Ключ к счестью

— Как вам кажется, — спросила она, — мой ребенок очень похож на своего отца?

Служанка, приглядевшись, честно призналась:

— Трудно сказать, мадам, сначала нужно хорошенько его отмыть.

— Конечно, — печально согласилась Пен, выскребая остатки каши, после которой, как ей показалось, глаза ребенка сделались ярче, а личико потеряло свою страшную худобу.

— Дать им еще, Эллен?

— Не сразу, миледи. После мытья получат по яичку и молоко.

Пен уже вынимала из‑под постели медную лохань для купания, подвигала ближе к огню.

— А как с одеждой? — обеспокоенно спросила она.

— Это все легче легкого, мадам. Я пойду за горячей водой. В ожидании возвращения служанки Пен снова взяла детей на колени и, качая их, напевала колыбельную своего детства. К собственному удивлению, она хорошо помнила песню. Слова вырывались почти бессознательно, а думала она о том, что несчастные крошки должны научиться доверять ей и другим людям и навсегда стереть из памяти то страшное, что было с ними.

Купание у детей пользовалось куда меньшим успехом, чем еда. Они всячески выражали недовольство, негромко и бессловесно.

Их поместили в ванну вместе, однако рыженький выкарабкался из нее и побежал в угол комнаты, оставляя на полу следы.

— Пускай постоит там чуть‑чуть, — сказала Пен, — мы пока вымоем Филиппа. — У нее впервые вырвалось это имя по отношению к ребенку, и она уверенно повторила:

— Да, Филиппа…

Они вдвоем мыли его, из‑под темной мыльной пены показался какой‑то совершенно новый цвет — как бывает после чистки серебра. Глядя на худое, почти просвечивающее личико, Пен снова и снова находила в нем черты своего покойного мужа: форма носа, линия рта. И особенно глаза с такими же длинными ресницами, как у Филиппа.

— Совсем как его отец, — проговорила она больше для себя, чем для Эллен.

— Ага, теперь и я замечаю, — подтвердила та, тщательно вытирая его голову с мягкими каштановыми волосами, чуть завивающимися на затылке.

Ребенок уже давно перестал вертеться и выражать недовольство. Он размяк, его опять клонило ко сну, и сил хватило лишь на то, чтобы засунуть в рот палец.

Отмытый от грязи Чарлз оказался тоже с болезненно‑бледным лицом, но с многочисленными веснушками, волосы казались еще рыжее, глаза — совсем зелеными.

У него тоже слипались глаза после купания, и его уложили на постель рядом с Филиппом, его названым братиком.

— Теперь я иду к принцессе, — сказала Пен. — Оставайтесь с ними, Эллен. Не выходите из комнаты. Запритесь и никого не впускайте, кроме лорда Робина и моей сестры… Нет, нет, я сама переоденусь, не помогайте. Лучше принесите пока еще еды для детей и постарайтесь раздобыть одежду…

Когда Пен вышла наконец из комнаты и закрыла за собой дверь, она вынуждена была остановиться и постоять в пустом коридоре — чтобы немного прийти в себя после всего случившегося за столь короткое время и чтобы легче было переключиться от целиком заполнивших ее мыслей о детях к дворцовым интригам и передрягам, к тому, о чем предстояло сейчас беседовать с принцессой Марией.

Но и эти размышления заслонила мысль об Оуэне — неужели это конец их отношений?..

Глава 21

— С чего бы французам хотеть помочь мне? — задумчиво произнесла принцесса Мария, закладывая шелковой лентой страницы книги, которую только что читала.

— Как мне кажется, потому, — терпеливо повторила Пен, — что они надеются на ваш брак с герцогом Орлеанским.

Принцесса иронически рассмеялась:

— Да уж, спят и видят, как я стану его супругой, что должно укрепить отношения между нашими странами. Быть может, я и соглашусь когда‑нибудь, кто знает. — Она поднялась с кресла, подошла к окну. — А что касается этого шевалье, Пен, вы ему доверяете?

Пен не сочла нужным отвечать обиняками и прямо сказала:

— Да, мадам. Вполне.

— Он ведь один из агентов французского посланника, не так ли?

