Ибн Баттута

В воздухе свежо и безветренно. Шевелятся, обугливаются в языках пламени кирпичики из высушенного верблюжьего помета, стреляют, выбрасывая вверх огненные брызги, витые стебли верблюжьей колючки. Красные отсветы колышущегося пламени выхватывают из темноты спокойные строгие лица собеседников, рассказывающих удивительные вещи о странах и городах, в которых им довелось побывать. Где-то рядом журчит теплая средиземноморская волна, слышится гортанный переклик ночной стражи…

«Добродетельная жена лучше, чем весь мир и все, что он вмещает», — сказал однажды пророк, очевидно, имея в виду свою Хадиджу, которой он был обязан очень многим из того, что произошло в его удивительной жизни. Впрочем, еще задолго до его проповедей почитаемый всеми арабами легендарный мудрец Лукман достаточно определенно высказался на этот счет. «Добродетельная жена, — утверждал он, — как корона на голове царя, а нечестивая — как тяжелая ноша на спине старца».

Итак, речь пойдет о прекрасном поле, к которому наш путешественник питал особую слабость, заставившую его посвятить подругам своей беспокойной кочевой жизни несколько самых возвышенных и трогательных страниц книги воспоминаний.

Мы говорим о подругах жизни во множественном числе, ибо известно, что ислам допускает полигамию. Свободный член мусульманской общины наделен правом иметь одновременно четырех законных жен. Кроме того, ему позволяется содержать сколько угодно рабынь-наложниц.

Однако установленные Кораном рамки не являлись преградой для сластолюбцев, всю жизнь искавших любовных утех. При исключительной легкости расторжения брака мужчина мог иметь практически бесконечное число жен, ибо, разводясь с одной из них, он тут же брал себе новую, никогда не выходя за пределы предписанного ему максимума. История знает много таких примеров.

Строгое затворничество женщин и их содержание за стенами гаремов, равно как и многоженство, также не было изобретено исламом. У бедуинов Аравии женщина пользовалась достаточной свободой и не скрывала своего лица за чадрой. Обычай ревниво оберегать своих жен от посторонних глаз, превращая их в пожизненных пленниц, был заимствован арабами у персов, задолго до возникновения ислама разделявших свои дома на мужскую и запретную женскую половину, охраняемую рабами-евнухами.

Коран, определяющий число положенных мужчине жен, содержит и другие предписания, регламентирующие внутрисемейные отношения, вопросы наследования, развод.

«Мужья стоят над женами», — утверждает Коран, законодательно закрепляя неравенство женщины, характерное, впрочем, не только для ислама, но и для многих других религий. Пренебрежительное отношение к женщине проистекает в данном случае не только из того обстоятельства, что жена находится на содержании у своего мужа, или, как говорит Коран, «они (мужья) из своего имущества расходуют на тех (жен)», но также из убеждения, что обязанность заботиться о семье мешает правоверным исполнять свой религиозный долг.

Но вернемся к нашему герою. Что же случилось в его жизни во время остановки каравана в древнем городе-крепости Сфакс?

А случилось то, что рано или поздно должно было произойти: молодой магрибинец задумал жениться.

Напрасно было бы искать за этим решением романтическую историю в духе Тристана и Изольды, ибо хорошо известно, что в традиционном мусульманском обществе браки чаще всего заключались не по любви, а по условиям заранее составленного контракта, к тому же заочно: до самой свадебной церемонии жених и невеста, как правило, не имели представления ни о внешности, ни о достоинствах или недостатках друг друга.

В своей книге Ибн Баттута посвящает этому событию лишь одну строку. «В Сфаксе, — пишет он, — я заключил брачный контракт с дочерью одного из тунисских синдиков. Ее привезли ко мне в Триполи». И больше ни слова.

О причинах, побудивших Ибн Баттуту решиться на такой шаг, мы, таким образом, ничего не знаем. А поэтому, верные своему принципу, не будем восполнять неизвестное домыслами и догадками, ограничиваясь тем, что имеет подтверждение в источниках и сомнению не подлежит.

