Страница 16 из 73
— Ну, не видела. Долго ли приказ состряпать? Две минуты и готово.
Глупый, да?
— А зачем его стряпать? Пусть отдохнет бедная утомленная Дровник. Она так рвалась в Чехию! Пусть подольше в ней и остается.
— В Богемию, — поправляю я и задумываюсь о том, а не спросить ли о том, кто подкинул ему эту сугубо личную информацию.
— И кто его знает? — задумчиво продолжает Ланкович, — что ее в наш округ занесло?
Догрызаю яблоко и кидаю огрызком в стену. Ланкович молча следит за моими движениями, а потом как рявкнет:
— Нечего здесь мусорить!
— Не знаю, как ты, — отвечаю я нарочито противным тоном, аж у самой мурашки по коже, — но я здесь жить не собираюсь.
И быстро сматываюсь, пока этот огрызок не полетел в мою сторону. Ланкович терпеливо тащится за мной. Я успеваю уже завалиться на койку с уставом воинской службы в руках (но уж что нашла!), как он заваливает в мою конуру. Ну что такое, ни сна, ни отдыха замученной душе!
— Я не договорил, — заявляет он и аккуратно складывает остатки яблока на мое же полосатое одеяло, — это твое, возьми.
— Так вот, я хотел прояснить тебе некоторые моменты твоей биографии. Чтобы недоразумений не было. Информацией меня снабдил твой шеф. Незабвенный Виктор Анатольевич Тимофеев. Он же и отправил тебя в командировку. Потому что я этого захотел.
Я оскаливаю зубы, изображая 32-каратную улыбку. Любая обезьяна решила бы, что я хочу ее покусать.
— Ты хочешь, чтобы я поняла, какой ты умный?
Но Ланкович оставляет мой вопрос без внимания.
— А ты знаешь, — продолжает он, — на чем я его подловил?
— Ну?
— На педофилии.
— Что?!!!
— Детишек он имел. В Центральном детском доме, что на улице Щетилова. Он ведь его куратор, правда? И Идея ему, знаешь ли, не помешала.
Я тихо выпадаю в осадок. Вот это да! Я ведь и сама в этот детский дом подарки отвозила… Какая гадость!
— Не верю! — кричу.
— А ты зайди в меня, посмотри! — в запале отвечает Ланкович, но только я собираюсь скользнуть в его сознание и побаловаться там немножко, как он с треском захлопывается. Глядит с подозрением.
— Нет уж. Ты — хитрая. Верь на слово. Он тебя из отпуска отозвал, он в командировку отправил, он сообщил о том, что я здесь, когда я понял, что ты левые версии начала разрабатывать. Все он. И только из-за того, что я пригрозил показать его руководству кое-какие фотографии.
Настроение у меня портится дальше некуда. Оно и раньше-то было не ахти какое, а тут…
— И зачем ты мне все это рассказываешь?
— Не знаю, — устало вздыхает Ланкович, — вдруг ты выйдешь отсюда. Так прибьешь гада этого, я, наверное, не смогу. Таких сразу ликвидировать нужно, чтобы Общество своим присутствием не загрязняли. А мне его использовать пришлось. Противно.
Он удаляется, а мне вдруг начинает казаться, что это не он, а я прошла переактуализацию, и у меня крыша уезжает. О, времена! О, нравы!
Глава 7
Сегодня Ланкович слишком бледен. Я замечаю, что он стал плохо ориентироваться в пространстве, натыкается на предметы, иногда ему заметно трудно сфокусировать взгляд. Это плохо само по себе, но для Мастера — просто опасно. Жаль, что свою бредовую идею он не оставляет, так бы я ему, может, помогла.
— Я думал, ты умнее, — заявляет он мне на второй день после своего появления, — я наоставлял столько следов, а ты зачем-то поперлась Завадовских опрашивать. Скажи мне, зачем?
Сознаюсь честно:
— Я думала, тебя убили.
— Жалеешь, что нет?
— Нет, зайчик мой, я еще надеюсь тебя перевоспитать.
— Не стоит! — смеется он, — Я проведу твою переактуализацию. У тебя — хорошие показатели, ты восприимчива. Мне нужен помощник. Кроме того, у меня в резерве тогда будет контролируемый мною резонанс.
Он смотрит на меня, губы растягиваются в мечтательную улыбку. Он будит во мне негативные эмоции, которые не хочется скрывать.
