Большой горизонт

Глава четвертая Обыкновенная операция

Из кожаной байдары с подвесным мотором на пирс ловко взобрались двое статных широкопле­чих мужчин. Смуглолицые, бородатые, карегла­зые, с прямыми чертами лица, они не походили ни на кого из жителей северо-восточной Азии и, хотя и были одеты в парки из нерпичной шкуры, скорее напоминали кавказских горцев.

Поздоровавшись с пограничниками, как с давними друзьями, мужчины передали Баулину шляпу, искусно сплетенную из птичьих перьев.

— Твоей дочке, начальник, — улыбнулся стар­ший. Окладистая седая борода покрывала всю его грудь.

Он еще что-то негромко сказал капитану 3 ранга, и тот пригласил гостей в штаб.

— Айны, — кивнул вслед им боцман Доро­нин. — Отец и сын.

— Откуда это они на такой утлой лодчонке?

— С И., — назвал боцман один из соседних островов. — Храбрый народ. На И. несколько се­мей обитают. Раньше их на Курилах много жило, да японцы чуть ли не всех поистребляли.

Айны... Так вот какие они, айны, некогда на­селявшие и острова Хонсю и Хоккайдо, и Юж­ный Сахалин, и Курилы. Свободолюбивый бес­корыстный народ, даже под вековым чужеземным игом сохранивший свою самобытную культуру и обычаи. Пожалуй, на всей земле нет народа, о происхождении которого было бы высказано столько противоречивых мнений. Одни ученые считают, что айны — северяне, другие ищут их родину в тропиках, в Индонезии, третьи относят айнов к восточно-азиатским материковым народам, а некоторые — даже к кавказской расе.

— Теперь-то у нас на Курилах и на Сахалине они вздохнули свободно, — сказал Доронин. — Из хижин в новые дома перебрались.

— Зачем они приплыли?

— Наверно, за каким-нито советом, а может, и сами новость привезли...

— Да, новость, — проводив гостей, подтвер­дил часом позже Баулин. — И очень важную: близ острова И. вторую ночь подряд курсирует японская шхуна.

— В наших советских водах?

— Пока нет. Да ведь так, ни с того ни с сего появляться по ночам на одном месте шхуна не станет. Японские повадки айны хорошо знают, на своем горбу испытали. Они не первый раз нам помогают, мы с ними в дружбе. Их под­сказка, к слову говоря, помогла нам и вовремя операции в тот самый день, когда мы встрети­лись с тайфуном «Надежда».

Баулин посмотрел на Маринку, вместе с дру­гими юными островитянами сооружавшую непо­далеку от пирса дворец из обломков скалы.

— Тогда наша мама в клубе базы кружок математики вела,— сказал он.— «Надежда» нагрянула на Курилы за год до моретрясе­ния...

Ветер дул с северо-запада, в лоб. Океан дышал тяжело, вздымая крупные отлогие волны. Как обычно, небо закрывали тучи. За целое лето метеорологи зарегистрировали у Курил всего-навсего тринадцать солнечных дней. Мелкий моросящий дождь высеивался почти не пере­ставая.

«Вихрь» возвращался после двухсуточного до­зорного крейсерства в районе островов И. и П. Барометр продолжал падать, и Баулин приказал прибавить ходу, торопясь до наступления шторма поспеть на базу.

Начиная с Олюторки и Карагинского острова, что у северо-восточной оконечности Камчатки, и до Курильских островов Баулина знали как смелого командира, готового в любую погоду выйти в море. Из этого, однако, вовсе не следо­вало, что он предпочитал ровным попутным вет­рам крепкие «лобачи» и безразлично относился к солнцу.

И он обрадовался, когда вдруг в мрачных сизо-серых тучах проглянула узкая голубоватая полынья. Полынья увеличивалась на глазах и вскоре стала похожа на гигантский моржовый бивень. Острие бивня вспыхнуло оранжево-крас­ным огнем и вонзилось в солнце. Паутинная сетка буса оборвалась.

Появление солнца в этих широтах Тихого океана было событием столь редким, что Баулин счел необходимым занести в вахтенный журнал: «1 сентября 195... года, 10.06. На траверзе мыса Сивучий показалось солнце». А сигнальщик Петро Левчук скатился по крутому трапу в куб­рик, где свободные от вахты пограничники сража­лись в домино и слушали радиоконцерт, и гарк­нул:

— Свистать всех наверх, солнце!

Первым, как положено, поднялся на ют боц­ман Семен Доронин. Прищурившись, поглядел из-под широкой ладони на солнце.

— Давно не видались, соскучилось!

— Сейчас опять спрячется, — сказал Алексей Кирьянов.

