Страница 19 из 30
Вопрос. Как было произведено отравление служебного кабинета тов. Ежова в здании НКВД?
Ответ. Мое отстранение от работы в НКВД, приход на мое место Ежова означали полный провал нашего заговора, потому что удержать начавшийся и далеко зашедший разгром троцкистско-зиновьевской организации нельзя было. Это ясно чувствовалось еще за некоторое время до моего снятия, а приход Ежова в НКВД означал, что разгром пойдет значительно глубже (как это было на самом деле) и что через правых доберутся и до меня, в частности. Тут думать уже не над чем было, нужно было действовать решительно и быстро. Правда, все мои люди оставались в НКВД, но это никак не гарантировало от провала. Ежов раскопает все — надо избавиться от Ежова. Это было единственное решение, к которому я пришел и которое я начал решительно готовить.
Вопрос. Вы все же не ответили на вопрос, как вы отравляли кабинет тов. Ежова?
Ответ. 28 или 29 сентября 1936 года, точно не помню, я вызвал к себе в кабинет Буланова, велел приготовить смесь ртути с какой-нибудь кислотой и опрыскать ею кабинет и прилегающие к нему комнаты. Смесь эту приготовил Буланов вместе с Саволайненом в моем присутствии, перед моим уходом кабинет был опрыскан этим составом. 1 октября 1936 года я уехал в отпуск. Перед самым отъездом я поручил Иванову Лаврентию созвониться с Булановым и предложить ему от моего имени опрыскивание кабинета продолжать. И они, наверное, это делали.
Вопрос. Значит, опрыскивание производилось раствором ртути с какой-то кислотой?
Ответ. Да.
Вопрос. А вы лично давали Буланову какие-либо яды?
Ответ. Нет, не давал.
Вопрос. Это неверно. Буланов показывает, что 28 сентября 1936 года у себя в кабинете вы дали ему две ампулы с каким-то ядом, которым предложили дополнительно опрыскивать кабинет тов. Ежова.
Ответ. Никогда яда я Буланову не давал. Может быть, он и опрыскивал каким-либо другим ядом, но это уже без меня, и я об этом ничего не знаю.
Вопрос. Буланов приводит детали и обстановку, при которой вы вручили ему эти ампулы с ядом. Он говорит, что вы вынули их из шкатулки, хранившейся в несгораемом шкафу у вас в кабинете, и что они были «явно заграничного происхождения».
Ответ. Я не помню таких деталей и я не помню, чтобы я давал Буланову какие-то яды.
Вопрос. Значит, первое отравление кабинета тов. Ежова производили Буланов и Саволайнен в вашем присутствии?
Ответ. Да, в моем присутствии. Должно быть, это было 29 сентября, а первого октября я уехал в отпуск.
Вопрос. И во время вашего пребывания в отпуске опрыскивание продолжалось?
Ответ. Должно быть.
Вопрос. А после вашего приезда?
Ответ. Уже работая в Наркомсвязи, я как-то спросил Иванова Лаврентия, как идут дела у Буланова с отравлением кабинета Ежова. Он ответил мне, что все в порядке, что Буланов совместно с Саволайненом работу продолжают. Лично я Буланова в этот период не видел и его самого не спрашивал. Вообще, после моего приезда из отпуска я почти никого из моих людей, оставшихся на работе в аппарате НКВД, по соображениям конспирации не встречал и с ними не беседовал.
Вопрос. Вы говорите, что почти никого не видели. Что это значит? Кого же вы видели, с кем и о чем говорили?
Ответ. Видел и имел короткую беседу с Молчановым, после того, как узнал, что он снят с работы в СПО и уезжает в Белоруссию. Это было в последние дни работы Чрезвычайного съезда Советов в начале декабря 1936 года. Я встретил Молчанова в кулуарах съезда и там говорил с ним.
Вопрос. О чем вы беседовали с Молчановым?
