Страница 98 из 105
Вторую категорию составляли тела, подвергнутые термическим и химическим ожогам. Таких тел было, по меньшей мере, три. У одного из подводников буквально стесано все лицо, на костях черепа — только остатки мышц. У другого полностью отсутствовала брюшная стенка, внутренние органы, однако, целы. От пожара так сгореть люди не могли. Налицо явное сожжение щелочью, причем воздействие было очень интенсивным и кр атко вр еменны м.
Так что же все таки случилось в районе 19 часов вечера 12 августа в 9-м отсеке? А произошло, скорее всего, следующее.
К вечеру в отсеке стало ощущаться кислородное голодание и было решено зарядить РДУ свежими пластинами регенерации. Эту операцию поручено было выполнить трем подводникам. Они подошли к РДУ, имея при себе банку с пластинами регенерации, и начали ее перезаряжать. В этот-то момент и произошло непоправимое. Кто-то из трех уронил пластины регенерации, а возможно, и всю банку в воду, перемешанную с маслом. Почему так случилось, можно только предполагать. Возможно, сказалась усталость предыдущих часов, теснота и недостаток освещения. Возможно, что пластины и не роняли, а просто с подволока капнула вода или масло. Как бы то ни было, раздался взрыв...
По характеру ожога можно предположить, что в последний момент один из подводников пытался накрыть собой упавшую банку с регенерацией и принять всю силу взрыва на себя. Однако даже этот отчаянный смертельный бросок ничто уже не мог изменить... Находившиеся рядом с РДУ люди погибли почти мгновенно. Остальные жили немногим дольше. Взрыв сразу же выжег весь кислород в отсеке, выделив огромное количество угарного газа. Никто не ожидал взрыва, и подводники находились без дыхательных аппаратов, которые вполне обоснованно берегли на случай выхода из подводной лодки. А потому всем им было достаточно одного-двух вдохов угарного газа, чтобы потерять сознание. Это был конец. Люди молча падали в воду, чтобы уже никогда из нее не подняться. Все произошло так стремительно, что вряд ли кто-то из находившихся в 9-м отсеке смог до конца осознать, что же с ними случилось.
Большого пожара, однако, не произошло. Взрыв мгновенно выжег весь кислород, и гореть больше было просто нечему. Понемногу в отсек продолжала фильтроваться вода, и к моменту открытия АСЛ норвежцами он был уже полностью затоплен, исключая лишь небольшую воздушную подушку у подволока с содержанием кислорода в 7 процентов. Люди, как известно, могут дышать при минимуме в 12 процентов, после чего теряют сознание. 7 процентов — это и есть результат интенсивного горения или взрыва. Люди до столь низкой концентрации кислорода никогда «выдышать» воздух не могут.
Узнав о тайне 9-го отсека, я, честно говоря, несколько дней не мог прийти в себя. Было безумно обидно, что нелепая случайность в одно мгновение унесла 23 молодые жизни, что спасательная операция, имевшая все шансы на успех, завершилась ничем. Если бы можно было повернуть вспять время и хоть что-то изменить в прошлом! Хотя бы один раз! Хотя бы чуть-чуть! Увы, ничего подобного нам не дано. Время безжалостно идет вперед, а прошлое не признает сослагательного наклонения. И все же склоним еще раз головы перед подвигом узников 9-го отсека, тех, кто до последнего вздоха стоял на своем боевом посту и принял смерть, когда спасение, казалось, было уже совсем рядом.
Глава третья. Пир во время чумы
Трагедия с «Курском» подняла столько грязи и нечистот со дна нашего общественного бытия, что порой поражаешься: разве могут нормальные люди устраивать столь циничные игрища на человеческом горе?
