Бархатная маска

– В этом доме живет один из моих управляющих, – объяснила графиня. – Он заболел и не может приехать ко мне. Подождите меня здесь, мистер Фламбар. Я скоро вернусь.

Энджел поклонился, взял обеих лошадей под уздцы и привязал к коновязи у дома, после чего непринужденно уселся на стоявшую у стены каменную скамью. Лаис вошла в дом, и можно было немного отдохнуть от ее присутствия, которое незаметно давило, словно булыжник, упавший на грудь.

Улица оказалась довольно пустынной; лишь раз пробежал мимо озабоченный чем-то мальчишка, едва кинувший взгляд на незнакомца, да прошла девушка в шерстяном зеленом платье, несущая корзину с аппетитными яблоками. Дела в Джиллейн-Вэлли явно шли хорошо. Девушка застенчиво взглянула на Энджела, тот ответил легким поклоном. Зардевшись, крестьянка заспешила и скрылась за углом дома.

Миновало около получаса, когда вновь появилась Лаис. Фламбар помог ей сесть в седло и сам взобрался на Апреля.

Обратный путь оказался менее тихим. Когда деревня осталась позади, Энджел выговорил:

– Миледи?

Лаис обернулась, удивленная, что он обратился к ней.

– Да?

– Расскажите мне о Джиллейн-Вэлли. – Он смог произнести это и не закашляться. Очень хорошо.

Графиня оживилась.

– Вам интересно узнать?.. Что ж. Это поместье досталось во владение прадеду моего покойного супруга за какие-то заслуги перед короной. Тогда здесь стоял полуразвалившийся замок, возведенный еще норманнами. Прадед Роберта велел эту развалину снести и построить нынешний дом. Позже было добавлено левое крыло, отстроены конюшни, разбит парк. Джиллейны всегда были не слишком богатым родом, зато основательным: работы велись медленно, но постоянно. И поместье постепенно становилось таким, какое оно теперь…

Она говорила быстро и увлеченно: о лесах, где водятся олени, барсуки и лисы, о деревнях и доходе с них, о том, как выращивают пшеницу и ячмень и как устраивают праздники урожая. Об озерах и реках: там чистая вода, и плавает плотва, ручьевая форель и усачи. О том, как здесь хорошо летом, и как немного скучно зимой, и насколько волшебна осень. Графиня говорила, а Энджел слушал, и музыка ее голоса вплеталась в говор вязов и дубов, мимо которых они ехали.

Глава 4

Прошла неделя, и обитатели Джиллейн-Холла привыкли к присутствию Энджела в доме; через некоторое время начало казаться, что он жил здесь всегда. Так со всеми случалось, кто приезжал в этот дом надолго: люди врастали в быт, словно валуны в землю, и покрывались мхом будней, и становились такими же, как все. Энджел подчинился нехитрому распорядку дня, стал одним из людей Джиллейн-Вэлли, только, для разнообразия, не разговорчивым, а молчаливым.

Рано утром он выезжал; Лаис больше не навязывала Фламбару свое общество, как тогда, первым утром, случайно, и знала о регулярных прогулках фехтовальщика от Табби. К завтраку Энджел неизменно возвращался, сидел за столом вместе с другими учителями, по достоинству оценивая оказанную ему честь, и иногда уголки его губ приподнимались, стоило детям сказать нечто особенно смешное. Лаис ни разу не видела, как Фламбар улыбается. Похоже, этому его просто не научили.

После завтрака дети занимались – Джерри с гувернером, Тамина с воспитательницей, – и Фламбар был предоставлен сам себе. Он испросил у Лаис позволения пользоваться библиотекой, однако там не сидел: брал книгу и шел к себе в комнату или в сад. Иногда, прогуливаясь в середине дня, Лаис видела Фламбара сидящим на скамейке под уже отцветшими розовыми кустами. Энджел неизменно вставал и приветствовал графиню, а та кивала и проходила мимо, не стремясь завязывать разговор. Да и что толку беседовать с человеком, который не может нормально отвечать?.. Читал Энджел в основном философские труды, казавшиеся Лаис скучными, иногда брал томик стихов Чосера или Мильтона и прочитывал все с тем же отсутствующим выражением на лице.

