Призрачный город

С нелепым удовлетворением от того, что она все-таки может дать ответ на вопрос, Саймон произнес:

— Это камни… Древние люди ставили их кругами… как в Стоунхедже…

— Да, иногда и кругами. Но использовали их и иначе. — Теперь в голосе Петрониуса чувствовалась глубокая убежденность, требующая серьезного внимания от слушателя. — В старых легендах упоминалось о камнях, обладавших великой силой. Например, Лиа Файл ирландских Туата Де Дананн. Когда на камень наступал законный король, тот громким голосом славил владыку. Он был коронационным камнем этого народа, одним из трех великих его сокровищ. А разве короли Англии не поклоняются до сих пор Сконскому камню, на котором стоит их престол?

— Но в Корнуолле был и еще один исполненный могущества камень… Сиденье Погибельное. Рассказывали, что оно умело судить человека и, взвесив его достоинства, потом предоставляло судьбе. Силу этого камня с помощью ясновидца Мерлина обнаружил Артур и поставил его сиденьем у Круглого стола. Шестеро его рыцарей дерзнули сесть на это сиденье. Попробовали… и исчезли. А потом явились двое, что знали его секрет, и остались: Персеваль и Галахад.

— Ну, — в голосе Саймона слышалось разочарование, тем более горькое теперь, когда вновь забрезжил огонек надежды, — Артур и Круглый стол — это же детские сказки… Вы говорите так, словно это…

— …Словно это истинная история, — перебил его Петрониус. — Ах, разве можно быть уверенным, где история, а где сказки? Любое слово, донесшееся к нам из прошлого, искажено… Познания, предрассудки, да, наконец, физическое состояние историка, записавшего это слово для последующих поколений. Традиция — вот мать истории. А что есть традиция? — Произнесенное слово. Ведь даже за одно поколение можно переврать абсолютно все. Вот ведь и вас, да и всю вашу жизнь изменил несправедливый приговор. И этот приговор уже вписан в анналы, стал историей… при всей его ошибочности. Так разве можно сказать: вот это легенда, а вот это факт, и быть уверенным в справедливости своих слов? Историю пишут люди… и этот длинный свиток заляпан пятнами всех ошибок, свойственных людскому роду. И в легендах есть крупицы истины, а в общепринятой истерии довольно лжи. Я знаю это… Ведь Сиденье Погибельное существует!

— Иные из исторических теорий полностью отрицают историю, которая известна нам со школы. Вы слыхали когда-нибудь об альтернативных мирах, ветвящихся в зависимости от секундных решений, принимаемых нами. В одном из таких миров, полковник Трегарт, вы, быть может, были внимательнее тогда, там в Берлине, а в каком-то другом мы с вами не встретились час назад, и там вас уже поджидает Сэмми!

Доктор раскачивался, переступая с носков на пятки, словно убежденность в своей правоте кипела в нем. И несмотря на сомнения, Саймон почувствовал, что и его захватывает эта пламенная уверенность.

— А какую же из этих теорий вы используете для разрешения моей проблемы?

Петрониус вновь с облегчением расхохотался:

— Давайте-ка просто выслушайте меня… Не надо считать меня сумасшедшим… и вы все поймете. — Переведя взгляд с запястья на настенные часы за спиной, он заметил: — Несколько часов у нас еще есть…

Пока этот коротышка выкладывал свою дикую дребедень, Саймон покорно слушал. Тепло, выпивка и отдых — вот что было главным сейчас. А потом — придется встретиться лицом к лицу с Сэмми, но это будет потом, а пока он старался сосредоточить все мысли на словах Петрониуса.

Когда доктор наконец окончил свою речь, древние часы пробили три раза. Трегарт вздохнул, быть может, просто устав от долгих речей. Но если в них была истина… Кроме того, у Петрониуса было имя. Саймон расстегнул рубашку и вытянул из-под нее пояс с деньгами.

— Я знаю, что с тех пор как Сакарси и Вальверштейн обратились к вам, о них более никто не слышал, — заключил он.

— Конечно, ведь оба они прошли через открывшиеся им двери в те миры, которые неосознанно искали. Все происходит именно так, как я уже говорил. Надо сесть на сиденье, и перед тобой открывается мир, где твой дух, ум — душа, если хотите, — обретают свой дом. А потом — вы свободны, идите, ищите свое счастье.

