Страница 22 из 122
Снег приглушал все звуки, поэтому появление внизу какой-то странной процессии оказалось для Кинкара полной неожиданностью. Вот стыд-то, подумал молодой рыцарь, а ведь считал себя опытным воином. Он тихонько свистнул, подзывая остальных разведчиков.
Кинкар удивленно смотрел на тянувшуюся по долине цепочку людей. Это не было похоже ни на караван неуклюжих торговых телег, ни на скорый в движении отряд верховых. Среди группы выделялись люди верхом на ларнгах — без сомнения, гортиане, хоть и одетые и вооруженные совсем по-другому, чем это было принято на Горте Кинкара. Однако за первым рядом всадников двигалось нечто совершенно необычное. На расстоянии десяти футов один от другого плелись два ларнга-тяжеловоза. От переднего к заднему тянулась железная цепь, от которой через равные промежутки отходили в разные стороны четыре пары других цепочек, поменьше. Каждая из них заканчивалась железным ошейником. И каждый из таких ошейников был застегнут на горле человека. Люди брели спотыкаясь, оскальзываясь, до слуха Кинкара долетали тяжелые стоны.
Вот появилась еще одна такая же пара ларнгов, влекущая новую партию арестантов. Один из невольников упал, и его поволокло по земле. Тут же к нему подскакал верховой и, сильно размахнувшись, хлестнул его кнутом. Но упавший, несмотря на сыпавшиеся на него удары, лежал не шевелясь. Послышалась команда, ларнги остановились, и конвоиры стали совещаться.
— Кто это? — с негодованием спросил Оспика лорд Франс.
Житель подземелья бросил на пришельцев короткий взгляд.
— Это бродяги или рабы, бежавшие с равнин. Их возвращают туда, где они должны находиться. Одному, видно, посчастливилось умереть, не пройдя этот путь до конца.
Всадник с плетью спешился и расстегнул ошейник пленника. Он отпихнул труп в сторону, затем поддал его ногой, и обмякшее тело сползло в придорожную канаву.
Не сговариваясь, не дожидаясь приказа, все четверо вытащили свои луки. Запели натянутые тетивы, и воины одновременно достали по новой стреле, глазами уже ища себе следующую цель.
Снизу доносились вопли раненых, хриплые, испуганные крики, бряцанье доставаемых из ножен мечей. Четверо конвоиров уже валялись на земле, а один из арестантов схватил плеть и пытался расстегнуть свой ошейник, надавливая на замок толстым концом рукоятки.
Это нельзя было назвать битвой — скорее, побоищем. Вот когда пригодились луки! Стреляли по ларнгам, чтобы верховые не могли ускакать. Оспик стоял в опасной близости от края террасы и, не отрываясь, жадно смотрел вниз блестевшими от восторга глазами.
Дважды пытались конвоиры прикончить своих пленников. И оба раза смерть настигала их раньше, чем они наносили удар. В конце концов в живых остались только арестанты, все еще прикованные к мертвым тяжеловозам. Первым заговорил Оспик.
— Отлично сработано! Теперь эти гады пойдут на корм мо-родам, а остальным это послужит хорошим уроком. Одно плохо — они переполошатся, станут нас искать.
Лорд Бардон пожал плечами:
— Нельзя ли как-нибудь спуститься с этих высей, Оспик? Нужно непременно посмотреть, что мы можем сделать для этих несчастных.
— Можно, если только у вас не закружится голова!
Оспик перевалился через край террасы, повиснув на секунду на руках, и стал спускаться вниз, цепляясь за едва заметные выступы. Остальные последовали за ним, но куда медленнее и — во всяком случае, что касается Кинкара — с некоторым недоверием.
ДОБРОВОЛЕЦ
Они вышли из зарослей кустарника и направились к дороге.
— Когда мы освободим пленников, — распорядился лорд Диллан, — не забудьте собрать все стрелы, какие сможете.
— Вот это мудро, мой господин, — заметил Оспик. — Пусть думают, что на стражников напали дикие звери, ведь по ранам никто не сможет в точности сказать, от чего они умерли.