После обеда учитель приступал к своим непосредственным обязанностям: занимался с Джерри фехтованием. На этих уроках присутствовал и месье Венар. Заглянув разок в «классную комнату», Лаис обнаружила, что мужчины нашли общий язык и дело: месье Венар восседал в вынесенном на лужайку кресле, Энджел учил Джерри приемам, а француз комментировал, избавляя тем самым Фламбара от необходимости напрягать связки. Дня через три Джеральд привык к молчаливости и черноте костюма нового учителя, освоился и перестал бояться Фламбара. Уроки фехтования превратились в увлекательный процесс, и сын неизменно болтал об этом за столом, вываливая на слушателей огромное количество всяческих фехтовальных терминов и постоянно порываясь продемонстрировать какой-нибудь прием.

Вечерами Энджел уходил к себе. Лаис на второй же вечер велела служанке позвать фехтовальщика к ужину, но Фламбар ответил смиренным и вежливым отказом. Из комнаты он не выходил, никто его не видел. Правда, горничная Элен шепнула хозяйке, что временами Энджел просит принести ему вечером кружку горячего отвара из шиповника, липы или ромашки. И все. Замкнутый, необщительный человек, Фламбар держался чуть в стороне от остальных, однако был со всеми вежлив, и слуги относились к нему неплохо.

В последнюю неделю августа Лаис решила дать прием. Обычно друзья навещали ее достаточно часто: то лорд Эшли заглянет на огонек, то приедет Кассандра или Фейт – им обеим Лаис бывала очень рада. Званые вечера случались в Джиллейн-Холле редко, и все же Лаис устраивала приемы, чтобы не показаться соседям негостеприимной, развлечь Тамину и Джерри и держать в форме слуг. Поэтому, едва были разосланы приглашения и назначена дата, в доме засуетились. Слуги носились туда-сюда, вытирая пыль, надраивая полы и расставляя по местам милые фарфоровые статуэтки, стоившие бешеных денег и потому хранившиеся обычно под замком. Повара метались по кухне в клубах ароматного пара, словно тени в царстве мертвых, и по всему дому разносились запахи сахарных сиропов и коптящегося мяса с пряностями.

В такие дни Лаис, как никогда, не хватало Роберта. Муж был веселым человеком и любил гостей, в его обществе никто не скучал, и приемы в Джиллейн-Холле отличались фантазией и размахом. Сейчас Лаис и вполовину так не веселилась, как тогда. Со смертью Роберта из нее будто ушла половина жизни, а оставшейся части не хватало сил, чтобы чувствовать огромную, искристую радость от тех дел, которые раньше неизменно совершались вдвоем с мужем.

Накануне званого вечера случилась неприятность: мистер Уилсон захворал, он безостановочно чихал и кашлял, и вызванный из Лестера врач посоветовал гувернеру лечь в постель и оставаться там неделю, не меньше. Джерри, обрадовавшись перспективе столь долгого перерыва в занятиях скучными науками, прыгал от радости, и Лаис пришлось сделать сыну выговор: нехорошо так ликовать, когда ближнему плохо. Барбара еле справлялась с непоседливой Таминой, и графине ничего не оставалось, как попросить Фламбара временно присмотреть за Джерри.

Она позвала фехтовальщика в кабинет. Энджел явился, как всегда, в черном, как всегда, с невозмутимым выражением лица, молча выслушал распоряжения и кивнул. Лаис немного раздосадовало такое поведение. Она тянулась к людям, которых не понимала, пытаясь их разгадать, а Энджел уж точно оказался загадочным человеком.

– Миледи, – вдруг произнес он вполголоса, когда распоряжения были даны, и немало удивил Лаис, – если вы пожелаете, я могу заниматься с Джеральдом, пока мистер Уилсон болен. – На последнем слове голос его сорвался, однако говорил Фламбар уже гораздо лучше, чем в первые дни.

– Лорд Эйвери писал, что вы владеете различными языками, – вспомнила Лаис. – Алан преподает Джеральду еще и математику, и два языка – французский и немецкий, и учит его этикету… Но ваше горло…

– Я справлюсь. Миледи.

– Это было бы замечательно, – откровенно обрадовалась Лаис. – Разумеется, я прибавлю вам жалованье.

Фламбар поморщился, будто лимон надкусил, и покачал головой.