал, что я поднимаюсь. Но поднимусь ли? Ступени прогибались под подошвами и грозили подломиться. Автомат я держал на изготовку.

На площадке второго этажа зияли четыре пустых дверных проема, из которых тянуло гнилым сквозняком и плесенью. Плач доносился из второго слева.

Здесь, посреди этого тлена и разрухи, не могло быть никакого ребенка. Но что-то там было, и раз уж я поднялся… Я шагнул за порог. В бывшей квартире, превратившейся в развалины, стоял полумрак – на окнах сохранились драные остатки штор. Я ногой отшвырнул с дороги сломанный стул и ступил в комнату. Плач, теперь явственный и отчетливый, доносился из дальнего угла за кроватью, из груды истлевшего тряпья. Незнакомое ощущение внутри меня окрепло. В нем не улавливались злоба или голод. Но опасность – однозначно. Незнакомая, но вполне отчетливая.

Я включил фонарь, прикрепленный к автомату, и осторожно приблизился. Сперва я ничего не разобрал, тряпье и тряпье. Потом груда шевельнулась. Пятно электрического света блеснуло на чем-то осклизлом и бесформенном. Осклизлое зарылось в старые тряпки, но при моем приближении зашевелилось. Только теперь я понял, что слышал никакой не плач. Этот звук походил на что угодно: на скрип несмазанных дверных петель, на голос ночной птицы, на скулеж щенка и еще бог знает на что, чему не было названия. Это пустой дом, гулкий и родящий эхо, превратил услышанные мною звуки в подобие голоса обиженного ребенка. Теперь обман слуха исчез. Из-под тряпья подавало голос нечто такое, на что смотреть мне вовсе не хотелось.

Из тряпья лениво выпросталось что-то, похожее на огромный, как лопата, слюнявый язык. Язык, пульсируя и роняя клочья белой пены, потянулся ко мне. Я сделал шаг назад, держа это мерзкое на прицеле. Язык все покачивался в воздухе, неторопливо приближаясь. А позади него вдруг блеснул огромный, будто рыбий, без век, глаз. Я зачарованно смотрел, как из своего укрытия неторопливо лезет что-то невообразимое, вообще несусветное. Чем оно было раньше, и было ли чем-нибудь? Или это исчадие Зоны, порожденное ею, неизвестно, как и для чего? Я держал палец на спусковом крючке, но не решался стрелять. Я будто оцепенел и вдруг подумал, не гипнотизирует ли меня гадкий рыбий глаз, как удав кролика?

На улице вдруг оглушительно ударила автоматная очередь, за ней другая. Я вздрогнул, сбрасывая оцепенение, повернулся и, оставляя за спиной неведомую мерзость, опрометью бросился вниз по лестнице. На этот раз ступени не выдержали, и я обрушился вниз в облаке древесной трухи и щепок. По голове больно ударил обломок доски. Но главное, я ничего себе не сломал.

Выскочив на растрескавшийся тротуар, я мгновенно оценил ситуацию. Впереди, со стороны завода, двигалась толпа Жмуров, штук двадцать. Она перегородила улицу от края до края. Другая, не меньшая, подтягивалась сзади. Ольга и Профессор, стоя спина к спине, стреляли в обе стороны. Впрочем, павших Жмуров я не заметил.

Ни проулка, ни щели между высокими заборами. Деваться было некуда, кроме как юркнуть в развалины или перемахнуть через изгородь. (Профессору это далось бы нелегко.) Но что там, за изгородями? Перед глазами мелькнул образ увиденного в разгромленной комнате.

Позади меня раздался треск. Я резво обернулся и оказался почти нос к носу с парой Жмуров, выползших откуда-то из недр разрушенного дома. За ними маячило еще несколько тощих силуэтов.