Джонатал ушел вперед и теперь бродил между трупами, внимательно осматривая поясные ремни тюремщиков. Наконец, ему удалось разыскать отпирающий стержень. Но когда спасители двинулись к закованным, человек, продолжавший попытки отпереть свой ошейник с помощью кнутовища, вдруг издал вопль ужаса и припал к земле. В глазах его горела ненависть. Свистнула плеть, и лорд Франс схватился за руку. Лорд Бардон оттолкнул своего друга за пределы досягаемости нового удара.
— Нам следовало бы об этом подумать раньше! Прячься, Франс! Ведь для этих несчастных мы — демоны, которых они боятся больше всего на свете.
Джонатал первым делом расстегнул ошейники, приковывавшие общие цепи к мертвым ларнгам. Ошеломленные невольники пришли в движение, пытаясь растянуть цепь или как-нибудь выскользнуть из ошейников, но только кучей повалились в снег, поскольку теперь они не были прикованы к тяжеловозам.
Большинство из них так и остались лежать, словно этот порыв истощил все их силы. Только человек с плетью, выбравшись из общей свалки, поднялся на ноги и теперь глядел на своих спасителей с некоторой живостью. У него было распухшее лицо, покрытое воспалившимися порезами с корками запекшейся крови. Возраста он был неопределенного, но имел повадки тренированного воина и высоко держал голову. Видно, никакие пытки и избиения не смогли сломить его дух.
— Чего вы хотите? — речь его была неразборчива, он с трудом шевелил разбитыми губами. Когда он открыл рот, стало видно, что там не хватает многих зубов.
Джонатал сорвал плащ с одного из мертвых конвоиров и завернул в него дрожавшую от холода женщину, сказав:
— Мы хотим освободить вас.
Человек повернул кровавую маску лица, переведя взгляд с Джонатала на Кинкара. На лице его горел лишь один глаз, второй заплыл огромным синяком. Похоже, пережитые им мучения не лишили его разума и любознательности. Тем не менее, он не спешил поверить в благие намерения своих спасителей. Кинкар попытался сделать самый выразительный жест доброй воли, до какого он только мог додуматься. Он вытащил меч у одного из валявшихся на земле тюремщиков и подал его незнакомцу, держа за острие.
Единственный живой глаз расширился от удивления, затем непокоренный пленник сделал быстрое движение рукой и схватился за рукоять. Человек задыхался, будто только что преодолел тяжелый подъем.
— Вот это дело, — одобрительно отозвался Джонатал. — Стань свободным, возьми меч в свои руки и направь его острие против поработивших тебя.
Кинкару, впрочем, показалось, что невольник даже не расслышал этих слов, изо всех сил пытаясь отпереть сковывавший его замок рукоятью меча. Большинство остальных не проявляли интереса к происходящему. Все они были так изувечены, что невозможно было разобрать, кто мужчина, а кто женщина. Кинкар, возившийся с неподатливыми ошейниками, вдруг ощутил острый приступ тошноты. Тут Джонаталу удалось разгадать секрет замка, и вскоре все пленники были освобождены. Некоторые из них бросились к своим поверженным стражникам, выискивая мешки с продовольствием. И Кинкару с Джонаталом, как это ни было им тяжело, пришлось применять силу к этим несчастным, чтобы распределить пищу по справедливости. Кинкар опустился на колени рядом с какой-то женщиной, пытаясь уговорить ее откусить кусок хлеба из грубой муки, зажатого в ее руке. Та смотрела на хлеб совершенно тупым взглядом, словно не осознавая, что его можно есть. И тут к ним приблизился человек, которому Кинкар дал меч. На нем были снятые с убитого кираса и шлем. Во рту он держал кусок сушеного мяса, тщетно пытаясь укусить его своими зубами, но рука его сжимала рукоять обнаженного меча. Он подозрительно уставился на Кинкара.
— Кто вы? — прошепелявил он, но в тихом голосе слышался командный окрик. — И почему вы это сделали?
Обнаженное лезвие качнулось в сторону перегороженной дороги, где живые делили между собой имущество убитых.
— Мы враги всех, кто заковывает людей в цепи, — Кинкар тщательно подбирал слова. — Если ты хочешь узнать больше, пойдем со мной к нашему командиру…
— Я пойду, но только если в спину тебе будет смотреть вот это.
Острие меча сверкнуло в лучах восходящего солнца.