Страница 94 из 98
— Здоров будь, Наум! — приветствовал Змаевич сослуживца.
— Подобру, Матвей Христофоров.
Они вышли на шканцы.
— Как мыслишь, Матвей, пора бы давно Апраксину с Богом начинать шведа тревожить? — обратился Сенявин к Змаевичу.
— Начал-то ты, Наум, дюжину годков назад, в Выборге, с покойным Щепотьевым. — Змаевич перекрестился, потом широко улыбнулся, а лицо Сенявина зарделось румянцем:
— Не ведаю, то быльем поросло.
— Ого, не скажи. — Змаевич покачал головой. — «Эсперн» с четырьмя пушками, сотня шведов противу полусотни наших с мушкетами на шлюпках. Лихой был абордаж!
По-летнему теплый бриз играл в снастях, трепетали флаги на шкотах и гафелях.
Змаевич, перегнувшись через поручень, кивнул на трап и проговорил:
— Вон и Конон Зотов прибыл.
— Поздорову, господа капитаны. — Прямо с трапа Зотов подошел к Сенявину и Змаевичу. — Слыхали новость? — И, не ожидая ответа, сообщил: — Любезный Джон Норрис объявился на Балтике в подмогу шведу.
Змаевич ухмыльнулся:
— Знамо сих аглицких. И нашим и вашим. Токмо выгоду выискивают… Всюду жар загребают, небось не свои лапы ошпаривают! Так мыслю — не миновать ноне Норрису восвояси убираться подобру-поздорову.
Зотов встал между Сенявиным и Змаевичем, обнял их за плечи, слегка повернул друзей к корме. Куда ни кинь взгляд, всюду весело полоскались на ветру десятки, сотни вымпелов.
Подошел рослый Федосей Скляев, главный корабельный мастер флота.
Сенявин оглянулся:
— А-а, господин капитан, надежда наша, опять задумки творишь. Поболее, пожалуй, будет, чем «Полтава»?
Змаевич весело похлопал Скляева по плечу, обвел руками рейд:
— За сии кораблики, кои сотворил споро, великое спасибо от отечества…
Его прервал Сенявин:
— Пошли борзо, господин вице-адмирал трубку выкурил.
В распахнутые оконца салона флагмана вместе с солнцем врывался легкий бриз, разгоняя застоявшиеся клубы табачного дыма. Вице-адмирал Михайлов держал совет.
— Господа капитаны, — в сильном голосе царя чувствовалась некоторая торжественность, — всем ведомо, после Полтавы крепко мы били брата Карла, да одолеть по сей день не можем. Одна рука не мастерица, другой вовсе не было, — скосил озорно глаз на Скляева, — а без нее свалить ворога не мочно. Здесь, в Гангуте, — Петр притопнул ногой о палубу, кивнул в распахнутую окончину, — вторую руку обрели, нонича сильна она. Давеча капитан-командор Сенявин викторию знатную взял в баталии морской, у Эзеля пленил три корабля добротных, швецких, нос утер Норрису. — Насмешливо глянул на разомлевшего вице-адмирала Крюйса. — Не тебе чета, Крюйс, по прежним грехам твоим, да будя, авось замолишь, — под общий хохот закончил царь.
Побагровевший Крюйс тяжело приподнялся:
— Однако, государь, капитан Сенявин преступил регламент, тобой писанный…
Петр махнул рукой:
— Садись, Крюйс. В уставах порядки писаны, а случаев нет, а посему, — Петр обвел всех взглядом, — не след цепляться указа, яко слепцу за стену. Хвала капитану Сенявину за русскую сметку, что шведа поразила.
Петр помолчал и вдруг посуровел:
— Сестра Ульрика замирения не ищет, на помочь аглицкую уповает. Нам мир люб, однако неполезного мира не учиним. — Повернулся к Меншикову: — Читай.
Тот встал, поправил съехавший на глаза парик.
— «Генерал-адмиралу Апраксину повелеваем: флоту две эскадры, двадцать шесть тыщ морских солдат высадить на берег неприятеля. Искать оного на его же земле». — Меншиков на минуту остановился, и царь приглушенно сказал:
— Исконные земли кровушкой нашей просочились. Тыщи воев полегло, мирных людишек несть числа Карл загубил зазря, нипочем. В плен израненных не брал, порешил всех. — Голос Петра зазвенел тетивой. — Однако ж, слава Богу, мы не швецкие, — кивнул Меншикову и тот продолжал:
— «Повелеваем мирных людишек не токмо небрать, но и не грабить с них и ничем не досаждать, постращать их, но внушать им, что сенат их не склонен к миру, а потому пришли мы-де единственно для того, чтобы желаемого замирения достигнуть можно было». — Меншиков дочитал последнюю фразу.
