Серебряный леопард

Ее полураскрытые губы потянулись навстречу его губам. Где-то перекликались часовые. Заржал привязанный конь, вызвав злобную брань конюха.

– Сибилла! – глухо начал он. – Почему… ты… Она прижала пальчик к его рту и снова приникла к нему. Кольчужной рубашки на нем уже не было.

Затем Сибилла внезапно поднялась и достала из своих одежд маленький пузырек из бело-зеленого халцедона.

– Ты спрашиваешь, почему я здесь? – Ее огромные глаза округлились. – Чтобы спасти твою жизнь!

– Спасти мне жизнь? – не понял Эдмунд.

– О, ты рослый, но придурковатый франк! – воскликнула Сибилла громко. – Думаешь, мой дядя забыл или простил оскорбление, которое ты нанес нашей семье? Конечно же нет. Во время трапезы был подан яд. Он действует медленно, но день за днем, неделя за неделей он будет сокращать твою бессмысленную жизнь.

– Ты… ты меня отравила? – прошептал граф.

– Нет, не я, а мой дядя. – Снова ее трепещущие пальцы коснулись его щеки. – Никогда я не причинила бы вреда ни одному волоску на твоей голове. А здесь у меня есть надежное противоядие.

Когда он потянулся к халцедоновому пузырьку, она, быстрая как белка, отпрыгнула в сторону и замерла в центре палатки. Ее гладко причесанные волосы подчеркивали мертвенную бледность лица. И вновь, запустив руку за пояс своего платья, она вытащила небольшой, меньше ладони, богато украшенный ларчик.

– Эдмунд де Монтгомери, – торжественно произнесла Сибилла, – в этом ларчике лежит щепка от креста, на котором распяли Сына Божьего. Поклянись на нем, что ты возьмешь меня в жены. И тогда ты получишь противоядие…

Он смотрел на нее с ужасом, словно на фантастическое создание черной магии.

– Ты поклянешься?

Множество смутных образов промелькнуло перед его глазами.

– Нет, не могу, – выдохнул граф.

– Тогда ты умрешь, умрешь в мучительной агонии за пределами мрачного острова Принкипо.

– Еще до этого…

Легкий стон вырвался из ее груди.

– Но ты должен взять меня! – взмолилась она. – Я боготворю тебя, сердце мое, как древняя языческая девушка обожала Аполлона. – И она тут же насупилась. – Неужели ты воображаешь, что я буду спокойно смотреть, как ты женишься на другой? Никогда! Ведь я почти потеряла тебя в уличной стычке, которую сама и подстроила.

– Ты подстроила ту драку? Ее темная головка поникла.

– А как же еще могла бы я сблизиться с тобой и быть вместе долгое время? Конечно, я не думала, что ты получишь такую тяжелую рану. Я велела, чтобы того варварского дурня за его неосторожность забили плетью насмерть.

Эдмунд просто разинул рот.

– Но твой дядя?

– Я его уговорила взять тебя к себе. Конечно, со временем он и в самом деле сильно к тебе привязался.

– Но его сын?

– У него нет сына, – просто сказала она. – Юноша, которого ты спасал, был актером из театра. Все это я сделала из любви к тебе. Так что поклянись, что всегда будешь со мной. Для меня счастье даже быть твоей наложницей. – Она приблизилась к постели, протягивая ему покрытый эмалью ларчик с реликвией. – Клянись, что всегда будешь держать меня при себе…

В ушах у него зашумело, будто снежная лавина сорвалась где-то высоко в горах. Образ Аликc вновь явился перед глазами Эдмунда. Не раздумывая, он выбил ларчик с реликвией из рук Сибиллы и опрометью бросился наружу, под свет звезд.

Глава 4 РЕКА САНГАРИУС

Никея пала не под натиском франков, а в результате типично византийского хитрого маневра. И сэр Эдмунд начал понимать значение загадочных слов, которые были сказаны Боэмундом в императорском лагере. Позднее франкским предводителям стало известно, что Алексей через Мануэля Бутумита вступил в секретные переговоры с турецким командующим в Никее. С этим турком было легче иметь дело потому, что семья Красного Льва оказалась в его руках.