Считается, что из всех месяцев мусульманского лунного календаря лучшим для женитьбы является жеваль, а худшим — мухаррем. Ибн Баттута затеял женитьбу в мухарреме. Очевидно, оттого, что торопился.

Брачный контракт у мусульман чаще всего устный, реже записывается на бумаге, и это делается специально приглашенным судьей — кадием. Церемония заключения контракта довольно проста. Невесту, как правило, представляет отец или кто-нибудь из близких родственников. Со стороны мужа требуется присутствие жениха или его представителя, а также двух свидетелей и кадия. Участники церемонии хором читают первую суру Корана — фатиху, и жених передает отцу невесты выкуп, сумма которого заранее оговорена. Обычный акт купли-продажи завершается рядом формальностей, без которых он не имеет законной силы. Жених и представитель невесты садятся на землю, и каждый из них с силой давит оттопыренным большим пальцем на большой палец другого. Кадий набрасывает на их соединенные руки платок и торопливо читает проповедь. После этого они повторяют вслед за ним текст брачного договора.

— Я отдаю свою дочь, являющуюся девственницей, за сумму… — тянет отец, подтверждая, что вполне доволен тем числом динаров, которые весело позвякивают в кармане его халата.

— Я беру ее у тебя, — подпевает жених, и это означает, что сделка состоялась и пересмотрена быть не может. Счастливый жених обнимает тестя и сообщает ему дату свадебного пира, который по традиции происходит через 8-10 дней после заключения контракта…

Первый брак Ибн Баттуты оказался на удивление недолговечным. Уже по пути в Триполи, куда паломники двигались по осенней распутице, окоченевшие от ледяного ветра и проливных дождей, Ибн Баттута в пух и прах рассорился со своим тестем и сгоряча бросил в лицо молодой жене те два слова, которых достаточно для расторжения брака.

«Ты свободна», — повторил он три раза, давая понять, что решение его бесповоротно.

Троекратный повтор этой незамысловатой формулы исчерпывает всю процедуру развода у мусульман. Отвергнутой жене не остается ничего иного, кроме как выждать три месячных цикла, чтобы убедиться в отсутствии беременности, и уйти, получив от мужа то, что полагается ей по шариату.

Между тем, избавившись от первой жены, Ибн Бат-тута уже подумывает о следующем браке.

«Я женился на дочери одного из фесских паломников, — сообщает он. — Когда ее доставили ко мне в Каср аз-Заафия, я закатил пирушку для каравана, которая продолжалась целый день…»

…После короткой остановки караван вновь двинулся по оживленному торговому тракту. Впереди был Египет.

Глава третья

Перелистывая книгу «Подарок созерцающим о диковинках городов и чудесах странствий», сразу же подмечаешь одну любопытную особенность зрения Ибн Баттуты. Где бы он ни был и что бы ни описывал, взгляд его выхватывает из многообразия окружающего мира в первую очередь то, что прямо или косвенно связано с исламом. Крупным планом всегда даются мечети, медресе, дервишские обители, слова и деяния мусульманских государей, благочестивых затворников, ученых мужей. Все, что не имеет отношения к исламу или враждебно ему, либо вовсе остается за пределами кругозора нашего автора, либо рисуется с нескрываемой неприязнью и пренебрежением, реже с ироничной снисходительностью взрослого, наблюдающего за играми неразумных детей.

Секрет такого видения мира объясняется не индивидуальными особенностями воспитания или образования. Таким — разделенным на своих и чужих, верующих и неверных, праведников и грешников — представлялся мир средневековому человеку, ограниченному шорами религиозных представлений, усвоенных с самого детства и в зрелом возрасте возведенных в абсолют.

Критерий оценки явлений окружающего мира, событий, людей — вероисповедный. Все свое нравственно, логично, целесообразно, красиво; чужое отвратительно, безнравственно, лишено здравого смысла. Лишь собственная вера истинна, чужая же ложна, вредоносна, порочна.