— Резонанс — это великая штука. Его особенности до сих пор не изучены. Очень опасно. Помнишь? Представь только, площадь, заполненная людьми, или хотя бы твое управление. А, может, попадем в здание Правительства?
Фантазия моя с готовностью подсовывает горы трупов и корчащиеся тела умирающих. А посередине мы с Ланковичем. В резонансе, как в акте любви.
— Переактуализация невозможна! — заявляю с апломбом, хотя доля моей уверенности невелика. Статья Карлова когда-то показалась мне заслуживающей внимание.
— Да ну? — смеется он, — а почему же ты тогда боишься?
— Я? Я не боюсь!
— Брось! После переактуализации моя восприимчивость резко возросла. Я ощущаю даже кончиками пальцев пульсацию страха вокруг тебя.
Он трясет своими пальцами перед моим носом. Отвожу нос в сторону, и смотрю на Ланковича с чувством, близким к ужасу. Что-то в его поведении указывает на то, что пора начинать верить.
— Может, не надо? — говорю, и голос мой почти дрожит.
— Надо!
— А если я не подчинюсь? — спрашиваю очень осторожно, готовясь к очень неприятному для меня ответу.
Ланкович весело ржет, глаза его как-то подозрительно блестят. Такое ощущение, будто он долго ждал этого моего вопроса.
— Пойдем, — говорит он и берет меня за руку, — я покажу тебе кое-что. Придумано специально для тебя.
Он вытаскивает меня из кабинета, и мы быстро, так, что я чуть ли не бегу, идем по коридору. Дмитрий подталкивает меня к одной из дверей, выходящих в коридор. Она обита железом, на уровне моих глаз зарешеченное окошко. Ланкович тычет меня туда физиономией и шепчет на ухо:
— Смотри.
Заглядываю одним глазом вовнутрь. Камера как камера. Маленькая, прямоугольная. Койка, раковина, унитаз. Содрогаюсь от омерзения, меня тошнит. На койке сидит нечто. Оно огромное, жирное и явно мужского пола, поскольку вытащило из штанов свой детородный орган, напоминающий пожарный шланг, и увлеченно онанирует.
Ланкович, паразит, кладет свою лапу мне на затылок и удерживает мою голову так, чтобы я продолжала наблюдать все эту гадость.
— Отпусти, — шиплю я и пытаюсь вывернуться.
— Ты проверь его, просканируй, — ехидным тоном советует Ланкович.
Я с интересом, надо отметить, подчиняюсь, удивляясь тому, почему не догадалась сама. Зрелище, наверное, подействовало отупляюще. Провожу предварительное обследование и ужасаюсь. Я даже не могу назвать сексом то, что исходит от этого монстра. Какая-то бесконечная бешеная жажда.
Чудище понимает, что за ним наблюдают, отвлекается от своего интересного занятия и смотрит в мою сторону. Вхожу в контакт почти против воли и тут же вырываюсь, крича:
— Отпусти меня, отпусти! Дмитрий, черт возьми!
Ланкович действительно убирает руку и глядит на меня, ухмыляясь. У меня хватает сил только на то, чтобы прислониться к стене и отдышаться. Да уж! Тут не нужно быть Мастером, чтобы понять, что творится сейчас у меня в голове. На морде все написано. Печатными буквами. Я отчаянно боюсь, я в панике. За те мгновения, что я побывала в сознании монстра, я поняла, что психика его безнадежно искалечена. Его аура черная, с красными всполохами. Его сознание хаотично, но не так, как это бывает на последней стадии актуализации, а как-то иначе. Открыт один канал, по которому его мысли беспорядочно курсируют, в конце канала какая-то структура. Именно она и вызывает эту ненасытность. И хуже всего то, что его сознание засасывает в себя, как черная дыра. Я еле вырвалась.
Ланкович доволен, это видно по его лицу.
— Хочешь что-то спросить? — интересуется он.
— Ага, какого он роста?
— Ну, порядка 195–198 см. Я его не измерял. А что?
— Да так, — вздыхаю, — ничего.
— У вас как, — заинтересованно спрашивает Ланкович, — в Высшей школе СИ с физкультурой было?
Снова вздыхаю.
— Плоховато.
И опускаю глаза. Совсем плохо. Это Ланкович у нас силовик, а мы так, гуманитарии несчастные. Хорошо хоть, стрелять на работе научили. Но стрелять-то как раз не из чего. Только из пальца. Пиф-паф!