Страница 59 из 68
Не в этом ли бессмыслица и тщета всего сущего?
Море светилось до самого горизонта, где-то за спиной тихая лагуна пахуче зацветала планктоном. Ровно дышали на циновках маленькие смуглые женщины, посапывали во сне грудные младенцы.
А Ибн Баттута уже находился далеко отсюда. Наверное, он никогда и не был рядом с ними.
Ибн Баттута покинул Мальдивы в середине месяца раби сани года семьсот сорок пятого мусульманского счисления, что соответствует тысяча триста сорок шестому году по христианскому календарю. На рассвете девятого дня плавания на горизонте возник Цейлон.
«Мы увидели гору Серендиб, уходящую в небо, как столб дыма», - писал Ибн Баттута, и ему не откажешь в поэтическом воображении. В XIV веке Цейлон, или, как его называли арабы, Серендиб, отнюдь не был terra incognita ни для европейцев, ни для жителей мусульманского Востока. Грек Сопатер, посетивший Цейлон в VI веке, сообщил о нем следующие интересные сведения:
«Это большой остров в Индийском океане, расположенный в Индийском море; индийцы называют его Сиеледиба, греки же - Тапробане. На острове правят два царя, враждебные друг другу. Его часто посещают большие группы торговцев из далеких стран. К этому острову прибывает множество кораблей из всех частей Индии, Персии и Эфиопии, потому что он стоит как бы посередине между всеми странами; и от него тоже отправляются корабли туда и сюда во всех направлениях.
Из внутренних областей, то есть из Цинисты и других торговых городов, привозят шелковые ткани, дерево, алоэ, гвоздику и сандаловое дерево, и все это отправляется в другие страны.
И так этот остров, находящийся посреди индийских стран, получает товары со всех рынков и посылает ил повсюду, будучи сам очень большим рынком».
Из рассказа Сопатера следует, что Цейлон, который в силу его географического расположения практически не мог миновать ни один корабль, направлявшийся как с Запада на Восток, так и с Востока на Запад, был известен во всем мире как крупнейший центр транзитной торговли.
Какими же товарами славился сам Цейлон?
Странно, но цейлонские, южноиндийские и китайские хроники сообщают об этом крайне мало. Правда, в последних содержатся упоминания о вывозившихся с Цейлона высококачественных хлопковых тканях, которые китайские хронисты даже сравнивают с сотканным воздухом, кое-где называются тончайшие полупрозрачные ткани, пользовавшиеся особым спросом у куртизанок Рима и Персии.
В некоторых китайских летописях упоминаются и такие предметы традиционного цейлонского вывоза, как резные украшения из слоновой кости, драгоценные камни, изделия из золота, жемчужные ожерелья, сандаловое дерево и тонкий белый хлопок.
В средние века в Западной Европе уже научились прихотливой изысканности в еде и для приобретения восточных специй и пряностей не жалели никаких денег. Пальма первенства в цейлонском экспорте прочно закрепилась за корицей.
«Все побережье Цейлона, - писал Ибн Баттута, - покрыто стволами коричного дерева, которые приносят горные реки. Великое множество стволов громоздится у берега. Жители Маабара и Малабара берут их на дрова и ничего за это не платят, только преподносят султану ткани для одежды в качестве ответного подарка…»
На Цейлоне Ибн Баттута видел много чудес. Одно из них - обилие драгоценных камней необыкновенной величины.
«На лбу белого слона, - удивлялся магрибинец, - я видел семь рубинов, каждый из которых был больше куриного яйца, а у султана Аири Сакарвати - ложку из драгоценного камня величиной с ладонь, в которой находилось масло алоэ. Я был очень удивлен, но он сказал мне: «Есть у нас вещи и большей величины».
Но главное из чудес Цейлона - Адамов пик, гора, священная у буддистов, индуистов, христиан и мусульман. Полутораметровую впадину у самой вершины буддисты считают следом ноги Будды, индуисты верят, что Этот след принадлежит Шиве, христиане приписывают его святому Фоме, а мусульмане утверждают, что священная впадина не что иное, как след Адама, который останавливался в этих местах после своего изгнания из рая. Взору паломников, поднявшихся к вершине на заре, открывается удивительное зрелище: огромная треугольная тень горы, повисшая над землей в предутренней дымке.
