Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 30



Глава первая Остров спокойствия

После напутственных прощальных речей гря­нул марш. Было пасмурно, и медь оркестра не блестела, а лишь тускло отсвечивала. Взволно­ванные, радостно возбужденные матросы и стар­шины, отслужившие на Курилах свой срок, спу­стились на катер. Последним спрыгнул с пирса старшина 1-й статьи Алексей Кирьянов. Зароко­тал мотор, катер рванулся вперед, оставляя за кормой пенистые водоворотики.

Провожающие замахали платками, фураж­ками, бескозырками: «Счастливого пути! Пи­шите!»

С катера в ответ: «Счастливо оставаться! Не поминайте лихом!..»

Рядом с Самсоновым, который заезжал на ост­ров, чтобы хоть часок, пока шла разгрузка, по­видаться со старыми друзьями, на корме стоял Кирьянов. Он крутил над головой мичманку, и я подивился, что на лице его нет и тени радости. А ведь он тоже возвращался домой.

Маринка прильнула к Баулину, горько запла­кала.

— Ну что ты, доченька, ну что ты, не плачь,— успокаивал ее капитан 3 ранга.

— Мы так любили друг друга!— вымолвила девочка.

Катер шел ходко и минут через пятнадцать привалил к стоящему на внешнем рейде «Дальстрою», тому самому «Дальстрою», который при­вез на остров Н. продовольствие, новый опресни­тель морской воды, несколько станков, книги, по­сылки и почту.

Провожающие не расходились, с невольной грустью глядя, как с борта парохода спустили трап, как едва заметные фигурки людей подня­лись на палубу, как наконец, выбрав якорь, «Дальстрой» попрощался протяжным басовым гудком и взял курс на север.

С невольной грустью смотрел на удаляющийся пароход и я. Разве забудутся дни, проведенные на его борту? Доведется ли когда-нибудь вновь повстречаться с капитаном 1 ранга Самсоновым, с кузнецом Петровичем, оставившим в Сормове родной завод, свой домик и яблоневый сад во имя нашей нови на Курилах? Обретет ли счастье в этом краю молодая учительница, которую увез из Сочи лейтенант? Как-то сложится здесь, на Дальнем Востоке, судьба курских и полтавских комсомольцев?.. Счастливого пути вам, друзья! Пожалел я и о том, что разминулся со стар­шиной 1-й статьи Алексеем Кирьяновым. «Вот о ком надо писать!» — вспомнились слова Самсонова. До чего же долгим, кружным путем бу­дут добираться демобилизованные пограничники до материка: Камчатка, потом Магадан, Никола­евск-на-Амуре... Да, редко еще заходят пароходы на такие острова, как остров Н...

— Пошли, Мариша, домой,— прервал мои раз­думья Баулин.

Девочка вытерла кулачонками покрасневшие глаза.

— Пошли...

На ошвартованных у пирса сторожевых кораб­лях, недавно возвратившихся из дозорного крей­серства, происходила приборка. Редкостный для октября тихий ветер едва шевелил флаги погра­ничного флота. Мутно-свинцовые волны лениво накатывались на склизкие, обросшие зелеными лохмами водорослей сваи.

Пронзительно вскрикнув, крупная сизая чайка нахально выхватила на лету из клюва другой ры­бешку. Царапая нервы, скрежетали скрябки: с днища вытащенного на берег катера счищали ржавчину и ракушку. Неподалеку от стоянки ко­раблей матросы строили похожее на цех здание. Из-за высокой, отвесно падающей в океан скалы доносился перекатистый гул «птичьего базара».

Крутой каменистой дорогой мы поднимались от морбазы к небольшому поселку стандартных, привезенных с материка домиков. Десятый час был на исходе, а солнце все еще не могло осилить толщу низких серых туч, отчего все вокруг тоже казалось серым, унылым.

Голые скалы в заплатах лишайников, нагро­мождения камней, напоминающие развалины древнего города, и вокруг ни единого деревца, ни кустика, ни даже травинки!..

Дорога свернула влево, и в прямоугольной ска­листой выемке, словно в громадной раме, выри­совался конус вулкана, спрятавшего в тучах, свою вершину. Под ногами похрустывали об­ломки застывшей лавы.

— Ты не устала, Мариша? — спросил Баулин.— Давай-ка я тебя понесу.

