Смерть Вселенной. Сборник

— Режут на куски и варят. Больше всего людям нравится, когда мясо — красное, с кровью и прилипает к костям. Они любят коровье мясо с сочащейся кровью,

— И свиней тоже?

— Свиней они обожают.

— Куски кровавого свиного мяса, — произнес мальчуган. — Надо же. А что еще они едят, тетя Глосспэн?

— Цыплят.

— Цыплят!

— Миллионы цыплят.

— С перьями и прочим?

— Нет, милый. Без перьев. А теперь, сбегай на огород и принеси тетушке Глосспэн пучок луку.

Вскоре начались их занятия. Они состояли из пяти предметов: чтения, письма, географии, арифметики и кулинарии, хотя последняя дисциплина пользовалась не сравнимой с прочими любовью учительницы и ученика. Ведь вскоре выяснилось, что юный Лексингтон обладал поистине замечательным талантом в этой области. Он оказался прирожденным поваром — ловким и быстрым. Со сковородами он управлялся словно жонглер. Он мог разрезать картофелину на двадцать тончайших ломтиков быстрее, чем тетя успевала ее очистить. Вкус у него был настолько тонок, что он, снимая пробу с крепкого лукового супа, тут же определял наличие единственного листика полыни. Подобные способности в таком юном возрасте не могли не поразить тетушку и, откровенно говоря, она понятия не имела, чем это может обернуться. Но тем не менее гордилась этим и предсказывала ребенку блестящее будущее. «Слава Богу, — говорила она, — что у меня есть прекрасный малыш, который поухаживает за мной на старости лет».

И через пару лет она удалилась из кухни навсегда, доверив юному Лексингтону всю домашнюю кулинарию. Мальчику было уже десять лет, а тетушке Глосспэн почти восемьдесят.

Завладев кухней, Лексингтон немедленно начал изобретать собственные блюда. Старые, излюбленные рецепты потеряли для него всякий интерес. Его охватила страсть созидания, а в голове замелькали сотни свежих идей. «Начну с суфле из каштанов», — решил он и, приготовив это блюдо, в тот же вечер подал его на ужин.

— Ты просто гений! — вскричала тетушка Глосспэн, срываясь со стула и целуя его в обе щеки. — Ты войдешь в историю!..

После этого не проходило ни дня, чтобы на столе не оказывалось какого-нибудь нового деликатеса. Он готовил: суп из бразильских орехов, котлеты из мамалыги, овощное рагу, омлет из одуванчиков, «сюрприз» с капустной начинкой, лук-шалот «красавица», пикантный свекольный мусс, сушеные сливы а ля «Строганофф», плавленый сыр по-голландски, жгучие пирожки из еловых игл и множество прочих пикантных композиций.

Тетушка Глосспэн заявила, что «в жизни не пробовала ничего подобного». Теперь она выходила на крыльцо по утрам задолго до завтрака и усаживалась в свою качалку, раздумывая о предстоящем блюде, облизывая губы и вдыхая доносящийся из кухни аромат.

— Что ты готовишь сегодня, малыш? — звала она с крыльца.

— Попробуйте отгадать, тетя Глосспэн.

— Похоже на пирожки из корешков козлобородника, — говорила она, жадно принюхиваясь.

Затем появлялся он, десятилетний паренек, с победной улыбкой на лице и большой кастрюлей в руках, распространяющей аромат студня из пастернака с приправами.

— Вот что я тебе скажу, — поучала тетушка, глотая студень кусками. — Изволь сию же минуту взять бумагу и карандаш и приняться за «Кулинарную книгу».

Он поглядывал на нее, медленно жуя пастернак.

— Ей-богу! — настаивала она. — Я научила тебя писать и готовить, а теперь тебе нужно лишь объединить эти две науки. Ты напишешь «Кулинарную книгу», мой милый, и она прославит тебя по всему свету.

— Хорошо, — согласился он. — Я напишу.

И в тот же день Лексингтон принялся за первую страницу монументального труда, заполнившего всю его оставшуюся жизнь. Он назвал его «За хорошую и здоровую пищу».

