Страница 39 из 43
Приблизительно в то самое время, как молодой Публий Клодий надел toga virilis и официально стал мужчиной, большой брат Аппий блестяще восстановил шаткое состояние семьи, женившись на старой деве Сервилии Гнее. Она приглядывала за шестью другими знатными сиротами, принадлежавшими семействам Сервилия Цепиона, Ливия Друза и Порция Катона. Ее приданое было столь же велико, как велика была ее некрасивость. Кое-что роднило Аппия и эту старую деву: обоим приходилось заботиться о своих сиротках, так что Сервилия Гнея очень подошла сентиментальному большому брату Аппию, который стремительно влюбился в свою тридцатипятилетнюю невесту (ему был двадцать один год) и сделался очень любящим мужем. После чего они начали производить детей по одному в год, следуя, таким образом, традициям Клавдиев.
Большому брату Аппию также удалось очень хорошо пристроить своих трех сестер-бесприданниц: Клавдия вышла замуж за Квинта Марция Рекса, которому предстоит вскорости стать консулом; Клодия — за их двоюродного брата Квинта Цецилия Метелла Целера, сводного брата жены Помпея Муции Терции; Клодилла — за Лукулла, который был в три раза старше ее. Трое невероятно богатых, высокопоставленных мужчин, и двое из них достаточно зрелые, чтобы уже сколотить себе приличное состояние. Что касается Целера, то он не нуждался в этом, поскольку был старшим внуком Метелла Балеарского и внуком знаменитого Красса Оратора. Все сложилось как нельзя лучше для молодого Публия Клодия, поскольку Рексу так и не удалось получить сына от Клавдии даже после нескольких лет брака. Поэтому Публий Клодий уверенно считал себя наследником Рекса.
В шестнадцать лет Публий Клодий впервые выступил на Форуме, пробуя свои силы в качестве юриста и честолюбивого политика. Затем он провел год солдатом на плацу в Капуе и возвратился на Форум в возрасте восемнадцати лет. Чувствуя свою силу и зная, что девушки без ума от него, Клодий стал искать женщину, которая соответствовала бы его собственной исключительности. По его мнению, эта исключительность стремительно росла. И он воспылал страстью к весталке Фабии. Любовь к весталке отнюдь не приветствовалась. Но это было именно то любовное приключение, которое хотел пережить Клодий. В целомудрии весталки заключается удача Рима. Большинство приходит в неподдельный ужас от одной только мысли о том, чтобы соблазнить весталку. Но только не Публий Клодий.
Никто в Риме не требовал, чтобы весталки вели уединенный образ жизни. От них и не ожидали затворничества. Им дозволялось посещать вечеринки — при условии, что получено разрешение великого понтифика и старшей весталки, которым предварительно сообщалось о месте сбора и составе приглашенных. Весталки посещали все жреческие пиры — как равные жрецам и авгурам. Им разрешали видеться с мужчинами, однако при людях, в Общественном доме, государственном здании, которое они делили с великим понтификом, и обязательно с сопровождением. Весталки не были бедными. Хорошо, когда в семье имелась весталка, поэтому девочек, для которых не находилось женихов, часто отдавали в весталки. У большинства весталок было отличное приданое, а остальных обеспечивало государство.
Восемнадцатилетняя Фабия была красивой, добродушной, веселой и глуповатой. Идеальная мишень для Публия Клодия, обожавшего разные проказы, которые часто вызывали возмущение у добропорядочных людей. Ухаживать за весталкой — это так забавно! Клодий не собирался заходить слишком далеко и лишать Фабию чести, ибо это привело бы к последствиям, затрагивающим его собственную обожаемую шкуру. Единственное, чего он хотел, — это увидеть, как Фабия изнывает от любви к нему и от желания.
