Женщины Цезаря

— Ты аргументируешь, как заправский адвокат! — оценил Цезарь и наконец улыбнулся.

— Принимаю это как комплимент.

— Да, это комплимент.

Цезарь встал, обошел стол и протянул руку, чтобы помочь Сервилии подняться с кресла.

— Ответа я не получу, Гай Юлий?

— Ответ ты получишь, но не сегодня.

— Когда? — спросила она, направляясь к двери.

Еле уловимый соблазнительный запах духов исходил от тела Сервилии, шедшей впереди Цезаря, который уже готов был сказать ей, что даст ответ после выборов. И вдруг он заметил нечто, что заставило его захотеть увидеть ее снова. И прежде, чем состоятся выборы. Хотя платье полностью закрывало матрону, как требовали приличия ее класса, спинка платья чуть отвисала, оголяя шею и позвоночник до середины лопаток. И там узенькой дорожкой рос черный пушок, спускаясь по шее и исчезая в глубинах одежды. Он вовсе не выглядел грубым, скорее похожим на шелк, и не стоял дыбом, а беспорядочно лежал на ее белой коже, потому что тот, кто вытирал ей спину после ванны, не позаботился пригладить волоски и уложить их вдоль позвонков. О, этот капризный пушок просто умолял уделить ему внимание!

— Приходи завтра, если это удобно, — сказал Цезарь, обгоняя ее, чтобы открыть дверь.

На лестничной площадке сопровождающего не оказалось, поэтому Цезарь провел ее до вестибула. Но когда он хотел проследовать за ней на улицу, Сервилия остановила его.

— Благодарю, Гай Юлий. Дальше не надо провожать, — сказала она.

— Ты уверена? Здесь не лучшие места для прогулок матроны.

— У меня имеются спутники. До завтра.

И он побежал обратно, вверх по ступеням, к последним мгновениям еле уловимого запаха духов и к ощущению невероятной пустоты комнаты. Так пусто там еще никогда не было. Сервилия… Непостижимая, многослойная, и каждый слой тверд по-разному — железо, мрамор, базальт и алмаз. Совсем не милая. И не женственная, несмотря на большую и красивую грудь. Отвернешься от нее — жди беды, ибо, в его представлении, у нее два лица, как у Януса: одно — чтобы видеть, куда она идет, а другое — чтобы наблюдать за тем, кто ступает следом. Абсолютное чудовище. Неудивительно, что все говорили, будто Силан выглядит все более и более больным. Никакой pater families не решится просить за Брута. Она могла и не объяснять этого. Ясно, что Сервилия сама управляет своими делами, включая и сына, что бы ни говорил закон. Интересно, помолвка с Юлией — ее идея или это действительно исходит от Брута? Аврелия может знать. Цезарь немедленно пойдет домой и спросит мать о Сервилии.

И он поспешил домой, продолжая думать о Сервилии: каково будет привести в порядок тонкую дорожку черного пушка, бегущую вдоль всего ее позвоночника.

— Мама, — влетел он в ее рабочую комнату, — мне нужна срочная консультация, прерви свои дела и приходи в мой кабинет!

Аврелия отложила перо и с удивлением посмотрела на Цезаря.

— Сегодня день ежемесячной выплаты ренты, — напомнила она.

— Мне все равно, даже если это день квартальной выплаты.

Он исчез, едва закончив фразу и оставив Аврелию в состоянии шока, вынужденной прекратить расчеты. Это непохоже на Цезаря! Какой демон в него вселился?

— Ну? — осведомилась она, входя в его кабинет.

Он стоял, заложив руки за спину и перекатываясь с пяток на носки. Его тога валялась на полу. Она подняла ее и выбросила в столовую, потом прикрыла за собой дверь.

Какой-то момент Цезарь словно не замечал ее присутствия, а потом вздрогнул, посмотрел на мать с изумлением и… неужели приятным возбуждением? Потом сын приблизился к Аврелии и помог сесть в кресло, в котором она всегда устраивалась.

— Дорогой мой Цезарь, ты можешь стоять спокойно, если уж не в силах сидеть? Ты похож на уличного кота, почуявшего кошку.

Это показалось ему очень смешным. Он расхохотался:

— Вероятно, я и чувствую себя как уличный кот, почуявший кошку.