Спустя шесть лет, к семнадцати годам, он записал свыше девяти тысяч рецептов, совершенно оригинальных и совершенно восхитительных. Но, к сожалению, труды его были прерваны трагической смертью тети Глосспэн. Ночью с ней случился ужасный приступ и вбежавший к ней в спальню Лексингтон увидел, как она с воплями и проклятиями мечется по постели, извиваясь как червяк. Да, зрелище было ужасным, и испуганный юноша в пижаме, ломая руки, бегал взад-вперед, не зная, что предпринять. Наконец, пытаясь ее успокоить, он принес из коровьего пруда ведро воды и выплеснул ей на голову, но это лишь ухудшило приступ и через час старая леди скончалась.

«Какое несчастье, — подумал бедняга, ущипнув ее несколько раз, чтобы убедиться, что она мертва. — И как внезапно! Как скоро и внезапно! Ведь еще пару часов назад она была в прекрасном настроении и даже съела три порции моей последней новинки — грибных котлет со специями, и похвалила их за сочность».

Горько проплакав несколько минут над горячо любимой тетей, он взял себя в руки, вынес ее из дома и похоронил позади коровника.

На следующий день, разбирая тетины пожитки, он наткнулся на конверт, надписанный ее почерком и адресованный ему. Он вскрыл его и извлек две пятидесятидолларовые купюры и письмо.

Дорогой, мальчик! [говорилось в нем] Я знаю, что ты не был у подножия гор с самого младенчества, но как только я умру, надень ботинки и чистую рубашку, спустись в деревню и отыщи доктора. Попроси его дать тебе свидетельство о смерти. Отнеси его моему поверенному, человеку по имени Самюэл Цукерман. Он живет в Нью-Йорке и уладит все твои дела. Деньги в конверте нужны для уплаты доктору за свидетельство и на твою поездку в Нью-Йорк. Мистер Цукерман даст тебе денег, когда ты приедешь, и я искренне желаю, чтобы ты продолжил исследования в кулинарной и вегетарианской об пастях и не прекращал работу над своей замечательной книгой до ее окончательного завершения.

Любящая тебя тетя — Глосспэн.

Лексингтон, всегда повиновавшийся тете, сунул деньги в карман, надел ботинки и чистую рубашку и сошел в долину, в деревню, где жил доктор.

— Старушка Глосспэн? — осведомился доктор. — Боже мой, так она умерла?

— Конечно, умерла, — ответил юноша. — Если мы вернемся домой вместе, я выкопаю ее и вы убедитесь сами.

— Как глубоко ты ее зарыл?

— Пожалуй, футов на шесть—семь.

— А как давно?

— Около восьми часов.

— Ну тогда она умерла, — объявил доктор. — Вот свидетельство.

Итак, наш герой отправился в город Нью-Йорк на поиски мистера Цукермана. Лексингтон путешествовал пешком, спал под изгородями и питался ягодами и кореньями. Через шестнадцать дней он добрался до метрополии.

— Что за сказочное место! — вскричал он, стоя на углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню и глазея по сторонам. — Никаких коров или куриц и ни одна из женщин не напоминает тетю Глосспэн!

Что касается Сэмюэла Цукермана, то его внешность показалась Лексингтону совершенно необычной.

Это был маленький человечек с синими щеками и лиловым носом. Когда он улыбался, у него во рту там и сям поблескивали кусочки золота. Он принял Лексингтона в своей роскошной конторе, тепло пожал ему руку и поздравил с кончиной тетушки.

— Полагаю, тебе известно, что твоя нежно любимая опекунша владела значительным состоянием? — спросил он.

— Вы говорите о коровах и курицах?

— Я говорю о пятистах тысячах долларов, — пояснил Цукерман.

— Сколько?

— Полмиллиона, мой мальчик. И она оставила их тебе.

Цукерман откинулся в кресле и сомкнул ладони на круглом животе. Одновременно он незаметно просунул указательный палец за жилет и под рубашку, чтобы поскрести кожу вокруг пупка, что было его любимым занятием, доставлявшим исключительное удовольствие.

— Конечно, мне придется вычесть пятьдесят процентов за услуги, — сказал он, — но у тебя останется целых двести пятьдесят тысяч.

— Я богат! — вскричал Лексингтон. — Это прекрасно! Скоро ли я получу деньги?

— К счастью, у меня самые дружеские отношения с местными налоговыми властями и я сумею уговорить их обойти формальности и сократить побочные выплаты.