Неприятности начались, когда Клодий обнаружил, что у него есть соперник — Луций Сергий Катилина, высокий, смуглый, красивый, лихой, обаятельный — и опасный. Ненадежный шарм Клодия ни в какое сравнение не шел с непобедимым обаянием Катилины. Во-первых, Клодий не обладал таким ростом и отменным телосложением. Во-вторых, от него не исходила грозная сила. Да, Катилина — страшный соперник. О нем ходило много слухов, впрочем, никем не доказанных, — и красивых, и жутких. Все знали, что он нажил состояние во времена проскрипций Суллы, внеся в списки не только своего шурина (казненного), но и своего брата (высланного). Говорили также, что он убил свою тогдашнюю жену. Если он это и сделал, никто не заставил его отвечать за преступление. И что было хуже всего, шептались, будто он убил своего собственного сына, потому что его теперешняя жена, прелестная и богатая Орестилла, отказывалась выйти замуж за человека, у которого имелся сын. Действительно, сын Катилины умер, и Катилина женился на Орестилле. Это все знали. И все же, убил ли он бедного мальчика? Никто не мог сказать определенно. Однако отсутствие подтверждения не помешало возникнуть слухам.
Вероятно, у Катилины и у Клодия были одинаковые мотивы для осады Фабии. Оба представляли собой ходячую неприятность, обоим нравилось вызывать гнев окружающих, обоим хотелось натянуть нос ханжескому Риму. Но матерого тридцатичетырехлетнего Катилину и неопытного восемнадцатилетнего Клодия разделил успех одного и поражение другого. Катилина, конечно же, не позарился на девственную плеву Фабии. Почитаемый кусочек ткани оставался нетронутым. И поэтому Фабия технически оставалась непорочной. Но бедная девочка влюбилась в Катилину и позволяла ему некоторые вольности. В конце концов, что плохого в нескольких поцелуях? Или в том, что палец или язык дотрагивается до чувствительных участков половых органов? Катилина нашептывал ей в ухо, что это совершенно невинное занятие, а получаемый экстаз — это нечто, о чем она будет помнить весь оставшийся ей срок службы весталкой.
Старшая весталка Перпенния, к сожалению, не являлась строгой наставницей. Великого понтифика не было в Риме — Метелл Пий воевал против Сертория в Испании. Следующей по старшинству весталкой была Фонтейя, после нее — двадцативосьмилетняя Лициния, потом восемнадцатилетняя Фабия, за которой следовали Аррунция и Попиллия — обеим по семнадцать лет. Перпенния и Фонтейя, ровесницы, насчитывали уже по тридцать два года. Лет через пять они выйдут в отставку. Поэтому эти две старшие весталки думали только о своем уходе да еще о том, что стоимость сестерция падает. Их беспокоило, достаточно ли окажется их когда-то приличного состояния, чтобы обеспечить себя на старости лет. Ни одна из них не собиралась замуж после того, как закончится их срок. Хотя брак бывшим весталкам не запрещали, считалось, что такой брак не будет счастливым.
Так что заниматься всем приходилось Лицинии. Третья по возрасту среди шестерых, она была самой богатой. И хотя она состояла в более близком родстве с Лицинием Муреной, нежели с Марком Лицинием Крассом, великий плутократ тем не менее считался ее кузеном и другом. Лициния приглашала его как консультанта в финансовых вопросах, и три старшие весталки проводили с ним по многу часов, обсуждая финансовые и торговые дела, вложения денег и отбившихся от рук отцов, когда вопрос касался прибылей от приданого дочери-весталки.
Пока Катилина развлекался с Фабией буквально под их носом, Клодий тоже предпринимал свои попытки. Сначала Фабия не понимала, чего добивается этот юноша. По сравнению с опытным Катилиной Клодий был совсем еще зелен. Но когда Клодий схватил ее и начал покрывать ее лицо поцелуями, бормоча нежные слова, Фабия допустила ошибку — стала над ним смеяться и прогнала его. Этот смех долго еще звенел у него в ушах. Нельзя так обращаться с Публием Клодием, который привык получать все, что хотел. Раньше никогда и никто над ним не смеялся. Столь страшное оскорбление было нанесено его представлению о себе, что он решил немедленно отомстить.
И выбрал очень римский способ мщения — судебный процесс. Но не тот относительно безобидный процесс, который, например, возбудил восемнадцатилетний Катон после того, как его обманула Эмилия Лепида. Катон обвинял ее тогда в нарушении обещания. Публий Клодий обвинил Фабию в непристойном поведении. А в римском обществе, где не применяли смертную казнь даже за преступления против государства, непристойное поведение было единственным преступлением, которое автоматически влекло за собой смертный приговор.