Страница 19 из 19
— СБ обратила на него внимание? — спросила Вивьен.
— Нет, я уверен в этом. Благодарю Бога, что они не могут следить за всеми нами. Ганновей не такая уж выдающаяся фигура. Я только потому заметил его связи с подпольем, что долгие годы наблюдал за ним. Я не собираюсь связываться с ним. До последнего времени я не был ярым антимаркусистом, хотя никогда не любил СБ. Почему люди, подобные Яманите, не должны напоминать своим соотечественникам, что когда-то они были гражданами самостоятельного государства? Поэтому я держал свои наблюдения при себе. Подполье никогда не причиняло мне вреда. Но теперь оно может помочь нам.
— Вы думаете, Ганновей может… — Коскинен задохнулся от возбуждения.
— Мы попытаемся поговорить с ним, — сказал Абрамс. — Я связался с ним по телефону и попросил встречи, чтобы обсудить кое-какие деловые вопросы. Вы оба поедете к нему. Если он сможет спрятать вас — прекрасно. Если нет — я уверен, он будет держать рот закрытым. Тогда мы организуем для вас другое убежище, хотя это не лучший вариант.
— Если он предложит убежище, но мы почувствуем, что здесь что-то не так, мы должны иметь путь к отступлению, — заявил Трембицкий.
— Мы? — спросила Вивьен. — Значит, вы будете с нами?
Абрамс кивнул:
— Что касается меня, то я все еще недурно обращаюсь с пистолетом, — и он похлопал себя по бедру, где под туникой вырисовывался игловик. — Что касается Ви, то здесь я не беспокоюсь, потому что она может быть настоящей тигрицей. А вот Пит кажется мне несколько наивным, хотя, возможно, пребывание в преступном мире его кое-чему научило.
ГЛАВА 13
В доме Ганновея в Квин жили также его жена и четверо детей. Но у него был собственный кабинет, и хозяин заверил посетителей, что помещение абсолютно звуконепроницаемо, в нем нет подслушивающих устройств, а вся его семья сегодня вечером отсутствует.
Высокий, угловатый, чем-то напоминающий Эндрю Джексона, Ганновей закрыл дверь и осмотрел своих гостей. Коскинен переминался с ноги на ногу под этим взглядом, посматривая в окно на сияние ночного города, на Вивьен, стоящую рядом с ним, не зная, что сказать. Тогда Ганновей нарушил тишину, обращаясь к Трембицкому:
— У вас должны быть веские основания, чтобы привести ко мне этих преступников. Вы не тот тип, чтобы провоцировать людей. Но я лучше пойму вас, если вы объясните мне все и развеете мои подозрения.
— Преступников? — воскликнула Вивьен. — Уже объявлен розыск?
— Да. Час назад, — кивнул Ганновей. — В вечерних новостях. Имена, фото, выдержки из записи переговоров мистера Коскинена с Бюро. Теперь вы опасные агенты иностранных держав.
— Проклятье! Я надеялся, что у нас еще есть время, — воскликнул Трембицкий. — Видимо, дело с китайцами кончилось. Теперь они все силы бросят на нас, Пит.
— Что от вас хочет СБ? — спросил Ганновей.
— Это длинная история, — ответил Трембицкий, — вы услышите ее, если…
— Я знаю, что все члены Экспедиции на Маркс изолированы, и терялся в догадках, почему. Мне очень жаль сына Ната.
— Если вы спрячете этих молодых людей, то поможете освободить заключенных, — сказал Трембицкий. — Нам нужно спрятать их на некоторое время — может, на месяц. Вы знаете, что в связи с арестом Дэйва все убежища Ната просматриваются агентами. Можете вы позаботиться об этих молодых людях?
— Где я их спрячу? Здесь? Это смешно. Я, разумеется, сочувствую им, так как они в тяжелом положении, но почему я должен жертвовать собой, своей семьей и своим благополучием?
— Разве вы не хотели бы избавиться от Маркуса? — спросил Трембицкий. — У Пита есть кое-то, что можно использовать в борьбе против него.
Выражение лица Ганновея не изменилось, но он казался явно взволнованным.
— Садитесь и расскажите мне.
— Вы, наверное, не очень верите мне, — начал Трембицкий. — Все-таки вы и мы с Натом во многом расходимся во взглядах, но вы отлично знаете, что мы не провокаторы.
Ганновей покачал головой:
— Да, мы расходимся во взглядах. И, кроме того, я действую не один. Мои союзники не знают вас лично. Их нужно убедить, что риск оправдан.
— Значит, окончательное решение примут они?
— Да… Но если у вас есть нечто, что поможет сбросить Маркуса и не допустить появления нового шефа СБ… — Ганновей показал кивком на генератор у ног Коскинена, — …то иногда возможны и исключения.
— Возможности прибора очень большие, — сказал Трембицкий. — Мы бы не отдали его в ваши руки, если бы не были в безвыходном положении. Послушайте, Каре, только не обижайтесь, насколько можно верить вашим друзьям?
