Страница 44 из 58
— Переключай! — сказал я, еще не догадываясь, кто меня ищет, наверное, кто-нибудь из военной прокуратуры по делу о гибели Бунина. Как-никак я — потерпевший по этому случаю... — Турецкий слушает!
— Товарищ Турецкий! Как хорошо, что я вас разыскал. Это — Рогов! Не забыли меня?
— Нет, не забыл, — как можно суше сказал я.
— Понимаете, мне надо срочно с вами увидеться! И дело важное, мы готовим справку для Политбюро о деятельности нашего подразделения в Афганистане. Понимаете, уже полгода прошло с того момента, как сформированы эти подразделения, и партийное руководство хочет знать—оправдало ли себя это начинание.
— А я-то тут причем?
— Очень даже причем. Понимаете, стало известно там, наверху, что вы летали в Кабул. Да потом это нападение на вас... Гибель товарища Бунина... Внезапная смерть главного прокурора Горного здесь, несчастный случай с его прокурором там... Одним словом, ваше мнение для нас, для ЦК — очень важно. Если хотите, я сам к вам приеду. Или, если не возражаете, приезжайте ко мне. Машину за вами я пришлю. Присылать? -
— А зачем? — с вызовом спросил я.
— Как «зачем»? — опешил Рогов. — Я же сказал, что ваше мнение, как свежего человека, побывавшего в Афганистане, очень важно...
— Для кого «важно»?
— Для ЦК КПСС важно и для нас — для ГРУ!
— Мне некогда, у меня работа, — уперся я. — Я расследую ответственное дело. Тоже, кстати, важное для ЦК КПСС.
— Александр Борисович, я чувствую, что вы не в духе и прочее. Итак, как выкроите свободную минутку, звоните мне. Мы условимся о встрече. Учтите, наша встреча нужна не только мне. Вам тоже. До встречи, Александр Борисович.
И я услышал в трубке гудки отбоя.
Я спустился на первый этаж и направился в столовую — у мильтонов одна из лучших столовых в Москве. ОБХСС курирует трест столовых и ресторанов, зорко следя за тем, чтобы торговая сеть столицы воровала равномерно, не зарываясь. Вот и жулики проявляют благодарность — снабжают хорошими продуктами милицию.
Вернувшись в кабинет, я выслушал отчет Шуры Романовой о том, что разыскиваемый нами капитан Куркин исчез, растворился в тумане секретности и тайн, которыми просто больно наше военное ведомство. В общежитии академии сказали, что Куркин на занятиях, а начальник курса сообщил заговорщически, что еще вчера ночью был отдан приказ сверху и вся группа С-34, в которой учится капитан Куркин, была в полном составе отправлена в Алабино, там военный аэродром. Куда дальше лежал ее путь — никто в академии Дзержинского не знает: военная тайна.
— Странная история, — сказала Романова и закашлялась, закончив свой рассказ. Шура где-то подхватила грипп — в такую жарищу.
Узнав, что арестован Валет, кто-то, очень могучий, убирает Цезаря, обрывает контакт. Потому что Валет знает все про Цезаря-Куркина. Но, он ничего не знает о следующей цепочке — ни о Малюте Скуратове, ни о тех, кто стоит за ним.
Настоящий Малюта Скуратов, глава опричников Ивана Грозного, был правой рукой самого царя-батюшки. Если следовать этой логике, логике неизвестного мне антимира (образно, кстати, думает Костя Меркулов), то получается, что Скуратов этот стоит на самом верху иерархии «Афганского братства»... Стоп... Что такое говорил этот помешанный Гудинас? Он говорил: «Я убил генерала Серого!» Еще раз стоп. Значит, «Иван Грозный» — это генерал Серый, он стоит на самом верху этой преступной организации. И Малюта Скуратов — явно помощник Серого. Им надо во что бы то ни стало взять под защиту Цезаря — не дай Бог, он расколется в МУРЕ. Тогда им всем крышка, в первую очередь Ивану Грозному — генералу Серому... Но Серый не только главарь «Афганского братства», он еще и крупный чин в спецназе — штурмовых отрядах ГРУ и ЦК КПСС. Значит, все это известно генерал-полковнику Рогову, одному из руководителей этого легиона, а Рогов сам лезет на контакт со мною. Следовательно, чтобы отыскать путь из лабиринта, надо пойти на этот контакт. Возможно, это то, что сейчас мне больше всего нужно...
