Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 52 из 57



Кевина приговорили к пяти годам тюрьмы, но за содействие следственным органам он будет выпущен досрочно — через два года.

Габриэль протянула маме тисненый конверт от Хиллардов.

— Прочти, если хочешь, — сказала она, потом взяла письмо Кевина и пересекла коридор, направляясь в утреннюю комнату.

Она села в шезлонг и дрожащими руками открыла толстый конверт, из которого выпали четыре листка. При свете, лившемся из окна, девушка пробежала глазами строчки, написанные скошенным почерком.

«Дорогая Гейб!

Если ты читаешь это письмо, значит, есть надежда, что ты позволишь мне объясниться. Прежде всего мне очень жаль, что я заставил тебя страдать. Это не входило в мои намерения. Я никогда не думал о том, что мой бизнес может тебе повредить».

Бизнес? Так-то он называет укрывание краденых картин и антиквариата? Она покачала головой и снова обратилась к письму. Он говорил об их дружбе, и как много она для него значит, и о тех хороших временах, которые у них были. В душе ее уже проклюнулись ростки жалости, но тон письма вдруг резко сменился:

«Я знаю, многие расценивают мои действия как преступные, и, наверное, они правы. Покупать и продавать краденое противозаконно, но мое единственное истинное преступление состоит в том, что я желал слишком многого. Мне хотелось иметь хорошие вещи. И за это я отбываю наказание более суровое, чем человек, совершивший насилие. Те, кто избивал жен и обижал детей, приговорены к меньшему сроку. Если смотреть в перспективе, то в сравнении с их деяниями мое преступление — сущий пустяк. Кому я сделал плохо? Богачам, застраховавшим свое имущество?»

Габриэль уронила письмо на колени. Кому он сделал плохо? Ничего себе! Она пробежала глазами остальные строчки, полные дальнейших умозаключений и оправданий. Кевин называл Джо разными словами, надеясь, что ей хватило ума понять его коварство: мол, Джо использовал ее, чтобы добраться до него, Кевина. Он надеялся также, что она его уже бросила. Габриэль удивилась, что он не знает о ее роли во всей этой истории. В конце письма он просил ее писать ему, как будто они остались друзьями. Эта идея ее не вдохновила, и с письмом в руке она вернулась в гостиную.

— Что было в твоем конверте? — спросила Клер. Она стояла у стола и толкла пестиком в ступке свежие лепестки лаванды и розы.

— Письмо от Кевина. Он просит у меня прощения и говорит, что не чувствует за собой большой вины. К тому же он крал только у богачей. — Габриэль бросила письмо в мусорную корзину. — Наверное, это и есть те самые хорошие новости, которые пророчила мне твоя бабочка.

Мама посмотрела на нее своим обычным спокойным взглядом, и у Габриэль возникло такое чувство, как будто она только что обидела невинного, простодушного ребенка.

В последнее время она не могла себя сдерживать. Стоило ей открыть рот, и весь гнев, что копился у нее в душе, выливался на окружающих.

На прошлой неделе ее тетя Иоланда восторгалась своим кумиром Фрэнком Синатрой, и Габриэль прорычала:

— Синатра — придурок! Так думают все, кроме женщин, которые подрисовывают себе брови.

Габриэль тут же извинилась перед тетей. Иоланда вроде бы приняла ее извинения и забыла обиду, но час спустя случайно прихватила в супермаркете соус для индейки.

Габриэль была сама не своя. В один день сразу двое мужчин разбили ей сердце, и она утратила веру в себя.

— День еще не закончен, — сказала Клер и показала пестиком на маленький тисненый конверт, лежавший на столе. — Хилларды устраивают вечеринку и приглашают всех, кто принимал участие в поисках их картины.

— Я не могу пойти. — Одна лишь мысль о встрече с Джо вселяла в нее трепет. У нее было такое чувство, как будто она проглотила мистического «монарха», из маминого сада.

— Ты не можешь прятаться здесь вечно.

— Я не прячусь.

— Ты скрываешься от собственной жизни.

Конечно, скрывается. Ее жизнь похожа на черную зияющую дыру. Медитируя, Габриэль пыталась представить себе жизнь без Джо и не могла. Она всегда была так решительна! Если ей что-то не нравилось, она просто разворачивалась и шла в другую сторону. Но впервые повсюду, куда бы она ни бросала взгляд, было хуже, чем там, где она стояла.

