Эпицентр

А потом я уловил. Разобрал. Догадался. Это можно назвать как угодно. В кошачьем вое присутствовала некая упорядоченность. Что-то повторялось в нем, какая-то закономерность. Кошки просто утробно завывали – каждая в отдельности. Но в этом запредельном хоре угадывалось что-то еще. И это что-то было словами. Из заунывного воя отчетливо проступало сотканное из бессмысленных звуков: «Ты должен… Ты должен…» Я не верил своим ушам. Быть может, это всего лишь морок, последствия удушья?

Но я вспомнил, что рассказывал мне комодовец на разбойничьей заставе с расстеленным поперек дороги «ежом». Он рассказывал, что услышал слово в кошачьем вое: «Убир-райтесь!» Но я-то слышал совсем другое… Что я должен? Что и кому я, черт побери, должен?! Почему именно я? И откуда они это взяли?

Вместо ответа у меня в голове ни с того ни с сего возник образ здоровенной Кошки. Она, кажется, была беременна, брюхо волочилось почти по самой земле. Кошка упала на спину и вцепилась когтями себе в раздутый живот, раздирая его. Из живота потекло что-то черное и отвратительное. Потом все исчезло.

Кошачье завывание вдруг оборвалось. Стая дружно сорвалась с места и на мягких лапах неслышно унеслась прочь через двери и выбитые окна. Комната мгновенно опустела. Лишь три мертвых тела да невыносимая боль в груди свидетельствовали о реальности всего случившегося.

Кошки в последнее время, похоже, не выпускали меня из виду. Что-то им требовалось от меня. Возможно, это как-то связано с моими необычными способностями, которыми наградила меня Зона. Или давняя контузия. Или то и другое вместе. Не знаю. Но Кошки не могли мне ничего объяснить. (При чем тут, например, беременная Кошка с мерзкой грязью в брюхе?!) Профессор прав: если они и разумны, то лишь отчасти, составным суррогатным разумом, который неустойчив и плохо сочетается с человеческим. Мы общались, почти не понимая друг друга. Сейчас они передали мне то, что были способны передать: я, кажется, должен… что? Посетить какие-то развалины и бездонный провал, скрытый среди них? Чего ради?!

Тут я заметил, что по-прежнему сжимаю в руке гранату. Кряхтя, я поднялся, подобрал автомат, вернул на пояс «стечкина» и нож, потом вышел во двор. Теперь я улавливал только послесмертный «фон». Живых здесь не оставалось.

Хуторян стоило бы похоронить. Но у меня на это не оставалось ни сил, ни времени. Конечно, Урки, оставшиеся тут, теперь не ударят нашим в спину. Но те, передние об этом не знают и, скорее всего, будут действовать по плану. Не опоздать бы.

Проходя мимо «лендкрузера», я швырнул гранату под открытый капот и пустился рысью, стараясь не обращать внимания на боль. Позади меня грохнуло, в спину толкнула упругая, горячая волна. Я оглянулся. Машина горела, выбрасывая высоко в небо клубы густого, жирного дыма. Быть может, его заметят и наши, и подстерегающие их враги. Быть может, это насторожит последних и заставит воздержаться от нападения. А нашим послужит предупреждением, которое – очень хотелось верить – надоумит хотя бы Исаева проявить наибольшую осторожность.

Впрочем, хоть Исаев и славный парень, я по-прежнему надеялся главным образом на себя. А потому, ускоряя шаг, затрусил по проселку к тому месту, где спрятал в зарослях «ямаху».

ГЛАВА 7

Мотоцикл вылетел с проселка на трассу, и я повернул направо. Потому что нашего каравана на месте не оказалось. Перекресток был пуст, только валялись окурки и пустая пластиковая бутылка. Значит, они все же поехали. Идиоты! Володька идиот! Я же предупреждал!

Несмотря на рытвины и колдобины, я выкрутил ручку газа до упора, и мой двухколесный конь натурально скакал, то и дело взмывая в воздух. У меня был повод лететь с такой скоростью.

Теперь над лесом я видел две тучи дыма. Одна – от горящего на хуторе «лендкрузера». Вторая… Вторая, куда большая и такая же маслянисто-черная, тянулась в небо в той стороне, куда я направлялся.

