Наполеон - спаситель России

Конвент и Комитет общественного спасения использо­вали членов королевской семьи как разменную карту: от­дадим в Австрию, если прекратите движение своих войск! Ведь Мария-Антуанетта Габсбургско-Лотарингская была младшей дочерью эрцгерцога Австрии Франца I и родной сестрой правящего эрцгерцога Леопольда II. Но конечно же, «народ» очень беспокоился по поводу жизни такой страш­ной женщины. Под давлением мнения «народа» 16 октября 1793 года суд вынес королеве смертный приговор.

В день казни Мария-Антуанетта поднялась очень рано, часов не было, так что она не могла следить за временем. С помощью служанки королева надела белое платье. Охрана следила за каждым ее шагом, и, наконец, осужден­ная воскликнула: «Во имя Господа и приличия, прошу вас, оставьте меня хотя бы на минуту!» Не оставили.

Гильотина находилась неподалеку от дворца Тюильри, на площади Революции. По пути к месту казни толпа выла и улюлюкала, швыряла гнилыми фруктами и какашками. Ког­да Марию-Антуанетту подвели к плахе, она неосторожно наступила на ногу палачу. «Простите меня, мсье, я не на­рочно». Это были последние слова французской королевы.

Глава 3.

КАК ЯКОБИНЦЫ БОРОЛИСЬ ЗА СЧАСТЬЕ НАРОДА

Железной рукой загоним человечество в счастье!

Плакат, висевший в Соловецком лагере особого назначения

Третий этап Французской революции (2 июня 1793 - 27/28 июля 1794) марксистские историки называ­ют «высшим этапом» или «революционно-демократической якобинской диктатурой».

Якобинской она была. Организовали ее члены полити­ческого клуба, находившегося в доминиканском монасты­ре Святого Якова. В число якобинцев входили прежде все­го члены революционного Якобинского клуба в Париже, а также члены провинциальных клубов, тесно связанных с основным клубом.

Вот как диктатура может быть демократической, не по­стигаю. Скорее уж диктатура была утопической.

Все шло, как всегда, во всех революциях. Сначала кру­шение «старого режима». Все в восторге, все произносят длинные прочувствованные речи, все ожидают немедлен­ного наступления царства справедливости и разума, благо­дати и некоего высшего порядка. За счет чего все это долж­но наступить, никто объяснить не может, но все ждут.

Вскоре страна лежит в руинах, экономика в полном коллапсе, наступает полный хаос. Власть как таковая фак­тически исчезает. В стране властвуют вооруженные отря­ды, от армии до обычнейших разбойников.

Власть валяется под ногами, и ее подбирает самая ради­кальная из революционных организаций. В России вторая стадия революции продолжалась с мая по ноябрь 1917 г. У французов растянулась на больший срок — с 1789 по 1793 г.

Если радикальных организаций несколько, при перехо­де к третьей стадии они враждуют между собой. Так враж­довали и воевали анархисты, левые эсеры и коммунисты в Российской империи. Так воевали во Франции якобинцы, «бешеные», кордельеры, «Социальный кружок» Марата, приверженцы газеты «Друг народа»...

К лету 1793 года правительство Франции контролиро­вало только треть территории страны. Нехватка продуктов стала нормой. Власть поддерживал все меньший процент населения.

2 июня 1793 г. 80 тысяч национальных гвардейцев и вооруженных граждан окружили здание Конвента, напра­вили на него даже пушки. Конвент принял декрет об исключении из своего состава 29 депутатов-жирондистов. Якобинцы остались одни!

Если якобинцам можно, почему «бешеным» нельзя? «Бешеные» поднимают новое восстание в Париже 4-5 сен­тября. Они требуют введения «максимума»: то есть уста­новления максимальной цены продуктов. Цены-то растут и растут. Разгромив восстание и перестреляв-пересажав «бешеных», якобинцы взяли многие их лозунги. 29 сентя­бря они ввели максимум.

24 июня якобинский Конвент принял первую демо­кратическую конституцию (1793 года). Эта конституция никогда не была введена в действие и осталась только на бумаге. «Обстоятельства» были таковы, что пришлось вве­дение конституции «отсрочить».

Реальной полнотой власти обладали Конвент, Коми­тет общественного спасения и Комитет общественной безопасности. Они опирались на организованные по всей стране революционные комитеты.

