Морская сила(Гангутское сражение)

Граф Пипер привык к таким тирадам и заметил:

— Но, ваше величество, королевская казна почти пуста, а война против Саксонии и Московии требует слишком больших денег. Разумнее было бы искать покорства Августа мирным путем.

При упоминании Августа король снова разгневался:

— С этим негодяем я-таки разделаюсь рано или поздно. Деньги в Стокгольме найдут, пускай потрясут кошельки наших бюргеров. В крайнем случае займут у голландцев.

— Ваше величество, мы и так должны им, год не платим проценты.

Король остановился у пылающего камина и про­должал разговор, будто и не слышал доводов первого министра.

— Мне нужны только пушки, ядра, порох и рек­руты. Моя армия сама себя прокормит на неприятель­ской земле. Я не намерен быть жалостливым к ино­земцам. Каждый мой солдат стоит дюжины жизней этих русских и польских плебеев.

Карл подошел к столу, где лежал ворох карт, и же­стом пригласил своего министра:

— Первый удар мы направим на Московию. — Ко­роль провел линейкой по карте к Новгороду и Пско­ву. — Для этого подождем пушки и порох из Стокголь­ма, потом перебросим два полка драгун из Сконе и пе­хоту из Голштинии. Я уже дал указание генералу Стю­арту готовить план похода. Я намерен пополнить ар­мию и местными рекрутами из Лифляндии.

Пипера всегда удивляла молниеносность реше­ний, принимаемых королем. Между тем Карл перево­рошил карты на столе и наконец нашел то, что нужно.

Несколько минут прошло в молчании. Карл, вы­прямившись, усмехнулся.

— Наши матросы в Стокгольме и Карлскроне на­верняка беспробудно пьянствуют в тавернах, а флаг­маны занимаются пустопорожними беседами. — Ко­роль небрежно махнул кружевным платком вдоль карты. — Вы помните, дорогой граф, что Уксеншерн

не раз твердил мне, что русские беспошлинно торгуют с англичанами и прочими европейцами через свой порт на Севере. Так вот, я решил заткнуть эту отду­шину, заодно и отвлечь внимание царя Петра от на­ших планов.

Глядя на несколько опешившего первого минист­ра, Карл повелительно произнес:

— Итак, граф, берите бумагу, чернила и перья. Мы не откладывая отправим повеление нашему Ад­миралтейству.

Не ожидая, пока Пипер расположится за столом и привычно сочинит предисловие королевского указа, король рублеными фразами излагал наставление о снаряжении весной эскадры с десантом в Белое море для пресечения русской торговли с европейскими странами. Приказ не оставлял никаких сомнений в конечных целях экспедиции.

— Сжечь город, корабли, верфи и запасы продо­вольствия, — с каким-то упоением диктовал ко­роль, — после того, как высаженный экипаж успеет согласно воинскому обычаю захватить пленных и уничтожить или разрушить все, что может быть

приспособлено к обороне, каковая задача, должно надеяться, будет исполнена при помощи Господа Бога…

В отличие от лютеранских кирх Европы, в право­славных храмах на Рождество Нового, 1701 года пере­звон колоколов звучал по-иному. В Пскове и Новгоро­де, Смоленске и Твери, да и во многих других горо­дах, весях и монастырях немало звонниц помалкива­ло. Грустно чернели они пустыми глазницами в ок­рест на снежных просторах. По царскому указу с ко­локолен в сугробы летели большие и малые колокола, кололись на части. Осколки медных колоколов грузи­ли на сани, везли на переплавку на Пушечный двор. Под Нарвой полки оставили полторы сотни пушек, почти всю армейскую артиллерию.

Прихожане испуганно глядели на происходящее, в душах царило смятение, — «никак антихрист вот-вот наведается». Священники в приходах насупленно помалкивали об истинных причинах происходящего, православные в страхе крестились: «Свят, свят, изы-ди, сатана…»

Ни днем, ни ночью не знал покоя в те дни царь Петр, на счету был каждый день, каждый час. Одного остерегался он, как бы шведское войско не двинулось к Москве.

Весть о разгроме принес поручик при Шереметеве, Павел Ягужинский6 . Рядом стоял новгородский вое­вода Ладыженский.

— Слыхал?! — с перекосившимся от гнева лицом крикнул ему Петр. — Ступай немедля, поднимай всех на ноги, собирай поголовно мужиков, сыскивай все зелье огневое, рвы копай. Вечером поедем, осмо­трим.