Я выстрелил в упор. Жмура отбросило назад, его грудь разукрасилась пулевыми пробоинами, из которых лениво поползла густая темная кровь. Но он удержался на ногах, нелепо взмахнул руками и снова двинулся на меня. Я взял себя в руки. Значит, мозги у них не работают и они с отрубленной башкой гуляют?! Тогда в башку не будем. Я аккуратно всадил очередь из трех пуль в то самое место, где у Жмура должно находиться сердце. И еще по паре в печень и в шею. Существо замерло, секунду-другую пребывало в неподвижности, потом медленно осело на подкосившихся ногах. Второго я свалил тем же способом. По остальным, лезущим из глубины дома, просто полоснул длинной очередью – чтобы отпугнуть и задержать.

Оказавшись рядом с Профессором и Ольгой, я поделился с ними своим опытом. Ольга тут же завалила одного из наседающих сзади. А Профессор опять впустую высадил полмагазина. Никудышный он все-таки был стрелок.

– Мы так не отобьемся,- сквозь грохот выстрелов прокричала Ольга.- Давай гранатами, расстояние еще позволяет.

Я с ней был целиком и полностью согласен. Отстреливаться и петлять по закоулкам – не лучшая для нас тактика. На всякий случай я отобрал у Профессора «лимонку», которую он выудил из подсумка – от греха. И крикнул Ольге:

– Бьем передних, и бегом к заводу.

Мы швырнули по паре гранат и рухнули на асфальт. При этом Профессор замешкался, и Ольга без церемоний ткнула его лицом в асфальт. Один за другим грохнули взрывы, над нами просвистели осколки. Когда дым и пыль рассеялись, стало видно, что передняя группа Жмуров почти поголовно валяется на земле. Я оглянулся. Зато задняя уже дышала нам в затылок.

Мы опрометью бросились вперед. Пробегая мимо поверженных Жмуров, я заметил, что далеко не всех поразили наповал наши «эф-один». Лишь немногие остались лежать неподвижно. Большинство же беспорядочно шевелило окровавленными конечностями, некоторые пытались встать. Одному взрывом оторвало ногу, он нелепо елозил по асфальту, силясь подняться и не понимая, что танцевать он уже не сможет. При этом – ни малейших признаков страдания. Они действительно не чувствовали боли. И не поддавались внушению, поэтому являлись, наверно, самыми серьезными противниками Кошек, которых я почти не чувствовал во время нашей прогулки по поселку. Здесь хвостатые предоставили нам действовать самостоятельно.

Ольга на ходу дала несколько коротких очередей, угомонив безногого и двух других самых прытких тварей, уже почти принявших вертикальное положение. Я тоже внес свою лепту, стреляя одиночными. Если знаешь, куда бить, много пуль не требуется.

Время от времени приходилось помогать прихрамывающему Профессору, который норовил отстать. Я ждал, что он попросит его бросить,- очень в его духе. И когда он открыл рот, я, не дожидаясь слов, рявкнул на него, подхватил под локоть и поволок за собой.

Из кустов вдруг с треском выломилась еще одна стая Жмуров и бодро зашаркала нам наперерез. Стрелять в них было все же неприятно, хоть они и мало напоминали людей. Не их вина, что стали такими. Сюда бы специалистов, переловить, изучить, может быть, как-то помочь. Но оставалось только стрелять. И мы с Ольгой поливали короткими очередями, от которых, все более точных, Жмуры, будто в недоумении, застывали, а потом валились как подкошенные.

Их оказалось немало. Должно быть, наше появление привлекло их со всего поселка. Один, особо резвый, вдруг заковылял бегом и схватил Профессора. Они упали. Старик отбивался как мог. Стрелять было невозможно, непременно угодишь в Профессора. Ольга, забросив за плечо автомат, кинулась к катающейся по земле парочке, ловко отодрала Жмура от его жертвы и отшвырнула в сторону. Я утихомирил его двумя выстрелами, и мы продолжили бег.

У Профессора на предплечье сквозь одежду проступила кровь – Жмур все же укусил его. Но меня это почти не взволновало. Мое «шестое чувство» подсказывало, что жмурская зараза не передается ни через укус, никак иначе. Потому что и заразы-то никакой нет. Жмуры не инфицированы, с ними произошло нечто совсем другое. Но что, я по-прежнему не понимал.