— Полностью — до тех пор, пока вы хотите того же, что и они.
— Какие же у них цели?
— Почитайте Карлеса, и вы все поймете. Мы просто его последователи.
— Так вы утверждаете. Но он же не первый пророк в истории, чье учение извращается его последователями.
— Он еще жив и руководит нами. Профессор в Колумбии. Я часто вижусь с ним. — Ганновей сел, нахмурился и обратился к Коскинену: — Послушай, если ты являешься тем, из-за кого весь этот шум, то тебе принадлежит решающий голос. Что ты думаешь? Ты можешь довериться мне без всякой гарантии или уйдешь отсюда и забудешь обо мне навсегда. В последнем случае я ничего никому не скажу, хотя меня самого могут постигнуть крупные неприятности, если тебя схватят и подвергнут психологическому исследованию. Но я надеюсь, что ты доверишься мне.
— Я… — Коскинен облизнул губы. — Я не… я так мало знаю о Земле… я не могу…
Вивьен положила руку ему на колено.
— У него не было времени разобраться в земных делах. Откуда ему знать, кто его друзья?
— Мы не можем долго сидеть и спорить, — сказал Ганновей. — Но подождите… у меня есть предложение. Почему бы нам не пригласить Карлеса? Он изложит вам свои доктрины, доктрины эгалитарианства. И тогда вы сможете решить, будете ли вы их поддерживать.
— О, мы не хотим, чтобы еще кто-нибудь узнал, что эти люди с нами, — сказал Трембицкий.
— Это не проблема, — сказал Ганновей. — Он уже много лет слеп. И мы представим вас под вымышленными именами.
— И он явится сюда? — спросил Коскинен.
— Он часто приходит ко мне вечером, чтобы поболтать, потому что очень одинок на этом свете.
— Значит, нам придется прослушать лекцию по социологии, — пробормотал Трембицкий.
— Я думаю, мистер Ганновей прав, — сказал Коскинен. — Вам, наверно, трудно меня понять, но когда мы были на Марсе, мы старались выяснить, что же необходимо прежде всего для понимания любой ситуации. И решили, что одно из первых мест принадлежит эмоциям. Это именно то, чего нельзя вычитать в учебниках логики. Это то, что человек ощущает подсознательно.
— Я позвоню ему, — встал Ганновей и вышел.
Трембицкий покачал головой:
— Мне бы хотелось побольше знать об эгалитарианцах, прочувствовать их убеждения. Пока я могу только предполагать. Может быть, будет неплохо поговорить со стариком. Скорее всего, он не догадывается о существовании подполья, но иногда по корням можно судить о дереве. — Он прикурил сигарету, а затем добавил: — Иногда.
Вернулся Ганновей.
— Все прекрасно. Он сейчас выезжает. Я сказал ему, что у меня присутствуют люди, которые долгое время были за границей и хотели бы встретиться с ним. — Он хмыкнул. — Оран Карлес святой, но не лишен тщеславия.
Некоторое время они ждали, а когда вскоре прибыл Карлес, все перешли в гостиную.
Философ был маленьким человеком, но держался он прямо, с большим достоинством, так что его маленький рост не бросался в глаза. В гриве седых волос прятался искусственный глаз — излучатель инфракрасных лучей, позволяющий слепому ходить, не натыкаясь на препятствия. Он сердечно пожал руку Ганновею, чопорно покосился в сторону Вивьен и принял стакан шерри. Некоторое время шел обмен обычными любезностями, но Карлес довольно быстро оседлал своего конька.
— Если быть честным, — взял он инициативу в свои руки, — мне не нравится термин эгалитаризм. Во-первых, он не точный, а во-вторых, — это ярлык. Люди очень уважают ярлыки. Их даже не смущает то, что под одним и тем же ярлыком могут скрываться самые разные вещи. Посмотрите, что произошло с такими концепциями, как христианство и демократия. Последняя особенно резко выродилась. Демократию всегда идентифицировали со свободой. Однако оказалось, что это совсем не так, и это понял еще де Теквиль, а за ним Ювенци. Приобретая мнимую свободу выбирать правительство, народ теряет множество подлинных, более важных свобод. Ни для кого не секрет, что в выборах участвует незначительный процент населения. И это не результат бедности, плохого образования и прочего. Нет, просто народ понимает, что правительство постепенно превращается в инструмент для тех людей, которые достаточно сильны и умны, чтобы взять контроль над правительством в свои руки. Яркий пример этому СБ. Но не было бы ее, на арену вышла бы какая-нибудь другая организация. Если вы захотите что-нибудь сделать в индустрии, образовании, экономике, вы не пойдете обсуждать эти вопросы к сенатору или конгрессмену. Нет, вы пойдете в ближайшее агентство СБ. И постараетесь заручиться поддержкой какого-нибудь высокопоставленного лица.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте