Апелляция

Дети скучали по старому району, где стояли большие дома, а на задних дворах располагались бассейны и спортивные сооружения. Друзья жили в доме по соседству или за углом. Школа была частной и безопасной. Церковь находилась всего в квартале, и они знали всех, кто живет поблизости.

Теперь они ходили в городскую начальную школу, где можно было встретить гораздо больше черных лиц, чем белых, а молились в центральной епископальной церкви, в которой привечали всех желающих.

— В ближайшее время мы не переедем, — сказала Мэри-Грейс. — Но может быть, скоро начнем искать подходящее жилье.

— Я ужасно хочу есть, — повторил Мэк.

Вопросов, связанных с жильем, когда кто-то из детей поднимал их, как правило, старались избегать, и Мэри-Грейс наконец встала.

— Пойдем готовить, — обратилась она к Лайзе.

Уэс нашел пульт дистанционного управления и сказал Мэку:

— Посмотрим «Спортцентр».

Что угодно, лишь бы не местные новости.

— Конечно.

Рамона кипятила воду и нарезала помидоры. Мэри-Грейс быстро обняла ее и спросила:

— Хороший выдался день?

Хороший, согласилась та. Никаких проблем в школе. Домашняя работа уже сделана. Лайза удалилась в детскую. Интереса к готовке в своем возрасте она пока еще не выказывала, все было впереди.

— А у вас день прошел хорошо? — поинтересовалась Рамона.

— Да, очень хорошо. Давайте возьмем белый чеддер. — Мэри-Грейс отыскала кусок в холодильнике и принялась тереть его.

— И теперь вы можете отдохнуть? — спросила Рамона.

— Да, по крайней мере несколько дней.

Они нашли Району благодаря одному другу в церкви, когда она, полуголодная, пряталась в каком-то приюте в городе Батон-Руж, спала на койке и питалась консервами, которые отправлялись на юг жертвам урагана. Она пережила тяжелейшее трехмесячное путешествие из Центральной Америки через Мексику, а затем Техас до Луизианы, где не нашла ничего из того, что искала. Ее не ждали ни работа, ни семья, в которой она должна была жить, ни документы, ни люди, которые могли бы о ней позаботиться.

При других обстоятельствах Пейтонам и в голову бы не пришло нанять нелегальную иммигрантку без гражданства в качестве няни. Они быстро взяли ее к себе, научили водить машину, разрешив ездить только по строго определенным улицам, показали, как пользоваться сотовым телефоном, компьютером и кухонной техникой, а также заставили заняться английским. У нее было хорошее образование, которое она получила еще дома в католической школе, и она весь день проводила взаперти, убирая квартиру и повторяя тексты телевизионных передач. Через восемь месяцев Рамона уже могла похвастаться значительными успехами. Правда, она предпочитала не говорить, а слушать, в особенности Мэри-Грейс, которой часто нужно было кому-то выговориться. За последние четыре месяца, в те редкие вечера, когда Мэри-Грейс готовила ужин, она трещала без остановки, а Рамона впитывала каждое слово. Для Мэри-Грейс это было великолепной разрядкой, особенно после напряженного дня в зале суда, битком набитого нервными мужчинами.

— С машиной проблем нет? — Мэри-Грейс задавала этот вопрос каждый вечер. Их второй машиной была «хонда-аккорд», которую Рамоне еще только предстояло побить. На самом деле их приводила в ужас мысль о том, что они выпускают на улицы Хаттисберга нелегалку без прав и страховки на «хонде» с пробегом в миллионы миль с двумя счастливыми маленькими детьми на заднем сиденье. Они научили Рамону ездить по специальному маршруту по маленьким улочкам до школы, бакалейной лавки и, на случай необходимости, до их офиса. Если бы полицейские ее задержали, Пейтоны бросились бы в ноги прокурору и судье. Ведь все они были хорошо знакомы.

А Уэс точно знал, что у главного городского судьи тоже есть нелегал, который полет ему сорняки и стрижет газон.

— Отличный день, — ответила Рамона. — Никаких проблем. Все прекрасно.

И правда хороший день, подумала Мэри-Грейс, начиная растапливать сыр.

Зазвонил телефон, и Уэс неохотно поднял трубку. Их номер исключили из всех справочников, потому что какой-то сумасшедший постоянно звонил им с угрозами. Они использовали мобильные на все случаи жизни. Уэс помолчал, потом что-то сказал, повесил трубку и подошел к духовке, отвлекая женщин от готовки.