Пен не стала отрицать и это утверждение.

— Да, мадам. И, насколько знаю, один из лучших.

Принцесса вновь раскрыла книгу, как если бы искала на ее страницах ответы на свои вопросы.

— Могу я поинтересоваться, Пен, — спросила она, — как давно вам стало известно об этом? Или я вторгаюсь во что‑то сугубо личное?

— Да, мадам.

Пен не сказала больше ничего, только крепко сжала руки перед грудью — так, что стало больно пальцам. Принцесса подняла на нее глаза.

— Я доверяю вам, Пен, и потому доверюсь этому агенту. Иными словами, мы временно отдаем себя в руки французов. — Она слегка улыбнулась. — Впрочем, выбор у нас невелик и, несомненно, вызовет изрядное раздражение у милого Нортумберленда.

— Несомненно, мадам.

Она вдруг почувствовала неимоверную сонливость: прямо тут легла бы и заснула. Начала сказываться бессонная, полная событий ночь.

— Разумеется, я буду сопровождать вас, мадам, — поспешно добавила она, разминая пальцы рук и начиная ходить по комнате, борясь со сном. — Кроме меня, возьмите еще одну или двух дам. Все должно выглядеть так, как если бы вы собрались на очень короткую прогулку.

— Хорошо. Выберите их сами. Только не забудьте про мои книги. Я без них как без рук. Пускай их упакуют.

Пен молча кивнула. Принцесса продолжила расспросы.

— А как, шевалье предполагает, я смогу выбраться из Бейнардз‑Касла?

— Он не говорил еще об этом, мадам.

— Очень мило. — В ее тоне было больше иронии, чем опасения. — Значит, меня отправляют в логово льва, не предлагая средства к спасению? — Она направилась в угол комнаты к аналою. — Остается лишь просить защиты у Бога.

Пен не могла не оценить завидного спокойствия и мужества этой женщины. Разговор был окончен, она присела в поклоне и удалилась, чтобы отдать необходимые распоряжения к отъезду, точнее, к побегу.

После чего она какое‑то время оставалось в приемной зале перед покоями принцессы, ожидая вся в напряжении известий от Робина. Только сейчас она по‑настоящему осознала опасность, которая им всем угрожает: один неверный шаг с их стороны, и у Нортумберленда появится шанс, которым тот немедленно воспользуется — возможность обвинить принцессу в предательстве интересов короля, а с ней и всех ее соратников и фаворитов. Но даже если первая часть их плана, в которой вся ответственность возложена на Пен, пройдет успешно, вторая часть, более трудная и ей пока неизвестная, может окончиться провалом… Тут все будет зависеть от Оуэна…

Ох, Оуэн… Если все получится так, как им хотелось бы, как задумано, когда и где она увидит его вновь? И увидит ли вообще?..

Захочет ли он, и хватит ли у нее на это желания и сил, которые будут без остатка отданы ребенку и борьбе за его место в их семье и в жизни?..

Мысль о ребенке заставила ее поспешить в свою комнату — к нему.

—..Леди Пен?

Знакомый неприятный голос остановил ее на полпути. Она медленно повернулась на его звук.

— Доброе утро, милорд герцог.

— Как сегодня принцесса? — Кажется, ей намного лучше, милорд. Она даже говорила о прогулке на свежем воздухе. Тем более что появилось солнце.

— Прогулка? — Нортумберленд нахмурился, а потом вдруг улыбнулся. — Что ж, совсем неплохо.

— Врачи считают, — подхватила Пен, — что короткая поездка по реке будет ей полезна. Она хочет, чтобы ее доставили на носилках к пристани, чтобы провести около часа на воде.

— И в какое же время это будет?

— После молитвы, милорд, и когда окончательно рассеется утренний туман.

Это звучало, как и хотелось Пен, весьма неопределенно, потому что молитвы длились у принцессы подолгу, а что касается тумана, то у него вообще никаких правил не было.

Нортумберленд разглядывал ее с нескрываемым недоброжелательством, усугублявшимся еще и тем, что Пен была очень похожа на свою мать, с твердым характером которой герцогу приходилось сталкиваться в прошлые годы.

— Давно видели своего брата, мадам? — спросил он.