Другим побудительным мотивом для мусульман в их желании достичь взаимопонимания с Алексеем стала невиданная доблесть франков. Распевая гимны, они с ожесточением бросались на штурм укреплений. И туркам было все труднее их сбрасывать с лестниц. К тому же турецкий командующий получил сведения о соглашении между герцогом Готфридом Бульонским, официальным главнокомандующим франками, и императором. В соглашении определялось, что город перейдет к тому, кто первым водрузит свое знамя на зубчатых стенах Никеи.

Византийские инженеры волоком перетащили к озеру много небольших судов, а император временно отозвал в свою армию из европейских гарнизонов значительные контингента половцев, печенегов и всех турецких наемников. После прибытия этих варварских вояк погрузили на суда и отправили под парусами через озеро к Никее.

У стен города со стороны озера они устроили шумную демонстрацию силы, с размахиванием знаменами, неистовым барабанным боем и ревом десятков рогов. На другой день турецкие ренегаты произвели ложную атаку на своих единоплеменников под прикрытием выходящих к воде стен города, причем европейские войска не могли видеть, что происходит в действительности. С подлинным мастерством эти византийские наемники притворились потерпевшими поражение – к немалому удовлетворению крестоносцев, которые на следующее утро намеревались предпринять мощный штурм крепостных стен, уже серьезно ослабленных действиями осадных машин, заимствованных у византийской армии.

Над водами озера, поросшего камышом, не успел еще рассеяться предрассветный туман, как части азиатских наемников погрузились на суда, переплыли озеро и с восходом солнца, подняв грандиозный шум, были впущены в Никею. Весь гарнизон неверных, семья Кылыдж Арслана и гражданские мусульмане, которые пожелали бежать, были быстро переправлены на северный берег озера. Там многие воины гарнизона, которых оттолкнула неспособность Красного Льва удержать Никею, поступили на императорскую службу.

И когда в то утро воины в стальных шлемах и белых мантиях подступили к полуразрушенным стенам Никеи, они с гневным удивлением увидели, что на главных башнях города развеваются знамена Алексея Комнина. Если бы предводители крестоносцев хоть на минуту заподозрили, что Никея не была честно взята штурмом, последовала бы вторая осада города.

Как бы то ни было, император уплатил франкским вожакам большую сумму денег в качестве компенсации за их разочарование. Бутумит был возведен в звание герцога Никеи. Совершенно не разграбленный город был возвращен под управление Византии. А лишенное добычи франкское войско снова двинулось в поход. На этот раз в западном направлении. Подразделение облаченных в тюрбаны туркополов с луками и дротиками сопровождало отряд Серебряного Леопарда по мосту через реку Сангариус, построенному каким-то давно умершим римским губернатором.

Стояло раннее лето, река еще не начала мелеть, и большие стаи водоплавающих птиц, поднявшись из-за ближайших болот, кружили в безоблачном азиатском небе. Колонна сэра Эдмунда де Монтгомери весело последовала в Анатолию.

Герцог Боэмунд скакал в прекрасном расположении духа. После перехода через мост у него были основания поздравить себя.

Благодаря длительному пребыванию при штаб-квартире Алексея он не только получил возможность оценить перспективы кампании, но также изучил характеры предводителей армии крестоносцев. Важнее же всего было то, что он не только добился расположения Алексея, но и получил от него необходимые средства для оплаты своих войск в дополнение к обещаниям снабжать их продовольствием через установленные промежутки времени.

Рыжеволосому сыну Роберта Гюискара было непонятно, почему ни один западный властитель не интересуется тем, как накормлены и обеспечены водой его части. Разумеется, следовало ожидать, что во время такой затяжной кампании так или иначе сотни, если не тысячи более слабых воинов погибнут от истощения или болезней. Путь продвижения крестоносцев уже был устлан белеющими костями и неглубокими могилами.

Да, герцог Тарантский чувствовал себя превосходно, когда пересек Сангариус и освободился от непосредственной юрисдикции Алексея. Где-то впереди маячила цель – богатое владение, к которому он стремился многие годы. Сходное стремление было написано на лицах его главных помощников – Ричарда из Принципата и его пылкого племянника Танкреда.