— А почему вы сами не испробовали этот путь? — С точки зрения Саймона, здесь крылась слабость в рассказе доктора. Если у Петрониуса был ключ к подобной двери, почему же он еще не воспользовался им сам?

— Почему? — доктор глянул на покоящиеся на коленях пухлые ладони. — Потому что оттуда нет возврата, только окончательно отчаявшийся выберет неотвратимое будущее. В нашем мире мы привыкли считать, что сами решаем свою судьбу и самостоятельно принимаем решения. А этот выбор изменить нельзя. То, что вы слышали, — это слова, много слов, и сейчас я не могу подобрать нужных… Хранителей сиденья было много, но лишь немногие сами воспользовались им. Быть может… когда-нибудь… но пока у меня не хватает смелости.

— Итак, вы предлагаете свои услуги гонимым? Ну что же, зарабатывать на жизнь можно и так, интересно было бы ознакомиться со списком ваших клиентов.

— Совершенно верно! Моей помощи искали весьма знаменитые люди. Особенно перед концом войны. Вы даже не поверите, если я назову тех, что обращались ко мне, когда колесо фортуны закрутилось для них в обратную сторону.

Саймон кивнул.

— Да, в списке военных преступников оказались значительные пробелы, — заметил он, — и должно быть, ваш камень послал их в довольно страшные миры. — Он встал и потянулся. Потом подошел к столу и отсчитал деньги, извлеченные им из пояса. Купюры были в основном не новые, замусоленные, словно бы грязь, за которую были они получены, испачкала и сами деньги. А потом в его руке осталась последняя монетка. Саймон подбросил ее в воздух, и она звякнула о полированную поверхность стола. Орлом вверх. Он поглядел на нее, а потом подобрал.

— Возьму с собой.

— На счастье? — Доктор возился с банкнотами, складывал их в аккуратную стопку. — Тогда храните ее, храните, человеку всегда не хватает счастья, а теперь пора, хотя я и не люблю торопить отбывающего гостя. Но сила Сиденья не безгранична. Все должно происходить вовремя. Прошу вас, сюда.

«Ему бы в кресло к дантисту приглашать или на заседание какой-нибудь там подкомиссии, — кисло подумал Саймон, — быть может, я делаю глупость?»

Дождь прекратился, но в коробке двора за старинным домом было темно. Петрониус щелкнул выключателем, и из двери брызнул свет. Три грубых камня были сложены, в виде портала, его перекладина находилась выше головы Саймона. А перед ними лежал четвертый камень, столь же угловатый, грубый и неотесанный, как и остальные. Через арку виднелся высокий деревянный забор, некрашенный, подгнивший, залепленный уличной грязью, да пара футов замусоренной земли — и ничего больше.

Саймон постоял, усмехаясь и упрекая себя за минутное полуверие. Теперь пришла пора появиться и Сэмми, а Петрониусу заработать свою истинную плату.

Но доктор стал рядом со стоявшими сбоку часами и показал на них пальцем.

— Вы не забыли про Погибельное Сиденье, полковник. Пора садиться.

Легкая улыбка издевкой над собственной доверчивостью искривила тонкие губы Саймона, он шагнул к камню и на мгновение, прежде чем сесть, задержался под аркой. В камне было округлое углубление. С любопытством, заранее ожидая, он потянулся руками. Да, там были и еще две неглубокие ямки — для ладоней, как и обещал Петрониус.

Ничего не происходило. Деревянный забор, полоска замусоренной земли… Он уже готов был встать, когда…

— Теперь! — и голос Петрониуса пропел не слово, какой-то призыв.

Воздух под каменной аркой закружился, поплыл…

Перед Саймоном было болото под низким пасмурным небом. Свежий ветер, несущий какой-то странный бодрящий запах, ворошил волосы. Что-то в душе его шевельнулось, словно спущенная с поводка собака, он захотел встать и бежать по болоту, отыскать место, откуда дует ветер.

— Вот и ваш мир, полковник, желаю удачи в нем!

Саймон отстраненно кивнул — коротышка, что обращался к нему, уже не интересовал его. Быть может, это была иллюзия, но она звала так, как ничто в его жизни. Не попрощавшись, Саймон встал и вошел под арку.