Повернулся к генерал-фельдмаршалу Головину7 :

— Езжай, Федя, в Псков, изготовь там оборону.

Подумал несколько мгновений, позвал Меншикова:

— Данилыч! Сыщи немедля ко мне капитана Сал­тыкова8 .

Быстро, через ступеньки, взбежав в воеводские па­латы, Салтыков застал царя за конторкой, он что-то размашисто писал. Кивнул Салтыкову: жди.

Закончив писать, пробежал глазами, поманил Салтыкова.

— Ты, я вижу, горазд в политесе. Сей же час ска­чи в Митаву, разыщешь короля саксонского Августа, брата моего, — Петр криво усмехнулся. — Запоми­най, с чего начнешь. Государь так передать велел: мол, он отъехал из Нарвы для встречи с ним, Авгус­том. Получив известие от войска, посылаю тебя до­подлинно оповестить его, Августа, дабы клевету отве­сти. — Петр взял с конторки исписанный лист. — Са­дись, вчитывайся, все до слова мне молвишь. Потом перескажешь Августу.

Салтыков взял бумагу, сел на лавку.

— «Дабы от неприятелей общих не внушен был и своей персоне, что противное получил, никогда от его союза и отечественного наследия не отступить, как еще при приходе своем к Нарве писал, так и ныне желает видеться не мешкая на праздник Рождества Христова. Велели войскам генерала Репнина с 12 000 человек пехоты быть в Новгороде, а гетману Черкас­скому с 8000 конных и 10 000 пехотных быть в Пско­ве, также которые отстали от Нарвы полки к оборо­не развернули», — читал вполголоса Салтыков.

Когда Салтыков заучил написанное, Петр взял бу­магу:

— Уясни генеральное. Нам Август потребен, дабы шведа отвлекать. Штоб он знал — мы союзу верны и силу имеем. А с братом Карлом, придет срок, со­чтемся.

Салтыков умчался, а царь проверял готовность войск для отпора нашествию Карла XII.

Обновлялись, пополнялись пушками, припасами, рекрутами крепости Новгорода, Пскова и Гдова, опо­ясались они рвами, ощерился пушками Печерский монастырь.

Первые донесения о сражениях под Нарвой не весьма огорчили Петра. Войска в полном порядке от­ходили от Нарвы.

Прибывшим к нему генералам Борису Шеремете­ву, Петру Апраксину9 , Аниките Репнину сразу выго­ворился:

— Все вы в батальях с турками бывали, однако ты, Борис Петров, опытен, а сплошал у Пуртцы, тогдаб с шведами иначе обошлись мы под Нарвой.

Шереметев виновато развел руками, а сам, греш­ным делом, подумал: «Ты-то тож хорош, от Нарвы утек неведомо зачем, когда узнал, что швед близко, да кумандиром над нами оставил иноземца».

За три недели до сражения под Нарвой конница Шереметева сначала успешно атаковала там передовой отряд шведов генерала Велинга, однако, вместо того чтобы закрепиться, Шереметев решил отступить к де­ревне Пюхайоги в 30 верстах от Нарвы. Царь сделал ему выговор и наказал держаться. И опять граф спло­ховал, начал отступать под напором шведов к Нарве…

— Ну да будет, — примирительно сказал Петр, — авось грехи замолишь делами. Нарва же, одним сло­вом сказать, яко младенческое играние было, а искус­ства ниже вида.

Царь шагнул к разложенной на грубо сбитом столе походной карте и поманил прибывших:

—    Ты, Аникита, — начал он с Репнина, — прини­май под начало войско у Новгорода, сбирай по всей округе воев, которые от Нарвы отошли. В подмогу те­бе приписаны свежие рекруты. Оградишь от шведа с норда, ежели он к Москве вознамерится идти.

—    Борис Петров, — без остановки продолжал царь, — с заглавными полками ополчения московски­ми и новгородскими оборону Пскова станешь дер­жать. Тебе в подмогу из Малороссии семь тыщ каза­ков идут. Держи ухо востро, шведа сторожи, не меш­кая доноси.

Петру Апраксину поручалось особое задание, но царь начал издалека.

— Штоб все вы знали, нынче почнем воевать море с другой стороны, от Ладоги к Неве и далее, к Финикусову10 заливу. Об этом, окромя вас, никто ведать не должон.