Страница 9 из 9
Учитывая, как неоднозначно Хаус относится к вопросам морали как таковой (взять хотя бы тот случай, когда он подкупом и шантажом добивается от хирурга-трансплантолога согласия на операцию по пересадке печени!), неудивительно, что отдельные нюансы морального суждения его мало занимают. А если вспомнить, что на весах — жизни пациентов, очевидно, что для Хауса важен только результат.
В первом сезоне, в эпизоде «Три истории», Хаус читает лекцию группе студентов и спрашивает у них, как бы они поступили с укушенным змеей фермером, которого уже чуть не убило неправильно назначенное противоядие. Время работает против пациента, его состояние быстро ухудшается. Назначат ли они ему новую сыворотку, зная, что ошибка на этот раз точно его убьет? Обыщут ли они ферму во второй раз в надежде найти ту змею, что укусила пациента, определить ее вид и действовать наверняка, зная, что за время поисков пациент может умереть? Один из студентов замечает, что неверное решение наверняка убьет пациента, и Хаус кивает. Группа разделяется поровну: одни — за поиск змеи, другие — за новую сыворотку. Испуганная студентка пищит: «Значит, половина из нас только что убила его, а половина — спасла». Хаус снова соглашается. Третий студент начинает говорить, что их нельзя винить за убийство пациента, раз в момент принятия решения не в их власти было знать правильный ответ, и этим демонстрирует свою веру в принцип неподконтрольности, но Хаус обрывает его: «Уверен, это противоречит всему, чему вас учили, но только потому, что вы не знаете правильный ответ или у вас нет возможности его узнать, ваш ответ не становится правильным или хотя бы удовлетворительным. Все намного проще. Вы ошиблись». Критерий правильности — результат. Намерения не имеют значения. Для Хауса принципа неподконтрольности не существует.
Во втором сезоне, в эпизоде «Ошибка» (2/8), Чейз, выбитый из колеи известием о смерти отца, забывает задать пациентке важный вопрос, из-за чего она умирает. Когда Чейз пытается оправдаться тем, что это была небольшая (и поэтому не заслуживающая сурового порицания) оплошность, Хаус отвечает: «Значительность ошибок определяется их последствиями». Если бы женщина не умерла, промашка была бы менее серьезной. Тогда можно было бы говорить о банальной рассеянности, и не было бы оснований для созыва больничного комитета по этике. Но смерть пациента превращает невнимательность Чейза в серьезный проступок. От увольнения его спасает смягчающее обстоятельство — стресс, вызванный сообщением о смерти отца, так что наказание ограничивается недельным отстранением от работы и записью в личном деле.
Непредвиденные, или, говоря юридическим языком, «не охваченные умыслом» последствия поступка определяют, отделается ли совершивший его человек («агент действия», далее просто «агент») легким испугом или попадет в ужасный переплет. И эта мысль пугает. Здесь речь идет о такой разновидности моральной удачи, как «результирующая удача». Мы можем как-то задобрить эту результирующую, попытавшись учесть максимум факторов (как Хаус учитывает возможность обмана со стороны пациентов, придерживаясь твердого правила «Все врут»), но, безусловно, все предвидеть невозможно. Команде Хауса придется рисковать и назначать лечение, которое может не помочь, потому что врачи в любом случае должны что-то предпринимать, а не сидеть сложа руки.
И поскольку лечение не всегда помогает, рано или поздно может случиться, что пациент умрет. Что делать, если поступок приведет к печальным последствиям, предотвратить которые не в нашей власти? Бернард Уильямс в своей работе «Моральная удача» (1976) вводит понятие «сожаление агента» (agent-regret). Сожаление агента, как его определяет Уильямс, подразумевает мысли типа «насколько было бы лучше, если бы все было наоборот».[34] Это чувство, которое мы испытываем, когда наши действия приводят к последствиям, противоположным ожидаемым. В отличие от обычного сожаления случайных свидетелей, сожаление агента связано с поступками, с ситуациями, в которых мы принимали самое активное участие. Сожаление агента отличается и от раскаяния, которое мы испытываем, когда сделали что-то не так и хотели бы вернуть все назад и исправить. Оно может прекрасно уживаться с уверенностью, что мы поступили правильно и поступили бы так снова, несмотря на печаль, вызванную неожиданными последствиями. Чтобы лучше понять разницу, рассмотрим пример из статьи Уильямса: водитель, соблюдавший правила дорожного движения, задавил ребенка.[35] Наверняка этот водитель будет испытывать огромное сожаление, несмотря на отсутствие в случившемся его вины.
