Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 58



  Она смотрит на меня с интересом, как будто я пересказываю ей содержание детективного кинофильма, и молчит.

— Так для чего, Лана?

  — Ты, оказывается, ждешь ответа. Прости, я не поняла,—роняет она слова в своей обычной манере, — я не знаю — для чего.

  —Чтобы надеть вот этот роскошный парик, заказанный доктором Боткинской больницы.

  И я протянул руку к ее голове, как будто собирался пригладить растрепавшиеся волосы. И снова, как тогда в машине, она ударила меня по руке, а глаза сияли как два изумруда. Лицо ее было спокойное и равнодушное, как будто она отмахнулась от назойливой мухи.

  — Не бойся, — сказал я, — я не буду срывать с

тебя это украшение, а то еще тебя здесь узнают, ведь ты была именно в этом кафе с Ивониным после убийства Ким. Ты перевела стрелки часов на

два часа вперед. Ведь как хорошо— сам следователь подтвердит, что в то время, когда убивали Ким, ты была в его постели. А зеленая косынка и темные очки сделают тебя неузнаваемой при поездке в Рязань. Но когда главная догадка правильна, то все маленькие мистерии становятся на свое место. Но столько крови, столько жизней — ради чего, Лана? Чтобы отомстить неверному мужу?

  При этих словах что-то дернулось в ее лице, глаза померкли и больше не излучали света. Она смотрела на меня с нескрываемой ненавистью.

  — Ты сейчас жалеешь, что меня не оказалось в машине вместе с Буниным? Ведь ты так все ловко устроила —трепло Турецкий, у него сведения, которые он хочет передать Меркулову, так вот отличный план — взорвать его вместе с этими сведениями в его же машине.

  Она поднялась со своего места, открыла сумочку, достала три рубля и подсунула их под чашку. Спокойно повернулась да высоких каблуках и пошла к выходу.

Я не чувствовал никакого триумфа...

  И я снова, ничего не делая, сидел в своем кабинете. Болел затылок, и в ушах стоял звон. Он, словно треснувший колокол, предвещал беду. Не хотелось ни с кем разговаривать. Не хотелось видеть людей, эти маски, старые и новые, по которым не разберешь чего они хотят, кого изображают... Я жаждал одного — встать, уйти и никогда больше сюда не возвращаться.

  В пять заглянул Меркулов. Мрачно сказал, что ему, Моисееву и мне скоро придется ехать на Петровку. Мне было все безразлично, и я даже не спросил, кто и зачем нас вызывает.

— Подожди, Костя, не уходи.

  Меркулов закрыл за собой дверь и сел на стул для посетителей.

  — Костя, мне придется подать заявление об увольнении.

  — Я тебя понимаю, Саша. Ты устал. Нездоров. Разочарован. Но все пройдет. Прости за громкие слова, но следствие — это твое призвание.

  — Это совсем другая история, Костя. Вот, посмотри.

  Я вытащил из портфеля фоторобот одного из убийц Ким с неумело пририсованной желтым фломастером женской прической с зеленым бантиком на затылке.

  Меркулов долго, очень долго смотрел на фоторобот окаменевшим взглядом.

  — Что-то в этом роде я подозревал, но чтобы такое...

  — Это еще не все. Светлана Николаевна Белова — жена маршала Агаркина. И сестра Эдуарда Трояна — по матери. Троян — сын Никиты Сергеевича, побочный, конечно...

  У Меркулова что-то произошло с горлом. Наверно, рана, полученная им три года назад, еще давала себя знать. Он стал так сильно кашлять, я думал что у него разорвется гортань. Я бросился к графину с водой, а Меркулов замахал рукой в сторону своего пиджака. Я достал из внутреннего кармана целую кучу

лекарств. Меркулов схватил пузырек с лиловыми таблетками и запихнул штук пять в рот.

  Когда он успокоился, я выложил ему все — от поездки с Ланой в Матвеевское до последней точки в «своем следствии». И, выслушав меня, Меркулов тихо, но твердо выговорил.

  —Я согласен с доводами.—Я бы на твоем месте тоже подал заявление об уходе.

  Я взял лист бумаги, написал рапорт на имя прокурора Москвы Скаредова, протянул его Меркулову и еле слышно сказал;-

—Завизируй, пожалуйста.