Аграрным законодательством (июнь - июль 1793 г.) якобинский Конвент передал крестьянам общинные и эмигрантские земли для раздела и полностью уничтожил все феодальные права и привилегии. Ленин был в востор­ге от этих мер: «действительно революционная расправа с отжившим феодализмом...»[28].

Разумеется, справиться с голодом путем борьбы с феодализмом пока что никому не удавалось. Якобинцы установили «максимум»: нельзя было повышать стоимость продуктов выше установленного. Нельзя было, правда, еще и платить выше установленной зарплаты.

Подвоз продуктов в города окончательно остановился: их не было смысла везти. Если продукты и появлялись, то по астрономическим ценам. Якобинцы стали выстав­лять заградительные отряды, чтобы не пропускать в го­рода спекулянтов. Если они ловили торговцев, то сразу же убивали (интересно, а куда они девали то, что было с торговцами? Неужели сами съедали, феодализм их по­бери?! Ах, негодные нарушители идеалов!).

В Ла-Рошели, Нанте, Бордо, Лионе отряды вооружен­ных людей прочесывали город, чтобы выловить торговцев. Обычно на рынок выходили крестьянки или мещанки-перекупщицы, обычно вместе с детьми. Этих женщин вме­сте с их ребятишками, иногда с несколькими сразу, убивали самыми разнообразными способами. Чаще всего их связывали попарно, привязывали к ним детей и топили. Если мужья этих торговок и отцы детей брались за оружие, их поступки, конечно, объяснялись исключительно отсталостью и непониманием, как невыразимо прекрасна революция.

Становилось ли в городах больше хлеба? Сомнительно.

Специальные отряды грабили крестьян, но в те време­на средства транспорта позволяли делать набеги только на ближайшие окрестности городов. Захватывали, ценой голодной смерти сельского населения, каплю в море.

Время якобинской диктатуры — период быстрого сни­жения и так невысокого уровня жизни народа.

Еще одной мерой, необходимой для счастья на­рода, оказался новый календарь.  Французский республиканский (революционный) календарь был введен во Франции в ходе Великой французской революции де­кретом Национального Конвента от 1 вандемеера II года (5 октября 1793), и отменен только Наполеоном с 1 января 1806 г. Календарь был разработан специальной комиссией под руководством Жильбера Рома. Он знаменовал разрыв с традициями, дехристианизацию и введение «естествен­ной религии», которой почему-то считался культ разума.

На Марсовом поле в Париже поставили алтарь Отече­ства, где 8 июня 1794 г. отмечался праздник Верховного существа: этот культ провозгласили, официально упразд­нив католицизм. Поклонялись Разуму в виде Богини Разу­ма - красивой девицы в белой полупрозрачной рубашке. Девицу спускали на канате, и она венчала лаврами самых достойных якобинцев.

Католичество не запрещалось, но сделалось таким не­лояльным.

Одним из следствий казни короля и объявления культа Высшего существа стала волна вандализма, хулиганства, бессмысленного разрушения. Наверное, это очень не­правильная, «отсталая» логика: «если Бога нет, какой же я генерал?!». Но множество людей жили и сегодня живут по такой логике. Если святынь нет и если они объявле­ны ложными, они теряют ориентиры и просто не знают, что им делать и каких берегов держаться. Первыми, кста­ти, становятся сами «идейные» революционеры, которым «культ разума» позволяет отказаться от «химеры морали» и «предрассудков простого народа»: благодаря чему они довольно быстро погибают от полового разврата, нарко­тиков и обычного простонародного пьянства.

А всякий крутой поворот всегда сопровождается буй­ством разнузданной черни и актами бессмысленного разрушения. В современной Франции часто сравнивают Французскую революцию 1789-1794 и Русскую 1917— 1922 годов: конечно же, в пользу Французской. При этом охотно приводят примеры разрушений, насилий, совер­шенных преступлений, в том числе осквернений церквей. Но в действительности во Франции было не лучше, если не хуже. По стране прокатился вал иррациональной жестокости и вандализма. Власть же положительно относилась к избиениям духовных лиц и к осквернению храмов, как к «революционным деяниям». Все, как и у нас, это точно.

28

Ленин В.И. Поли. собр. соч., 5-е изд., т. 34, с. 195.