Страница 12 из 30
Стало быть… все решено. Спрыгнуть можно прямо из окна собственной квартиры. На лестничной площадке окна заколочены на всех верхних этажах. Во избежание… Этого самого.
Но у него окно собственное, возле которого стоит тот самый пресловутый письменный стол. Тщательно навощённый и лелеемый своим хозяином.
Стоит только взобраться.
Клим глянул себе на ноги и почему-то решил надеть кроссовки. В носках он смотрелся как-то по-домашнему, а собирался на улицу.
Обувшись, он раскрыл раму, оборвав при этом еще зимнюю заклейку окон, и залез на подоконник. В комнату ворвался чуть теплый ветерок, стекло задребезжало. Воздух-то какой… Почему-то весна пахнет свежими огурцами.
Клим вдохнул полной грудью, насыщаясь до отказа, и в последний раз глянул на небо, избегая смотреть на город.
Пронзительная бездна лазури, оттененная свежестью и белизной облаков, терпеливо плывущих в единственно нужном направлении. Красотища неимоверная, доступная сердцу, но не доступная языку. В том-то и дело…
Ладно, хватит слов, пора быть делу.
И сделать это надо красиво. Чтобы ни ждало — мрак бессознательного или свет потустороннего.
Клим выпрямился во весь рост, широко раскинул руки, улыбнулся ласковому солнцу и сделал шаг.
Последний в своей жизни.
Да-а…
Полет вышел недолгим, и никем ни замечен, ни оценен не был.
А вот приземление, которым он окончился, вышло гулким и … неаккуратным. Мягко говоря.
В момент прикосновения к асфальту Клим почувствовал сильнейший толчок, который, как ему показалось, отбросил его обратно вверх, как резиновый мяч. И он с удивлением обнаружил собственные останки, неуклюже припечатанные к грязному асфальту. Более нелепое зрелище сложно представать.
Вышло не совсем так, как задумывалось, некультурненько малость. И дворникам забота, и бригаде из морга — лишняя пакость в сегодняшнюю смену…
А впрочем, ему-то какое дело? Тело он сбросил, и волен лететь в любом направлении, не заботясь более о делал земных.
Как легко, оказывается, летать. Совсем как в детских снах.
Однако ж что-то не так. Легкость в полете, но нет легкости на душе. Тяжесть как была, так и осталась. Хотя, наверное, ко всему надо привыкнуть.
Но вот еще… Малоприятное открытие, подпортившее радость от освобождения — оказывается, окружающий мир хоть и не изменился, но разом утратил все краски. Кроме всех оттенков серого. Даже былые белоснежные облака, какими они были еще пять минут назад совершенно точно, теперь кажутся грязноватыми и унылыми.
И не только цвет, исчезли также все запахи! Пожалуй, сейчас весну не отличить от осени. Деревья одинаково голые, а тот неповторимый весенний аромат утерян… И солнце больше не греет. Лишь блекло висит в поднебесье, как дешевый декоративный фонарь.
Да уж, неуютно как-то в новом качестве. Но, наверное, ему здесь недолго осталось — где-то ведь ждет его потусторонняя жизнь. Веселая — в аду, или благостная в раю. Ему все равно где, лишь бы поскорей.,
Ау!.. Где вы, ангелы или черти, я готов к транспортировке!?
Небеса заскрежетали, но не упали. И промолчали.
Глухо, как в танке, и небесный потолок все так же давит на макушку.
Да что ж это делается, люди добрые?.. Вернее, ничего не делается. Нет за ним посыльных, никому его душа не нужна.
А ведь не делал он при жизни нечего плохого. Хотя и хорошего тоже не делал. Это правда.
Так что ж теперь — болтаться между небом и землей до скончания времен?!..
Бестелесная субстанция, для простоты именуемая Климом, заметалась в проводах и кронах деревьев.
Нет душе успокоенья. Неужели, ошибся? Шагнул не туда, зазря шагнул, по дурному выбросился. Смелость проявил, которую правильно глупостью назвать.
Ох, и дурак… Дурачок безмозглый. А и верно, что безмозглый, вон мозги по асфальту щедро разбрызгались. Мои соседи уже сбежались. Эх, надо ходу отсюда, а то сейчас родителей с работы вызовут, они примчатся… Это зрелище не для слабонервных. Ему и так хреново, хотел все проблемы разом решить, и к летней сессии заодно не готовиться, а заварил кашу похуже прежней. И расхлебывать нечем — ни рта, ни ложки не водится. Не положено бестелесным.