  — Я сделаю это, Саша. Только... Уважь мою просьбу. Ты ведь не использовал свой отпуск за прошлый год. Уезжай куда-нибудь на два месяца. Тебе в любом случае надо отдохнуть. Если ты все-таки решишь уйти сейчас, то в понедельник я поставлю свою визу на этой бумажке и отдам ее Скаредову.



Я посмотрел в Костино пасмурное лицо.

— Ты предлагаешь мне подумать эти два месяца?

  — Нет. Я ничего не предлагаю. Я просто прошу. Остальное — твое дело. Любое твое решение — да или нет— будет правильным... через два месяца... Кстати, у Лелиной тетки на Рижском взморье дом пустует. В Яундубултах...

Он посмотрел на часы:

— Нам пора.

  В кабинете Романовой уже собралась вся наша группа. Даже Жуков и Вася были здесь. В Шурином кресле сидел крупный мужчина с хищным носом и редкими рыжеватыми волосами. Выпуклые зеленые глаза за толстыми стеклами очков смотрели на нас сосредоточенно и напряженно. Это был шеф Комитета госбезопасности Чебриков.

  — Вы Меркулов? Вы Моисеев? А вы Турецкий? —пересчитал он нас, сухо поздоровавшись кивком головы.

  Когда мы уселись, он поднял глаза на Романову, спросил:

— Теперь все в сборе?

Шура чуть отделила зад от стула:

— Все, Виктор Михайлович...

  —Тогда начнем оперативку, — резко сказал Чебриков, —по пунктам. Первое. Политбюро проверило ваше заявление и приняло его к сведению. Мы решили — ликвидировать «Афганское братство» в двадцать четыре часа... И верхушку спецназа — этих заговорщиков тоже...

  Я в упор смотрел на Чебрикова. Но ничего не мог прочесть на его непроницаемом лице.

  —Второе. Политбюро приняло также решение — провести эту акцию так, чтобы ни один человек ничего не узнал о существовании правительственного заговора. Ни у нас в стране. Ни там, за рубежом...

  И Чебриков погрозил толстым пальцем кому-то в сторону сада «Эрмитаж».

Потом он вздохнул, окинул нас взглядом:

  — ...Поэтому я здесь. Михаил Сергеевич лично просил меня собрать вас, посвященных, и сказать следующее... Политбюро поручило мне возглавить акцию по ликвидации заговорщиков. Вся информация о заговоре, готовившимся перевороте и взрыве на стадионе имени Владимира Ильича Ленина должна остаться тайной. Вы дадите подписку о неразглашении. В противном случае... я не пугаю, а лишь предостерегаю — вас ждет смертная казнь... Но не расходитесь сейчас по домам. Во-первых, мы беспокоимся о вашей безопасности. Во-вторых, прошу давать моим сотрудникам квалифицированные консультации — вы знаете по этому делу больше, чем кто-либо. После завершения акции вы должны навсегда забыть обо всем, что было. Поймите нас правильно. В напряженный момент нашей истории, когда страна наша на крутом переломе, мы не можем... не имеем права допустить, чтобы кто-либо и где-либо узнал о заговоре маршала... бывшего маршала Агаркина. Он грязный изменник! Все! Если есть вопросы, я отвечу...

— У меня вопрос! — поднял руку Костя.

— Пожалуйста.

  —Какое решение принято в отношении группы Геворкяна? Я проверил дело. Они не совершали диверсии в метро, не убивали людей.

  —У вас все? — спросил Чебриков и поджал тонкие губы.

— По этому вопросу — да.

  —Отвечаю, товарищ Меркулов. Политбюро приняло решение — рассмотреть дело Геворкяна и других в двухнедельный срок. Какое решение примет

  Верховный суд нашей страны, мы не знаем. Мы не имеем влияния на судебную власть. Но думаю, что советские судьи этих террористов по голове все-таки не погладят.

  — Позвольте, позвольте! — возмутился Моисеев. — Несколько часов назад Михаил Сергеевич

лично мне говорил о том, что он разберется с этим делом! Михаил Сергеевич — юрист. Он разбирается в праве! Я знаю! Мы же вместе учились на юридическом.

Чебриков побагровел.

  — Перестаньте молоть чушь! Учились вместе — хорошо. А теперь нечего об этом болтать! Вы что думаете — на вас управу, что ли, нельзя найти?! Вновь разъясняю, решать будет Верховный суд! Все?

  — Нет, не все! — сказал я. — А разве не будет следствия, а потом суда над заговорщиками из спецназа и террористами из «Афганского братства»?