Я набрал номер Рогова.
— Это Турецкий! Можете высылать за мной машину — я выкрою часок для встречи. Через двадцать минут я выйду к главному входу управления.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно ответил генерал Рогов.
Рогов разглядывал меня, попивая коньяк, и... говорил, говорил о современной атомной войне и морально-психологических перегрузках и стрессах, которые все труднее выдержать советским военнослужащим, особенно специфической службе — спецназу...
— Без ложной скромности скажу, что я первым поставил вопрос о том, что поведение человека, значит — и солдата, регулируется не только его сознанием, но и бессознательной сферой его психики... Прежде всего — инстинктом самосохранения. И эти отрицательные проявления человеческой психики могут оказаться критическими в условиях современной войны. И тогда—конец нашим социалистическим завоеваниям... Вы меня поняли? Конец!
Рогов налил минеральной воды в хрустальный бокал и поправил на глазу черную повязку.
— Есть три направления психологической подготовки к грядущим сражениям. Первое — развитие системы контрпропаганды, борьба с информацией, распространяемой эмигрантскими организациями и вражескими «голосами». Второе — использование данных о поведении людей в условиях, близких к современной войне: землетрясения, поломки атомных электростанций, атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки и, наконец, афганская война. И третье направление — это подготовка частей специального назначения. Именно на спецназначения, так и быть, открою вам маленькую тайну, именно на спецназ возлагаются в атомной войне наиболее важные стратегические задачи. Действуя в отдаленных районах, в полной изоляции, когда не знаешь, сохранилось где-либо еще что-нибудь живое, действуя в условиях крайней опасности, эти части нуждаются в надежном личном составе. И поиска твердых критериев отбора в такие части мало, суперменов на земле нет. Именно поэтому мы и пошли на крайние меры— прибегли к эликсиру молодости, воспетому еще Гете в его «Фаусте». Мы пошли на инъекции, изобретенные в нашей лаборатории. Спасение — в ней, в инъекции ФАУСта... Этот препарат придал нашим спецназовцам безрассудную храбрость, погасил страх, присущий нормальному человеку... Но не вам рассказывать, медаль имеет две стороны... Испробовав этот препарат в условиях афганской кампании, мы столкнулись и с отрицательными явлениями: с чрезмерной жестокостью, цинизмом, склонностью к преступлениям, когда солдат возвращается к нормальной жизни... И меня просили объяснить, что препарат этот не самоцель, а средство огромной государственной важности... Нельзя допустить, чтобы общественность — наша и зарубежная — узнала что-нибудь о препарате ФАУСт. Это было бы крупной политической ошибкой! Вы спросите, что от вас требуется? Лишь одно — отказаться от ведения этого дела... если вы не найдете удовлетворительного способа его закрыть. Как видите, мы не просим невозможного. Мы понимаем ваши человеческие пределы.
— Кто это «мы»?
— Мы — это Совет обороны СССР, высший орган нашей советской власти, — сказал генерал Рогов и ощерился.
Гиперболу генерала Рогова я оставил без внимания, поскольку не собирался давать ему урок и объяснять, что пока по нашей конституции высшим органом государственной власти является Верховный Совет СССР. Меня беспокоило другое: мои надежды выведать что-то на этой аудиенции были иллюзорны, и они лопнули как мыльный пузырь. Я злился на себя за самонадеянную наивность — нашел себе «помощника», руководителя спецназа! Я не должен был приезжать. Мне не нужны его объяснения, оправдывающие убийц Ким, Вани Бунина, незнакомых мне Дубова и Морозова. Он осмеливался просить меня о прощении убийц маленького мальчика, разорванного бомбой в метро.
— Смотрите, генерал, как бы вам самому не пришлось расплатиться за ваше попустительство преступлениям.
— Вы что же, пытаетесь мне угрожать? — усмехнулся Рогов.
— Нет. Не пытаюсь. Я угрожаю. Я думаю, что маршалу Агаркину будет интересно узнать, что его заместитель покрывает кровавые дела террористической организации «Афганское братство», а также то, что во вверенном ему медицинском управлении незаконно применяют сильное наркотическое средство, вызывающее необратимые мозговые нарушения и даже смерть.