Страница 17 из 97
— Это один из ее любовников, — прошептал Кикаха в ответ на любопытный взгляд Вольфа в сторону красивого белокурого юноши. — Он унесен ее орлицами с уровня, известного как Дракландия или Тентония. Бедняга! Но это лучше, чем быть заживо объеденным ее пташками, и у него всегда есть надежда сбежать, делающая его жизнь сносной.
Кикаха выпил и вздохнул, удовлетворенный тяжелым, но бодрящим кровь напитком. Вольф почувствовал, что вино извивается в нем, словно живое. Подарга зажала чашу между кончиками крыльев и поднесла ее к губам.
— За смерть и проклятие Господу и, следовательно, за ваш успех!
Двое мужчин выпили снова. Подарга поставила свою чашу на стол и слегка щелкнула Вольфа по лицу кончиками перьев крыла.
— Расскажи мне свою историю.
Вольф рассказывал долго. Он ел нарезанные ломти зажаренной козосвиньи, светло-коричневый хлеб и фрукты, пил вино.
Голова кружилась, но он все рассказывал и рассказывал, останавливаясь только тогда, когда Подарга о чем-то спрашивала. Старые факелы заменили свежими, а он все рассказывал.
Внезапно он проснулся. Из другой пещеры лился солнечный свет, освещая пустую нишу и стол, на котором лежала его голова, пока он спал. Кикаха, ухмыляясь, стоял рядом с ним.
— Пошли, — сказал он. — Подарга хочет, чтобы мы отправились пораньше. Ей не терпится отомстить. А я хочу убраться, пока она не изменила своего решения. Ты не представляешь, как нам повезло. Мы — единственные пленники, которым она когда-либо даровала свободу.
Вольф сел и застонал от боли в плечах и шее. Голова у него казалась распухшей и немного тяжелой, но он пережил и худшие похмелья.
— Что ты делал после того, как я уснул, — спросил он.
Кикаха широко улыбнулся.
— Я заплатил последнюю цену. Но это было совсем неплохо. Сперва довольно странно, но я парень адаптабельный.
Они вышли из этой пещеры в следующую и оттуда — на широкий выдающийся из скалы каменный выступ. Вольф обернулся бросить последний взгляд и увидел несколько орлиц: зеленые монолиты, стоявшие у входа во внутреннюю пещеру. Там мелькнула белая кожа и черные крылья, когда Подарга прошла на негнущихся ногах перед гигантскими птицами.
— Идем, — сказал Кикаха. — Подарга и ее пташки голодные. Ты не видел, как она пыталась заставить гворлов молить о пощаде. Одно могу сказать в их пользу — они не скулили и не ревели. Они плевали в нее!
Вольф подпрыгнул, когда из пасти пещеры донесся душераздирающий крик.
Кикаха взял Вольфа за руку и заставил идти побыстрее. Из клювов орлиц вырвались новые нервные крики, смешанные с воем существ, испытавших страх и муки смерти.
— Это случилось бы и с нами тоже, — сказал Кикаха, — если бы у нас не было на что обменять свою жизнь.
Они начали восхождение и к ночи поднялись тремя тысячами футов выше.
Кикаха развязал свой кожаный заплечный рюкзак и извлек разнообразные предметы. Среди них оказался коробок спичек, от которых он и разжег костер.
За ними последовали мясо, хлеб и бутылочка разаманского вина. Рюкзак и его содержимое были подарками Подарги.
— Нам осталось около четырех дней восхождения, прежде чем мы доберемся до следующего уровня, — сказал юноша, — а потом — легендарный мир Индеи.
Вольф начал было задавать вопросы, но Кикаха заявил, что ему следует объяснить физическую структуру планеты. Вольф терпеливо слушал и, выслушав, не стал насмехаться. Более того, объяснение Кикахи совпадало с тем, что он пока увидел. Намерения Вольфа спросить, как Кикаха, явно уроженец Земли, попал сюда, были сорваны. Юноша, пожаловавшись, что он долгое время не спал, а прошлой ночью особенно истощил силы, провалился в сон.
Некоторое время Вольф сидел, уставясь на пламя умиравшего костра. За короткое время он повидал и испытал многое, но ему еще предстояло через многое пройти, если он выживет. Из глубин поднялся гикающий крик, и огромная зеленая орлица заклекотала где-то в воздухе у поверхности горы.
