Страница 50 из 89
Он считался ярым ненавистником Германии, но когда в конце XIX века против офицера французского Генштаба еврея Дрейфуса было выдвинуто обвинение в шпионаже в пользу Германии, Клемансо в своей газете «Опор» Дрейфуса защищал.
Дом банкиров Ротшильдов при этом проводил активнейшую антидрейфусарскую политику, направо и налево финансировал антисемитские издания. Жан Жорес еще сказал тогда: «Они жертвуют своей расой, чтобы спасти свой класс».
Тёмную историю Дрейфуса раздули так, что Франция была поставлена чуть ли не на грань гражданской смуты. При чем, читатель, значительно позднее «ревнитель справедливости» Клемансо состряпал абсолютно клеветнический (тут уж сомневаться не приходилось) процесс против министра внутренних дел Мальви, обвинив того в «сообщничестве с противником».
И вот теперь Клемансо выдвигали на первый план, на роль вершителей судеб народов.
Мировая бойня — для одних, мировая алхимия, превращающая сталь и свинец в золото, — для других, к лету 1917 года длилась уже три года.
На Западе и Востоке война давно стала позиционной, и пулеметные ливни вместе с осколочным градом выбивали людей не хуже, чем заросли сорняков на бывших хлебных нивах.
Когда всё начиналось, от западных русских земель до Берлина было чуть больше трехсот километров относительно лег ко проходимой территории. Но вот что писал позже генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, бывший начальник штаба армий Северного фронта, брат ленинского соратника: «На кануне войны предполагалось, что с объявлением ее русские войска поведут через Силезию наступление на Берлин. Будь это сделано, мы, вероятно, оказались бы в германской столице. Но правый фланг русской армии почему-то устремился в Восточную Пруссию, и неумное это наступление погубило армии Самсонова и Ренненкампфа. Наступление же в Галиции завело несколько наших армий в Карпаты, где мы безнадежно застряли».
От тогдашней русской границы до Познани (тогда — немецкого Позена) — 70 километров равнины. И еще двести пятьдесят равнины же — от Позена до столицы Германии, Берлина. Зато слева — Мазурские болота, в которых сгинул Самсонов, а справа — Карпатские горы, где тоже не очень-то разгуляешься.
Только в середине ноября 1914 года русская Ставка вроде бы решила провести подготовку к глубокому вторжению в Германию с направлением на Позен (Познань) и Бреслау (Вроцлав). Завязалась Лодзинская операция, закончившаяся для обеих сторон безрезультатно, хотя нашим войскам пришлось не только отказаться от движения на Германию, но да же отступить.
У немцев оказалось «таранное» преимущество на главных направлениях, но их «таран» разбился о стойкость русских солдат. Со стороны же русского командования была продемонстрирована как минимум… глупость.
Техническая оснащенность русской армии по сравнению с англо-французской была по сути никакой. Тем не менее имен но российский генералитет активно использовал радиосвязь, и русские радиосводки регулярно перехватывали немцы. Собственно, выходило, что радисты русской армии обеспечивали германский генштаб разведывательными данными более исправно, чем весь аппарат разведки полковника Николаи. Куда там всяким Мата Хари! Радио, увы, не помогло нам наладить качественное управление войсками, зато немцы всегда из первых рук отлично знали обстановку, расположение русских частей и их предполагаемые действия.
Возможно, кто-то скажет, что я преувеличиваю? Увы, нет! Об этом достоверно свидетельствует наша академическая «История Первой мировой войны 1914–1918 годов».
Генерал Фалькенгайн позже признавал, что перехваченные радиограммы позволяли следить за перемещениями противника зачастую изо дня в день с самого начала войны на Востоке до середины 1915 года, то есть в самую горячую пору. Генерал писал: «Это главным образом и придавало войне здесь совсем иной характер и делало ее для нас совершенно иной, гораздо более простой, чем на Западе»… Подтверждал это и генерал Гофман: «Такое легкомыслие очень облегчало нам ведение войны».
Собственно, и успех-то немцев против Самсонова был обеспечен прежде всего радиоперехватами.