Маринка помотала головой;

— Не, я сама.— И побежала вперед.

— Николай Иванович, а почему бы вам не от­править Маришу на Большую землю, к родным? Уж больно сурово у вас тут на острове.

— На будущий год отправлю. Придется отпра­вить,— сказал Баулин.— На будущий год мы станем совсем взрослыми. Пойдем в первый класс.— Сквозь грусть на лице его промельк­нула улыбка.— А что до климата, так ведь Мариша здесь выросла, она у меня, можно сказать, коренная курильчанка: когда мы приехали сюда, ей не было и двух лет.

— Значит, Мариша не видела ни цветка, ни нашей русской березы?! — вырвалось у меня.

— Мама делала нам цветы из бумаги... Заме­чательные цветы, как живые!

— А вы не подавали рапорта о переводе? Куда-нибудь на Черное море либо на Каспий? Вас же переведут без звука.



— Здесь я нужнее,— нахмурился Баулин.

Я снова огляделся вокруг: скалистый остров представился мне еще более унылым и мрачным. Тучи немного развеяло, и вулкан показал свою усеченную главу. Из кратера поднимался желто­ватый дымок. Внизу, левее морбазы, виднелись остатки фундаментов никуда теперь не ведущей дороги.

«Моретрясение бед наделало»,— подумал я.

— Пришлось перебраться повыше,— перехва­тив мой взгляд, объяснил Баулин, показал на стройку: — А это мы строим свои судоремонтные мастерские. Новый народ скоро приедет.

На утесе, куда мы поднялись, стояли непода­леку друг от друга выщербленный временем и не­погодами каменный крест и скромный гранитный обелиск с пятиконечной звездой.

— Кто-то из казаков Ивана Козыревского,— сказал капитан 3 ранга, останавливаясь у креста, и скинул фуражку.

«1713...» — с трудом разобрал я высеченную на кресте дату. От имени отважного землепроходца осталось лишь несколько разрозненных букв ста­ринной славянской вязи.

Три века назад открыли русские люди Куриль­ские острова. Первые «скаски» о Курилах запи­сали в Москве еще со слов открывателя Кам­чатки Владимира Атласова. А в начале XVIII века, когда на Камчатке была подавлена ка­зачья смута, один из вожаков бунта Иван Козыревский, желая заслужить царево прощение, от­правился открывать для России новые острова.

— И получил в награду за курильские походы десять целковых,— с горечью заключил Баулин свой рассказ.— А сколько таких безымянных русских могил и на Камчатке, и на Командор­ских островах, и у нас, на Курилах.

Мы подошли к обелиску.

— И таких памятников теперь здесь немало,— сказал Баулин.

К красноватому граниту была прикреплена чугунная доска:

«Вечная слава героям, павшим в боях

за честь и победу нашей Родины!

Память о вас, вернувших Родине

Курильские острова,

переживет века.

Август 1945 г.»

— А вы говорите «уехать»! — с неожиданной горячностью сказал Баулин.— Как это можно! Здесь же первая пядь нашей земли...

С высоты утеса открывался вид на океанский простор, на соседние острова. Среди туч неуве­ренно проглянуло солнце. Далекий, далекий путь предстоит пройти ему над морями, над полями и лесами России.

— «Над моей отчизной солнце не заходит, до чего отчизна велика»,— продекламировал Бау­лин, будто угадав мои мысли.

А Маринка легко, словно горная козочка, взо­бралась на большой замшелый камень и зама­хала ручонками. Она махала «Дальстрою», похо­жему на черного жука, медленно ползущего по бескрайней, серо-свинцовой плите.

— Да разве увидит тебя так далеко дядя Алеша? Ты, как царевна на горошине,— пошу­тил я.

— Увидит! — убежденно сказала Маринка. — Дядя Алеша говорил, что попросит у штур­мана бинокль.

Чем же внешне грубоватый старшина 1-й статьи пробудил в девочке такую горячую любовь? Правда, я видел его мельком, не пере­кинулся с ним и парой слов, и первое впечат­ление могло быть обманчивым. Снова вспом­нилось: «Не забудьте расспросить Баулина о Кирьянове...»

Я решил при случае завести с капитаном 3 ранга этот разговор, но вечером он сам загово­рил о Кирьянове.