Черт побери! За годы жизни в Зоне я здорово научился лавировать, вовремя нападать и отступать, обходить непреодолимые препятствия и преодолевать те, что мне по зубам. Но, взявшись командовать походом, я, кажется, кое-чего не учел. Я давно превратился в одиночку, самолично принимающего решения и отвечающего только за себя. Когда-то меня учили армейские наставники, что командир должен контролировать ситуацию, а не бросаться очертя голову на врага в штыковую. Но именно это я недавно и сделал. А дисциплины в Зоне не осталось нигде никакой. Даже у таких людей, как мои спутники.

И, кажется, последствия не заставили себя ждать. Вторая туча дыма красноречиво свидетельствовала об этом. Володя Исаев неплохой боец, но его парни в сущности мальчишки, да и у него самого нет большого боевого опыта. И моего «шестого чувства».

Сейчас я напряг это чувство изо всех сил… На трассе случился бой, и, кажется, не все наши выжили. Уцелевших я чувствовал, их было меньше десятка. Но кто остался, я определить не мог. Их сигналы смешивались в возбужденную, остервенело-испуганную сумятицу. Лариса точно была жива. Ее «волну», такую знакомую, я все-таки выделил среди прочих.

Минут через двадцать я увидел… И резко сбросил газ.

Основной клуб смоляного дыма исходил от горящего бензовоза. Пылал не только он сам, но и обширная лужа растекшегося вокруг горючего.

Грузовик лежал на боку в кювете. Следов крупных попаданий на нем не было, зато хватало пулевых отверстий.

Шедший в авангарде бэтээр тоже горел. Возле него на земле я заметил несколько неподвижных тел. И только вездеход, стоявший чуть наискосок, оставался относительно невредимым, если не считать вмятины на борту, окруженной обширным пятном копоти. Туда, видимо, угодил заряд гранатомета. Но Работяги смастерили славную машину. Керамический слой брони погасил кумулятивную мощь заряда, а металл выдержал рассеянный взрыв. Я понял, что у нас осталось лишь одно транспортное средство.

Чуть поодаль, в придорожных зарослях, горел танк. Судя по всему, он таился в них, пока не показалась наша колонна. А потом выполз из своего укрытия и в упор вмазал по транспортеру.

Спрыгнув с мотоцикла и пробежав вперед, я увидел нескольких человек, склонившихся над лежащим на обочине телом. Исаев! Его камуфляж был густо перепачкан кровью. Возле бэтээра распластались несколько его бойцов. (Остальные, надо думать, так и остались внутри.) Вокруг Володи толпились Лариса, Профессор и Ольга со своими подручными.

При моем появлении все дружно обернулись. Я подошел, глянул. Исаева ударило осколком и обожгло. Лариса пыталась его бинтовать. Вряд ли в этом имелся смысл: осколок попал прямо в середину груди. Странно, что Володя до сих пор оставался жив. Я склонился над ним. Он был в сознании.

– Серый, – прохрипел он.- Извини.

– Молчи, – сказал я.

Он хотел что-то объяснить, но язык его не слушался.

– Это все?

– Все, – кивнул Профессор.

…Ольга рассказала о случившемся лаконично и почти невозмутимо.

После моего отъезда бразды правления перехватил неугомонный Леха Георгиев. Ему показалось, что представился удобный момент покомандовать. Они тут же сцепились с Исаевым. Володя требовал неукоснительно выполнять мой приказ. Георгиев же, напротив, решил «не задерживаться». Они чуть не подрались. Георгиев, кандидат каких-то наук, в прежние времена заведовал лабораторией в НИИ. Я слышал, что специалист он был неплохой, только лишних амбиций много. Теперь эти амбиции проявились во всей красе. Оттесненный от руководства, он решил взять реванш, мало задумываясь о последствиях. Он понятия не имел, как вести себя в такой ситуации в глухих дебрях Зоны.

Я недооценил его гонор и способность давить. Он надавил по полной программе. И на Профессора, и на Ольгу, и на других, кто был против. Ольга с ее людьми и Профессор возражали до последнего. Но Директор-то назначил командиром Леху, а не меня. Научники (черта ли они понимали в боевой обстановке!) дружно встали на сторону своего шефа. Тот под конец пригрозил Исаеву, что отстранит его от командования бойцами и пересадит в грузовик. Володька обложил всех матом и погнал вперед свой транспортер.