Почему же выходило так? Не потому ли, что далеко не всем в России нужна была быстрая, решительная победа на русско-германском фронте? Ведь такая победа, которая могла бы быстро закончить всю войну, подвела бы итог и сверхприбылям… Да не только в России, а по всему миру!
Генерал М. Бонч-Бруевич был отличным штабистом, а вот политический момент улавливал слабо. И поэтому считал, что «стратегические планы оказались невыполненными»…
Но со стратегией всё было в порядке. Только не у нас, а у тех, кто планировал стратегические цели войны «без дураков», без лишних слов, без штабных карт и без официальных, да и вообще без каких-либо бумаг.
Как-то французского политического деятеля Вильсона — компаньона Клемансо по темным железнодорожным аферам конца XIX века — подрядчик спросил, какой, мол, суммой за устройство выгодного заказа эти, скажем прямо, политиканы удовлетворятся.
Вильсон подошёл к окну, подышал на стекло, написал на затуманившейся его поверхности цифру, а потом стер. Таким же образом писались и «протоколы» совещаний Золотого Интернационала. Решения таяли в воздухе, результат же их был материальным и весомым — на вес золота.
«Домыслы!»… Да, читатель, есть у врагов прояснения исторической правды такое любимое словечко. Но сказанное об обдуманной преступности выбранных стратегических направлений для русского наступления — не домысел. Еще в 1913 году во время совещания русских и французских геншабистов генерал Жоффр убеждал в опасности вторжения в Восточную Пруссию: «Это самое невыгодное для нас направление…». А потом не сколько раз повторил: «C'est un guet-apens (Это — ловушка)».
Последнюю попытку воззвать к здравому смыслу французские военные круги сделали перед самой войной. 31 июля во Франции уже фактически шла мобилизация. Военный министр Мессими вызвал русского военного агента полковника Игнатьева и прямо в кабинете у министра Алексей Алексеевич составил телеграмму в Петербург, где третьим пунктом стояло: «Наиболее желательным для французов направлением нашего удара продолжает являться Варшава — Позен».
В России такой взгляд не был новым. Профессор Академии генштаба Золотарев, разработав теорию оборонительного значения линии Буг — Нарев, писал о выгоде угрозы жизнен ному центру Германии — Силезскому промышленному району. Стратегические теории Золотарева опрокидывала практика стратегии, чьи расчеты строились на песке, но песке особо города — золотом.
И вот тут случайности исключались!
О полковнике-предателе (сейчас, правда, иногда уверяют, что не предателе, а невинной жертве «стечения обстоятельств») С. Мясоедове, разоблаченном в начале войны немецком агенте, судимом военно-полевым судом и повешен ном в Варшавской цитадели, написано немало.
В жандармскую бытность Мясоедова на пограничной станции Вержболово его нередко приглашал на императорские охоты сам кайзер. Шум вокруг Мясоедова впервые поднялся в печати за два года до войны (особенно постарался Гучков), и тогда лучший друг прусских баронов ушел в отставку, довольствуясь дивидендами со своих паев в германских фирмах. Выручил его тогда военный министр Сухомлинов.
Он же с началом войны направил своего протеже к главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта генералу Рузскому (фигуре тоже темной, загадочной).
Случайно или нет, но Н. Рузский, вместо того, чтобы вежливо отделаться от Мясоедова, направил его в «знакомые места» — в Вержболово, где бывший жандарм передавал сведения для друга-кайзера о нашей 10-й армии. «Расколол» Мясоедова начальник штаба фронта генерал М. Бонч-Бруевич, чего ему не простил ни Рузский, ни Сухомлинов, ни придворные круги, ни нынешние фальсификаторы истории…
Да, не знал Михаил Дмитриевич, что стратегия бывает всякая…
В том числе и вот такая… Российская частная промышленность саботировала военные заказы русской армии. Наш военный агент во Франции полковник Игнатьев регулярно выбивался из сил, пытаясь разместить у «Шнейдера-Крезо» очередной срочный заказ на орудийные патроны. Тормозил дело шеф русской артиллерии великий князь Сергей Михайлович. Задержки спустя какое-то время устранялись, но странным образом — обязательно по понедельникам.