Совет капитанов был единодушен: шведский флот надобно спровадить от нашего побережья. Петр добавил жестко:
— Храмы ихние не касать под страхом смерти.
Царь задержал Апраксина:
— К шведам поведешь флот самолично. Мне недужится, задержусь на Лемлянде, обустрою базу, кораблями распоряжусь, тебя прикрою.
— Дозволь, господин вице-адмирал, к Стокгольму посунуться, королевский замок потревожить.
— Раненько, Федор, рискованно. Нынче разведай фарватеры, берега, сколь войска. В следующую кампанию нагрянем. Я к тебе инженеров и навигаторов переправлю.
Галерный флот под флагом генерал-адмирала направился к Стокгольму, а царь послал к Датским проливам поручика Николая Головина.
— Пойдешь к Датским проливам. — «Времечко-то летит, давно ли его батюшка первым флагманом был», — глядя на офицера, размышлял Петр. — Там аглицкая эскадра. Передашь адмиралу Норрису, старому знакомцу, мою эстафету. Пускай поведает, чего для на Балтику пожаловал.
Головин отправился на фрегате «Самсон» в сопровождении линкора и пинка.
— Следом пойдут фрегаты и корабли на видимости, — предупредил Петр капитана Конона Зотова. — Держи ухо востро, — аглицкие, ведомо, лисы.
Норрис принял посланца почтительно, невозмутимо ответил царю: «Я прибыл для оказания покровительства купечеству нашему». Как это часто было, лицемерили англичане. У него в столе лежал секретный приказ лорда Стенгопа «Предпринять все, что в ваших силах, чтобы уничтожить русский флот».
Английский адмирал раздумывал, как ему сподручнее исполнить приказ из Лондона, а русский адмирал с флотом действовал в трех десятках километров от Стокгольма. По пути на островах уничтожали медеплавильные и другие заводы, захватывали пушки, купеческие суда; на берега пролива высаживали тысячные отряды пехоты; казачьи сотни достигали предместьев шведской столицы. Всюду Апраксин посылал боцманов промерять фарватеры, составлять планы и карты. Отряд полковника Барятинского вступил в бой и обратил в бегство семнадцатитысячный корпус принца Кассельского. Отряд командира Змаевича при поддержке ружейного огня с галер также высадился на берег, сжег замок графа Вердена.
— У крепости под Стокгольмом стоит эскадра — пять линкоров и пять прамов, поперек фарватера суда затоплены, железные цепи протянуты, — доложил Змаевич флагману.
— И то ладно, — сказал Апраксин, — теперь сюда наведаемся не вслепую.
К северу Апраксин послал второй отряд галер, генерала Ласси. И там эскадры шведов в панике отступали.
В эти дни к Норрису полетел отчаянный призыв британского посла в Швеции: «Самое главное, перехватить царя и не дать ему достичь Ревеля. Перережьте ему путь отступления! Бог да благословит вас, Джон Норрис. Каждый англичанин будет вам обязан, если вы сможете уничтожить царский флот, что, я не сомневаюсь, вы сделаете».
Норрис наконец-то соединился со шведской эскадрой, но было поздно…
Выслушав доклад Апраксина, царь расцеловал его:
— Покойный брат Карл Москву воевать хотел, ан вышло — русские Стокгольм за грудки трясут.
Генерал-адмирал слушал царя, а думал о будущем:
— Аглицкие-то вряд ли отстанут, господин вице- адмирал, будущим годом ждем их в гости.
— Встретим их хлебом-солью, — Петра не оставляло хорошее настроение, — хлебом абордажным, солью картечною.
С приходом весны обнажилась земля, растаял лед в Финском заливе. Природа сбрасывала зимнее покрывало. Выявились и скрытые раньше замыслы английских политиков. Король Георг I заключил союз со Швецией против России. Тут же отшатнулись от России Пруссия и Дания, хмурился император в Вене, затаились в Варшаве.
— Проклятые обманщики, — чертыхался Петр, — ну, погоди, дайте срок.
Вместе с Апраксиным и генералом Михаилом Голицыным обсуждали план на лето. Зимой сорвался задуманный Петром поход казаков по льду Ботнического залива к берегам Швеции. Зима выдалась теплая, лед оказался тонким.