Вольф гадал, где была сегодня ночью Хрисенда. Была ли она жива, и если да, то как у нее дела? И где рог? Кикаха сказал, что они должны найти рог, если вообще хотят рассчитывать на какой-то успех. Без него они неизбежно проиграют.
С такими мыслями Вольф и уснул.
Четыре дня спустя, когда солнце находилось в средней точке своего курса вокруг планеты, они перетащили себя через грань. Перед ними находилась равнина расстилавшаяся, по меньшей мере на сто шестьдесят миль, прежде чем горизонт пропадал из виду. По обеим сторонам, наверно в сотне миль находились горные хребты. Они были достаточно большими, чтобы выдержать сравнение с Гималаями. Но они были мышами рядом с монолитом Абхарплунтой, господствовавшим в этом секторе многоярусной планеты. Абхарплунта, как утверждал Кикаха, находилась в пятнадцати сотнях миль от грани, и все же на вид она была не больше, чем в пятнадцати милях от них.
Она казалась ничуть не меньше, чем гора, на которую они только что поднялись.
— Теперь ты получил представление, — сказал Кикаха. — Этот мир не похож на грушу. Это — планетарная Вавилонская Башня, серия ступенчатого расположения колонн, и каждая меньше той, что под ней. На самой оси этой башни размером с Землю находится дворец Господа. Как видишь, нам предстоит долгий путь. У нас впереди, может быть множество неожиданностей. Но жизнь эта великолепна, пока она продолжается! Я провел здесь дикое и чудесное время! Если бы Господь сразил меня в эту минуту, я не мог бы жаловаться. Хотя, конечно, жаловался бы, будучи человеком и, следовательно, злясь из-за того, что меня срубают в расцвете лет! Поверь мне, друг мой, я — в расцвете лет!
Вольф не мог не улыбнуться юноше.
Он выглядел таким веселым и жизнерадостным, словно бронзовая статуя, вдруг ожившая и переполненная радостью, что жива.
— Ладно! — воскликнул Кикаха. — Первое, что мы должны сделать, это достать для тебя какую-нибудь подходящую одежду. Уровнем ниже нагота — шик, но на этом — нет. Тебе придется носить, по крайней мере, набедренную повязку и перо в волосах, иначе туземцы будут тебя презирать, а презрение здесь означает для презираемого рабство или смерть.
Он пошел вдоль грани, Вольф шел с ним.
— Заметь, Боб, как зелена и сочна трава, и она доходит нам до колен. Она представляет пищу для жующих побеги и траву. Но она также достаточно высока, чтобы скрыть зверей, кормящихся травоядными. Так что берегись! В траве рыскают равнинная пума, страшный волк, полосатая охотничья собака и гигантская ласка. И потом, есть Фелис, Атрог, которого я называю жестким львом. Он некогда бродил по равнинам Северо-Американского Юго-запада и вымер там примерно десять тысяч лет назад. Здесь же он очень даже живой, на треть больше африканского льва и вдвое злобнее.
— Эй, гляди-ка! Мамонты!
Вольф хотел было остановиться и понаблюдать за огромными серыми животными, находившимися, примерно, в четверти мили от них, но Кикаха заставил его идти дальше.
— Их еще много кругом, и придет время, когда ты пожелаешь, чтобы их не было. Трать свое время на наблюдение за травой. Если она будет двигаться против ветра, скажи мне.
Они быстро прошли две мили и подошли к табуну диких лошадей. Жеребцы захрапели и прискакали изучить их, а затем стояли, не отступая, роя копытами землю и фыркая, пока двое путников не прошли.
Это были великолепные животные, высокие, гладкие и черные или лоснившиеся гнедые, или в черно-белых яблоках.
— Тут нет никаких ваших индейских лошаденок, — сообщил Кикаха. — Я думаю, Господь не импортировал ничего, кроме самых лучших пород.
Вскоре Кикаха остановился у кучи камней.
— Это мой ориентир, — пояснил он.
От него он пошел прямо вглубь равнины. Через милю они вышли к высокому дереву. Юноша подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку и начал взбираться на дерево. На половине пути к вершине он добрался до дупла и вытащил большой мешок. Спустившись Кикаха достал из мешка два лука, два колчана стрел, набедренную повязку из оленьей кожи и пояс с кожаными ножнами, где находился длинный стальной нож.