Едва стало известно о катастрофе подводной лодки, в эфире началась самая настоящая вакханалия. Увы, о самих погибших подводниках не слишком-то много говорили, зато каждый стремился извлечь для себя максимальную пользу из случившегося. Политики с жаром обличали друг друга, припоминали старые обиды, обвиняя всех, кроме себя, в происшедшем, давая многозначительные, но совершенно никчемные советы. Люди бизнеса, поняв, что дело пахнет хорошими деньгами, сразу начали проводить громкие акции и организовывать всевозможные фонды. Но особенно неистовствовала пресса. Понятно, что профессия журналиста предполагает уже по самой своей сути известную любознательность, умение первым добыть сенсационный материал, проникнуть туда, куда еще никто никогда не проникал, и тем самым утереть нос конкурентам. Знаю, о чем говорю, ибо в течение пяти лет был заместителем начальника пресс-центра ВМФ и успел насмотреться всякого. Но, признаюсь, то, что творила пресса вокруг «Курска», я наблюдал впервые.
Безусловно, любая трагедия национального масштаба всегда вызывала и будет вызывать повышенное внимание СМИ. Но при этом должны соблюдаться такие основополагающие принципы профессии журналиста, как гуманность в отношении родственников людей, попавших в беду, и компетентность (я уж не говорю о профессионализме!) в той теме, о которой идет речь. Увы, все это в случае с «Курском» было отброшено в сторону и начался невиданный шабаш.
Прежде всего, не стоит удивляться, что гибель «Курска» вызвала настоящую бурю восторга в западной прессе. Погибших там, впрочем, иногда для вида жалели, но в целом тон иностранных газет и телепередач был достаточно злорадным. Примеры? Пожалуйста!
Вот несколько цитат из статей голландского журналиста Питера ван дер Слоота, работающего в Москве:
«У русских подводников с «Курска» была вольготная, привилегированная житуха (?)...» «Жители Курска снабжали своих лучших сыновей каждые 3 месяца вагонами мяса, сигарет, колбасы, шоколада и теплых носков...» «Они, наверно, там уже все передрались...»
Некая Катрин Шперр (газета «Ди Вельт») в статье «О цене человеческой жизни» сначала долго рассуждает о судьбе абстрактного российского моряка, а потом вдруг ни с того ни с сего возвращается к временам СССР и начинает громить коммунистическую систему.
Судьба российских подводников Запад не слишком интересовала, зато интересовало другое: возможные политические и экономические потрясения, которые могли бы возникнуть в России в связи с «Курском». Кроме того, началась еще более масштабная кампания с целью доказать всему миру на примере «Курска», что Россия не может иметь ядерного оружия и атомного подводного флота.
Журналист Джон Грей со статьей, названной весьма многозначительно «Закат России» («Гардиан»): «Что общего имеет судьба росийских подводников с судьбой сибирского тигра? ...Разваливающееся российское государство не может ничего сделать, чтобы спасти «Курск»; не способно оно и предотвратить грядущие, еще более серьезные катастрофы. В неудовлетворительном состоянии находятся российские ядерные средства, что таит страшную опасность для России и всего мира...»
Некто Гвин Принс, статья «Катастрофа вполне возможна» (все та же «Гардиан»). Суть статьи в нагнетании страха вокруг псевдоэкологической катастрофы на Кольском полуострове и почти открытом требовании скорейшего уничтожения атомного подводного флота России. Не можете содержать — ломайте, а деньги на уничтожение флота мы вам дадим, не переживайте! Вот так!
А вот еще одна «сенсационная» статья — некого Гисберта Мрозека из «Берлинер цайтунг» с весьма интригующем названием «Лицензия на молчание». Останавливаюсь на этой статье подробнее, потому что, на мой взгляд, она представляет собой наиболее типичный образчик обмусоливания «курской» темы на Западе. Не имея возможности, да и желания приводить весь опус целиком, ограничусь лишь рядом цитат и некоторыми комментариями к ним.
«...Свидетелей отправляют в провинцию, водолазам запрещают говорить — так российские власти обходятся с теми, кто мог бы пролить хоть какой-то свет на обстоятельства трагедии в Баренцевом море. Никто не должен узнать, что же в действительности произошло с «Курском».
Интересно, что подразумевает автор под словом «провинция»? Если окраины России, то и Североморск и Видяево — как раз самая что ни на есть окраина. Куда уж дальше отправлять-то — не в ГУЛАГ же! Что касается водолазов, то в печати и на ТВ выступали как начальник УПАСР ВМФ Г. Верич, так и главный водолазный специалист ВМФ Алексей Пехов.