— Извиняюсь, оно телеграмму вам при­слало?— Левчук, закинув нога на ногу, не­брежно облокотился о шлюпку-тузик.

— Целых три, когда некоторые еще не про­терли глаза!

«Вот так да! — в удивлении оглянулся боц­ман. — Видано ли, чтобы бирюк, молчальник Кирьянов произнес при народе столько слов под­ряд?»

Обогнув мыс Сивучий, «Вихрь» пошел парал­лельно берегу. Теперь задувало уже не в лоб, а в правую скулу форштевня. На фоне посветлевшего неба скалистые кряжи острова, круто опускаю­щиеся в океан, казались еще более высокими. Тут не надейся укрыться от непогоды. На Кури­лах мало бухт, где бы корабль мог спокойно отстояться во время шторма или тайфуна. Неда­ром капитаны торгового флота предпочитают поскорее миновать эти мрачные скалы. А погра­ничники плавают тут каждый день — что поде­лаешь, служба.

Прибрежные утесы отливали то иссиня-черным, то белым, будто по ним пробегала рябь. Казалось, каменные громады ожили — со сто­роны острова доносился непрерывный гул, напо­минающий гул могучих порогов: на утесах шу­мел «птичий базар», миллионы кайр и гаг.

Стаи кайр то и дело поднимались в воздух. Когда они дружно, крыло к крылу, летели на­встречу сторожевику, то напоминали стреми­тельно несущееся облачко: грудь и шея птиц были белыми. Неожиданно они поворачивали обратно, и в мгновение облачко превращалось в черную полость, падающую в океан. Но пограничники не обращали внимания на птиц. Зато как только сторожевик миновал «птичий ба­зар», все, даже невозмутимый сибиряк Иван Ростовцев, перешли на левый борт, и никто уже не отрывал глаз от берега. «Вихрь» поравнялся с лежбищем ушастых тюленей-котиков. Баулин еще издали увидел, что берег заполнен пугли­выми животными, и скомандовал в машину сба­вить ход. Зачем их тревожить!

Котики располагались на узкой каменистой береговой полосе «гаремами», по тридцать — со­рок коричневато-серых, окруженных детенышами маток. В середине каждого «гарема», словно ча­совые на страже, бодрствовали рослые, темно-серые самцы.

— Нежатся! — с ласковым восхищением про­изнес Доронин.— Небось тут их на полмиллиона рубликов, не меньше.

— А вон тот секач здоров, пудов за сорок! — показал Левчук.

— Который это? Который? — заинтересовался Кирьянов, вновь порадовав Доронина своей не­обычной оживленностью: «Неужто хандре ко­нец?»

— Да вон там, правее рыжей скалы.

— Ревнует, старый шельмец! — усмехнулся боцман.

Огромный секач, о котором шла речь, был явно встревожен. Он поводил из стороны в сторону усатой мордой и, обнажив клыки, зло погляды­вал на четырех расхрабрившихся, совсем близко подползших к «гарему» молодых котиков — хо­лостяков.

За бухтой, где утес был совсем отвесным, на камнях, едва возвышавшихся над водой, нежи­лись морские бобры-каланы.

Опершись о поручни ходового мостика, Бау­лин с любопытством наблюдал морских зверей в бинокль.

Вот плывет на спине самка, и на груди у нее пристроился смешной круглоголовый бобренок, а вот этому бобру то ли не хватило места на камнях, то ли такая уж пришла охота — он тоже перевернулся на спину и блаженствует, по­качиваясь на волнах.

Интерес пограничников объяснялся не только свойственной всем добрым людям любовью к мирным животным, но и тем, что эти животные были частью богатств, которые пограничники охраняли. Мех котиков и морских бобров — за­манчивая приманка для хищников-зверобоев са­мых различных национальностей. Пренебрегая тайфунами и рифами, нарушители частенько но­ровят подплыть к островам. Авось зеленый вым­пел советского сторожевика не покажется над волной. Тогда риск окупится с лихвой.

Баулин выпрямился, сунул бинокль в футляр и, заложив руки за спину,— первый признак плохого настроения — посмотрел на голубую по­лынью в небе. Тучи почти совсем затянули ее. Ветер заметно посвежел. Сомнительное удоволь­ствие— попасть в шторм! И без того двое суток уткой ныряешь в волнах. Вспомнилось, что сегодня — четверг. Ольга уйдет в клуб базы заниматься математикой с матросами и старши­нами. Значит, Маринка опять останется вечером одна с соседским Витюшкой: его бабка ложится с петухами. Чего доброго, Витька опять вспорет ножницами подушку и разукрасит себя и Ма­ринку перьями. И убрала ли Ольга спички? Не учинили бы малыши пожар...