Будь водитель нетрезв, засни он за рулем — его чувства больше напоминали бы раскаяние, сожаление о том, что он вел себя дурно. Друзья и близкие наверняка попытаются его утешить и сделать так, чтобы он меньше переживал из-за случившегося, но Уильямс указывает, что как-то ненормально, если водитель утешится слишком быстро, если его реакция будет слишком слабой. Поскольку смерть ребенка стала результатом его непосредственных действий, водитель должен чувствовать себя ужасно от причастности к гибели ребенка. Зеваки тоже будут сожалеть о смерти ребенка, но со стороны. Их сожаление — это не сожаление агента.
В третьем сезоне, в эпизоде «Воспитание щенков» (3/20), Форман диагностирует у пациентки рак и назначает лучевую терапию. После облучения выясняется, что у девушки на самом деле была инфекция, и из-за того, что лечение уничтожило ее иммунитет, она умрет в течение суток. Вторая часть эпизода посвящена сильному сожалению агента, которое Форман испытывает из-за того, что «убил» пациентку (видимо, его состояние усугублено тем, что она ему не нравилась; по иронии судьбы Форман сказал девушке, что она сама виновата в своих проблемах, потому что постоянно принимает неверные решения).
Чейз пытается утешить Формана, напоминая, что «мы все ошиблись, даже Хаус ошибся». Форман это понимает, но легче ему не становится — ведь он поставил диагноз, объяснил, почему этот диагноз подходит под симптомы, провел анализы и получил одобрение Хауса (Хаус даже назвал решение Формана «клевым»). Процедура принятия решения верна, несмотря на то что пациентка умерла. Остается только переживать «сожаление агента», мечтая, чтобы следующий диагноз оказался верен.
Хаус на свой манер тоже пытается утешить Формана: «Иди домой. Выпей, ложись спать, а завтра встанешь и все начнешь заново, только будешь умнее. А за отпущением грехов иди к священнику или нищим подай — какой ритуал больше нравится». Продолжать действовать как хороший врач важнее, чем испытывать угрызения совести за неверный диагноз, и поэтому Форман должен справиться с чувством вины, чтобы оно не отразилось на его будущих суждениях (и действительно, в следующих эпизодах Хаус обеспокоен тем, что затянувшиеся переживания Формана делают его слишком осторожным).
Если, несмотря на все старания, пациент умирает, врач должен двигаться дальше. Хаус говорит, что ему не за что прощать Формана, потому что тот ни в чем не виноват. Их команда спасла многих больных, которых другие врачи потеряли бы, но теряла и будет терять пациентов, которых другие, используй иные методы, могли бы спасти. Смерть — это часть процесса. Пациент умер из-за Формана, и наверняка в практике врача такие случаи еще будут. Как Хаус говорит Уилсону, «чувство вины бессмысленно».[36]
Все же Эрик чувствует, что ему есть в чем себя винить. Когда Кэмерон пытается утешить его, он отвечает: «Я убил женщину. Разве ненормально, что я хотя бы некоторое время буду чувствовать себя хреново?» Хотя пациенты умирали и будут умирать в результате неудачного лечения, Формана это не утешает. Наверняка мы стали бы думать о нем хуже, если бы он с легкостью забыл о случившемся, точно так же, как нам бы не понравилось, что сбивший ребенка водитель в примере Уильямса слишком быстро оправился от потрясения. Форман, кстати, использует то же слово «ненормально», что и Уильямс.
34
Уильямс Б. Моральная удача.
35
Уильямс Б. Моральная удача.
36
Конечно же, эмоции Хауса не всегда соответствуют его убеждениям. Это видно хотя бы из того, что вскоре после заявления «Чувство вины бессмысленно», Хаус признается, что взял к себе старую собаку Уилсона из чувства вины перед бывшей женой друга.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.