— Кто это был? — озабоченно спросила Мэри-Грейс. Каждый звонок по домашнему телефону вызывал у нее подозрения.

— Шерман звонил из офиса. Говорит, там шныряют какие-то репортеры, жаждут увидеть звезд.

Шерман был одним из ассистентов.

— Почему он до сих пор в офисе? — спросила Мэри-Грейс.

— Все еще упивается успехом, наверное. У нас остались оливки для салата?

— Нет. Что ты ему сказал?

— Я сказал, чтобы он пристрелил одного из них, тогда все остальные исчезнут сами собой.

— Да бросьте вы этот салат, — велела Мэри-Грейс Рамоне.

Они склонились над карточным столом, стоявшим в углу кухни, все пятеро взялись за руки, и Уэс начал читать молитву с благодарностью за все хорошее, что произошло в жизни, за семью, за друзей и за школу. И за пищу. А еще он испытывал благодарность к мудрым и благородным присяжным за столь фантастический исход дела, но это он оставит на потом.

Сначала был подан салат, а потом уже макароны с сыром.

— Пап, а давайте сегодня ночевать в палатках? — выпалил Мэк, едва успев проглотить свою порцию.

— Конечно, — согласился Уэс, ощутив внезапную боль в спине. При ночевке «в палатках» в квартире на пол накидывались покрывала, стеганые одеяла и подушки, и вся семья спала там, а телевизор не выключался до поздней ночи. Так они, как правило, проводили ночи с пятницы на субботу. Но все выходило отлично только тогда, когда мама и папа сами хотели принять участие в этом празднике жизни. Району всегда приглашали, но она благоразумно отказывалась.

— Только ляжем спать, как обычно, — настояла Мэри-Грейс. — Завтра рано вставать в школу.

— В десять! — предложила Лайза, выступая миротворцем.

— В девять, — возразила Мэри-Грейс, добавив тридцать минут к обычному времени, и дети заулыбались.

Мэри-Грейс сидела рядом с ними и наслаждалась этим прекрасным моментом, радуясь, что усталость скоро останется в прошлом. Быть может, теперь ей удастся больше отдыхать, водить их в школу, приходить к ним на уроки и обедать вместе. Она жаждала побыть именно матерью и никем более, и для нее настанет черный день, когда придется вновь войти в зал суда.

По средам в церкви Пайн-Гроув раздавали еду всем желающим, и народу там всегда собиралось невероятно много. Популярная церковь находилась в середине поселения, и многие прихожане просто проходили пару кварталов пешком по воскресеньям и средам. Двери церкви были открыты восемнадцать часов в сутки, а пастор, живший в приходском доме за церковью, всегда находился на посту, готовый проповедовать для своей паствы.

Они совершали трапезу в «братском доме» — уродливой металлической пристройке сбоку от часовни, там внутри на складных столах раскладывалась самая разная домашняя снедь. Здесь можно было найти и корзинку белых булочек, и большой чайник со сладким чаем, и, конечно, много бутылок питьевой воды. Сегодня толпа была даже больше, чем обычно, потому что все надеялись увидеть Дженет. Люди ждали праздника.

Церковь Пайн-Гроув отличалась ярой независимостью без всякого намека на какую-либо конфессиональную принадлежность, чем очень гордился ее основатель — пастор Денни Отт. Саму церковь построили баптисты несколько десятилетий назад, а потом она пришла в запустение, как и все в Бауморе. Ко времени приезда Отта вся паства состояла лишь из пары совершенно измученных душ. За годы борьбы с безбожием ему удалось увеличить количество прихожан в десятки раз. Отт помог облегчить души нуждающимся, открыл двери перед местным обществом и сумел наконец достучаться до людских сердец.

Его приняли не сразу, главным образом потому, что он был «с севера» и его сразу выдавал чистый отрывистый акцент. В библейском колледже в Небраске он познакомился с девушкой из Баумора, и она повезла его на юг. После ряда злоключений он попал во Вторую баптистскую церковь в качестве временного пастора. На самом деле он не был баптистом, но при столь скудном выборе молодых проповедников в округе церковь не могла позволить себе особую избирательность. Через шесть месяцев баптисты покинули это место, а церковь получила новое название.