Восхождением на Адамов пик Ибн Баттута увенчал список мусульманских святынь, к которым он совершил паломничество во время своих странствий.
* * *
«Море Серендибских заливов - это одно из самых коварных, недоступных и бурных морей - одно из тех морей, в котором редко кому удается спастись. Оно простирается на триста фарсахов. В этом море множество крокодилов, а по берегам его живут тигры. По этому морю плавают морские разбойники, которые, овладев судном, пожирают находящихся на нем. Это злейшие из людей, и нигде на свете нет пиратов, подобных им. Путешественники, проплывая по этому морю, подвергаются тройной опасности; их съедят, если судно попадет к пиратам, если корабль потонет, не пройдет и часа, как их пожрут крокодилы, а если судно разобьется около берега и людям удастся выбраться на сушу, - все равно их в одно мгновение разорвут тигры».
Так написано в «Книге о чудесах Индии» Бузурга ибн Шахрияра, моряка и писателя, жившего во второй половине X века в одном из приморских городов Южной Месопотамии или Западного Ирана. Примечательно, что в непосредственной близости от Цейлона Ибн Баттуте довелось пережить многое из того, о чем предостерегал в своем сочинении полулегендарный капитан. Казалось, судьба испытывает его на излом, ввергая в такие передряги, в которых малодушному нечего рассчитывать на спасение. Но Ибн Баттута давно уже умеет не закрывать глаза перед лицом опасности. «Мужчина тот, кто сомкнет уста и засучит рукава», - говорят на Востоке. Что бы ни случилось, наш магрибинец ведет себя именно так, проявляя не только несгибаемость воли и стойкость духа, но и удивительное благородство души.
На пути с Цейлона в Индию он со своими спутникам попал в кораблекрушение. Буря вынесла потерявшее управление суденышко на мелководье, под порывами ветра оно билось о подводные камни, огромные волны перекатывалие через палубу, грозя затопить укрывшихся в трюме людей.
«Мы воочию увидели смерть, - вспоминал Ибн Бат-тута. - Люди стали выбрасывать все, что было с ними, прощались друг с другом. Мы срубили мачту, и матросы соорудили плот. До берега было два фарсаха. Я вознамерился спуститься на плот, но со мной были две наложницы и два товарища… Я предпочел уступить им свое место».
Всю ночь Ибн Баттута оставался на заливаемом водою судне, а к утру море успокоилось, и опасность миновала. Подоспевшие с берега лодки подобрали потерпевших кораблекрушение и благополучно доставили их на землю.
Но злоключения Ибн Баттуты на этом не кончились. Некоторое время спустя во время морского перехода из Каулема в Каликут он был до нитки ограблен пиратами.
«Они яростно сражались с нами и одержали победу, - писал Ибн Баттута. - Они отняли все, что у меня было и что удалось мне сберечь на черный день, забрали жемчуг и драгоценные камни, подаренные мне правителем Цейлона, платье и дорожные припасы, не оставив даже ничего из одежды, кроме штанов».
В который раз Ибн Баттута остался без всяких средств к существованию. Добравшись до Каликута, он поспешил в мечеть, где вынужден был скрываться до тех пор, пока не подоспела помощь от добрых людей. «Один богослов послал мне одежду, городской кадий - тюрбан, кто-то из купцов - другую одежду…»
Ибн Баттуте исполнилось сорок два года. Возраст весьма почтенный по тем временам. Кочевая жизнь и постоянно преследующие его неудачи уже вызывают раздражение и усталость. Он и сам временами не может понять, что удерживает его на юге Индии, где у него нет ни семьи, ни друга. По всем меркам пора уже подводить итоги, а главная цель - посещение Китая - так и осталась неосуществленной. Сколько времени потребует новое опасное предприятие - года, двух, пяти лет? Суждено ли ему вернуться на родину, которая уже померкла в памяти, потускнела, напоминая о себе лишь невнятным томлением души, ночными сердцебиениями, смутной тревогой, покатывающей внезапно и сжимающей горло вперехват?