Шуганув ворон с высокой липы, Клим заскользил подальше от места бывшей прописки, по привычке следуя руководящим направлениям улиц.
Что ж, если все так плохо, и выхода нет, то надо учиться извлекать удовольствия по мере сил из сложившихся неприятных обстоятельств.
Возможности новые, неизведанные, а потребности почти те же — испытывать наслаждение от бытия… Тьфу ты, от небытия, конечно. Не привык еще.
Пожалуй, теперь ему доступно несколько больше, чем ранее, и денежная проблема не стоит ребром, и не лежит аверсом-реверсом. Нет такой проблемы. Для духов все бесплатно. Вот и отличненько…
Где тут ближайший ресторан? Поприличней да подороже. Кажется, я проголодался, как это ни странно…
Тела нет, как и не бывало, а кушать хочется. Сильны старые привычки. Или у духов так мало развлечений, что голод не помеха, а стимул для действий?
Сейчас узнаем… Вот и ресторан, да с швейцаром на входе.
Ой-ей-ей… А это кто же?.. Сотоварищи, должно быть. По инобытию. Его новый круг общения — такие же духи бестелесные. Облепили ресторан как мухи, гроздьями на трубе водосточной висят.
Надо и себе поближе к окошечку пробраться, глянуть, чем там кормят сегодня. Какие изысканные блюда шкварятся на здешней кухне.
О-опля! Духи-старожилы так глянули на новоприбывшего, что того сразу отнесло на сто метров от ресторана.
Ничего себе, приёмчик. Клим обессилено повис на ветвях дерева, переводя дух, если можно так сказать.
— Привет, — послышалось совсем рядом.
Ага, здесь же прохлаждается еще один дух. И похоже, не столь агрессивно настроенный, как те, ресторанные.
— Привет, — попытался в ответ улыбнуться Клим. А это оказалось даже тяжелее, чем летать.
— Видел я, как ты с разбегу к кормушке сунулся. Совсем с ума сошел? Видать, молодой еще, неопытный.
— Да полчаса, как оттуда…
— Хо-хо, и сразу в ресторан подался? — хохотнул новый приятель. — Быстрый… Да только торопиться некуда. Все элитные кормушки заняты давно, не пробиться. Нас, духов, много здесь водится, некоторые уже и столетний юбилей справили. Знают все хода и выходы, держат территорию и новичков не пускают. И не надейся… Для нас заведения попроще — дешевые забегаловки, и то еще надо очередь отстоять. А о домашней кухне вообще забудь — нет нам ходу туда, где крепок быт, семья, и хорошо готовят. Домашний уют — самое сильное заклинанье от призраков.
— Но кушать-то хочется, — пожаловался Клим.
— Хотеть надо было раньше, — совсем развеселился дух, — при жизни. А коль ты вне ее, радуйся и той малости, что нам достается.
Тут Клим заметил на другой стороне улицы торговку пирожками, сонно обмахивающую себя женским журналом.
Он стремительно спикировал на ее лоток и вцепился зубами в выставленный на обозрение зажаристый пирожок. И… провалился в пустоту, клацнув невесомой челюстью об асфальт.
— Ну что ты, совсем неумеха, — с жалостью старшего товарища подлетел тот же самый дух и помог ему подняться на плафон уличного фонаря. — Неужели не соображаешь, что так ничего не получится?
— А как? — чуть не плача спросил Клим. Горечь от все новых неприятных открытий першила в горле.
— Как другие делают, — спокойно объяснил дух, — мы ничего не можем самостоятельно ощутить. Только через посредников. Ты думаешь, те гады, — кивок в сторону ресторана, — с тарелок слизывают. Не совсем. Вернее, совсем нет. Присасываются пиявками к клиенту и посредством его ощущений насыщаются. Увы, ненадолго.
— Кажется, понял. — Клим брезгливо поморщился. — А иначе никак нельзя? Не цепляясь к людям…
— Нельзя, — жестко усмехнулся дух. — Бестелесным почти ничего нельзя. Жить можно… вечно. Или до искупления. Но это редко кому удается. Потому и прибавляется нашего брата, так что скоро и в столовку очередь по предварительной записи будет. Самоубийцы хреновы…