Ответ. Снятие Молчанова меня сильно встревожило. Как раз по линии СПО легче всего можно было добраться до нитей моего заговора, и мне было совершенно ясно, что первой жертвой будет Молчанов, что он будет арестован. Поэтому я счел необходимым предупредить его, чтобы он на следствии не сдавался. Я так прямо и сказал ему: «Не говори ничего. Не все еще потеряно, я вас выручу».
Вопрос. На каком основании вы обещали Молчанову выручить его? Как вы предполагали это сделать?
Ответ. Я знал, что идет подготовка покушения на Ежова как путем отравления его кабинета, так и по линии Воловича (об этом я показывал на предыдущих допросах), и я надеялся, что, покончив с Ежовым, легче будет спрятать концы нашего заговора.
Вопрос. А вы не говорили Молчанову, что собираетесь вернуться в НКВД?
Ответ. Может быть, и говорил, но лично у меня на этот счет иллюзий не было. Если я и говорил об этом Молчанову или кому-нибудь другому, то больше всего для придачи бодрости.
Записано с моих слов верно, мною прочитано. Г. Ягода
ЦА ФСБ. Ф. Н-13614. Т. 2. Л. 117–145.
* Рвение Ежова объясняется тем, что от своих хозяев из германской разведки он получил задание пробраться на должность наркома внутренних дел. (Прим. ред.)
ИСТОРИЯ
КУРСКАЯ БИТВА
Оперативно-стратегическая обстановка на советско-германском фронте летом 1943 г. Стратегические планы германского командования и замысел командования Советской Армии в районе курско-орловского выступа
Курская битва в истории Великой Отечественной войны занимает особое место: она приходится на её середину, и можно считать, что это был её кульминационный пункт. Два военных года уже были пережиты, тяжёлые и кровавые годы. И еще два года, чего никто не знал, оставалось пережить до Победы.
Поражения немецко-фашистских войск под Москвой и Сталинградом не только ослабили мощь вермахта, но и подорвали престиж Германии в глазах её союзников и сателлитов. Гитлер и его приближенные, сознавая это, строили на 1943 год стратегические планы наступательного характера, верили в реванш, полагая, что военные и экономические возможности СССР истощены уже запредельно.
И по-прежнему конечными целями этих стратегических планов были нанесение решающего поражения Красной Армии и захват Москвы – обезглавливание Советского Союза, хотя создавшиеся в 1943 году условия их реализации были далеко не теми, как в 1941 и даже в 1942 годах.
За два истекших года войны гитлеровская армия лишилась тех преимуществ, которые она имела благодаря внезапности нападения и выигрышу её начального периода. Но в то же время военная машина Германии обладала ещё весьма большими возможностями для продолжения активной борьбы и проведения крупных наступательных операций на отдельных стратегических направлениях советско-германского фронта. Однако 19 мая 1943 года на совещании в имперской канцелярии начальник штаба верховного главнокомандования вооружённых сил Германии фельдмаршал В. Кейтель вынужден был признать: «Мы должны наступать из политических соображений».
Обстановка, сложившаяся весной 1943 года, в целом была благоприятной для Советских Вооружённых сил. После ожесточённых зимних сражений на советско-германском фронте наступило относительное затишье. Обе воюющие стороны готовились к очередным решительным битвам. Немецко-фашистская армия стремилась к новому захвату стратегической инициативы и к реваншу за Сталинград, а Красная Армия – к разгрому и изгнанию оккупантов с советской земли. Для достижения поставленных перед собой задач обе воюющие стороны напрягали огромные усилия для укрепления и совершенствования занимаемых позиций на фронте, расширения производства и повышения качественных характеристик вооружения и боевой техники.
Именно тогда, ранней весной, по данным всех видов разведки стали проявляться признаки того, что главные сражения развернутся в районе Курского выступа.
После поражения зимой 1942-1943 годов враг, понеся огромные потери, лишился на юге всех территориальных завоеваний лета 1942 года. Кроме того, советские войска прорвали блокаду Ленинграда, освободили район Великих Лук, с боями продвинулись на 500-600 километров, вышли на подступы к Ростову, Таганрогскому заливу, подошли к Ейску и Краснодару. Была освобождена большая часть Северного Кавказа.