— У тебя есть неотложные дела.

Габриэль взяла веточку мяты и покрутила ее в пальцах,

— Может быть, тебе стоит написать Кевину. И пойти на вечеринку к Хиллардам. Ты должна встретиться с людьми, которые причинили тебе столько боли и так сильно тебя рассердили.

— Я вовсе не сержусь. — Клер молча смотрела на дочь.

— Ну хорошо, немножко сержусь.



Она отказалась от идеи написать Кевину сразу, но возможно, ее мама права. Возможно, ей следует встретиться с ним, чтобы жить дальше. Но только не с Джо. Заглянуть в его знакомые карие глаза и не увидеть в них никаких чувств, нет, к этому она не готова.

Приехав месяц назад к дедушке, она разговаривала с мамой и тетей Иоландой о Кевине, а больше — о своих чувствах к Джо. Впрочем, она не сказала, что Джо — ее ян, но мать сама это поняла.

Ее мама верила, что сердечные избранники неразрывно сплетены с судьбой. Габриэль хотелось думать, что это ошибка. Потеряв мужа, Клер коренным образом изменила свою жизнь. Габриэль не желала ничего менять. Ее вполне устроило бы возвращение к прежнему укладу — во всяком случае, насколько это было возможно.

Но, пожалуй, мать права в одном: пора вернуться домой и заняться неотложными делами. Пора собрать по кусочкам то, что разбилось, и опять зажить своей жизнью.

***

Джо вставил кассету в видеомагнитофон и включил режим просмотра. Зажужжали и защелкали механизмы, нарушив тишину комнаты для допросов. Он присел на край стола и скрестил руки на груди. Изображение мелькало и прыгало, наконец экран телевизора заполнило лицо Габриэль.

— Я сама художница, — сказала она.

После месяца разлуки услышать ее голос было все равно, что подставить лицо солнечным лучам после долгой холодной зимы. Эти звуки наполнили все его поры, согрев изнутри.

— Значит, вы понимаете мистера Хилларда, которому не терпится получить свою картину обратно? — сказал его собственный голос за кадром.

— Могу себе представить.

Ее большие зеленые глаза были полны растерянности и страха. Она выглядела очень испуганной и отчаянно пыталась скрыть свое состояние. Он заметил это только теперь, потому что узнал ее лучше.

— Вы когда-нибудь видели этого человека? — спросил он. — Его зовут Сал Катцингер.

Она нагнула голову и посмотрела на фотографии, потом отодвинула их от себя.

— Нет. Вряд ли я с ним когда-нибудь встречалась.

— Может быть, ваш деловой партнер Кевин Картер упоминал его имя? — спросил капитан Лучетти.

— Кевин? Какое отношение имеет Кевин к этому человеку на снимке?

Капитан объяснил связь между Катцингером и Кевином и рассказал об их предполагаемом участии в краже Моне.

Джо видел, как Габриэль быстро переводила взгляд с Лучетти на него, и на ее прекрасном лице отражались все мыслимые эмоции. Вот она убрала волосы за уши и прищурила глаза, бросаясь на защиту человека, который не стоил ее дружбы.

— Если бы он продавал краденый антиквариат, я бы об этом знала. Мы почти всегда работаем вместе, и он не утаит от меня такой секрет.

— Почему? — спросил капитан.

Джо узнал взгляд, которым она удостоила Лучетти. Этот взгляд был предназначен для непросветленных людей.

— Просто не мог, и все.

— Есть какие-то другие причины?

— Да, он Водолей.

— Пресвятая Дева Мария! — раздраженно простонал Джо за кадром.

Она заговорила про Линкольна, который тоже был Водолеем, и на этот раз Джо засмеялся. В тот день она просто свела его с ума. А потом продолжала делать это регулярно. Он с усмешкой выслушал ее рассказ о том, как в детстве она украла конфету, но чувствовала себя такой виноватой, что конфета не доставила ей удовольствия. Потом она закрыла лицо руками, и смех его стих. Когда она вновь подняла голову, ее зеленые глаза влажно блестели, а ресницы были мокрыми. Она смахнула слезы и посмотрела в камеру. При виде ее осуждающего, страдальческого взгляда Джо вздрогнул, как будто ему дали под дых.