Забыт день платежей. Аврелия поняла, с кем только что разговаривал Цезарь.

— Ого! Сервилия!

— Сервилия, — подтвердил он и сел, вдруг став серьезным.

— Мы влюбились? — поставила диагноз мать.

Он подумал, покачал головой:

— Сомневаюсь. Возможно, это просто сильное желание, хотя я и в этом не уверен. Думаю, она мне даже не понравилась.

— Многообещающее начало. Тебе все наскучило.

— Правильно. Мне надоели все эти женщины, которые с обожанием глазеют на меня и ложатся, позволяя вытирать о них ноги.

— Она тебе этого не позволит, Цезарь.

— Я знаю, я знаю.

— Почему она хотела тебя видеть? Начать роман?

— О, до этого мы не дошли, мама. Фактически я не имею никакого понятия, взаимно ли мое желание. Может быть, и нет, потому что оно возникло, когда она повернулась, чтобы уйти.

— Еще интереснее! И чего же она хотела?

— Догадайся, — усмехнулся он.

— Не играй со мной в отгадки!

— Не догадываешься?

— Я не только отказываюсь отгадывать, Цезарь, я сделаю больше. Если ты не перестанешь вести себя как десятилетний ребенок, я уйду.

— Нет-нет, останься, мама, я буду вести себя хорошо. Просто так приятно встретиться с вызовом, с маленькой terra incognita.

— Да, это я понимаю, — сказала она и улыбнулась. — Расскажи мне.

— Она пришла от имени молодого Брута. Просить моего согласия на помолвку Брута с Юлией.

Это был сюрприз. Аврелия даже заморгала.

— Как удивительно!

— Вопрос в том, мама, чья это идея: ее или Брута?

Аврелия склонила голову набок и стала думать. Наконец она кивнула и сказала:

— Думаю, Брута. Когда горячо любимая внучка — только ребенок, обычно не ждешь, что подобное может случиться, но, если подумать, признаки были. Он смотрит на нее, как глупая овца.

— Сегодня ты сыплешь замечательными метафорами, мама, и все связаны с животными! От уличных котов до овец.

— Перестань веселиться, даже если ты испытываешь вожделение к матери этого мальчика. Будущее Юлии имеет слишком большое значение.

Он мгновенно стал серьезным.

— Да, конечно. На первый взгляд это замечательное предложение, даже для Юлии.

— Я согласна, особенно сейчас, когда твоя политическая карьера приближается к зениту. Помолвка с Юнием Брутом, чья мать — из семьи Сервилия Цепиона, даст тебе огромную поддержку среди «хороших людей», Цезарь. На твоей стороне будут все Юнии, все Сервилии, и патриции, и плебеи, а также Гортензии, некоторые из Домициев, несколько Цецилиев Метеллов… Даже Катул вынужден будет замолчать!

— Заманчиво, — проговорил Цезарь.

— Очень заманчиво, если, конечно, мальчик серьезен в своем намерении.

— Его мать заверила меня в том, что он крайне серьезен.

— Я тоже верю этому. Он не показался мне человеком, постоянно меняющим свои взгляды. Очень сдержанный и осмотрительный мальчик.

— Но вот понравится ли это Юлии? — хмурясь, промолвил Цезарь.

Аврелия подняла брови.

— Странно слышать это от тебя. Ты — ее отец, тебе решать, за кого она выйдет замуж. И ты никогда не давал ей повода заподозрить, что разрешишь ей выйти замуж по любви. Она имеет слишком большое значение. Она — твой единственный ребенок. Юлия сделает то, что ей скажут. Я воспитала ее так, чтобы она понимала: в таких вещах, как брак, у нее нет права голоса.

— Но я хотел бы, чтобы идея брака с Брутом не была ей неприятна.

— Обычно ты не сентиментален, Цезарь. Значит ли это, что тебе самому этот мальчик не слишком по душе? — вдруг спросила проницательная Аврелия.

Цезарь вздохнул.

— Отчасти, быть может. О, нельзя сказать, что он не глянулся мне так же, как не понравилась его мать. Просто он занудливый, как унылая собака.

— Что за звериная метафора!

Он коротко засмеялся.

— Юлия — такая прелестная малышка. И такая живая. Ее мать и я — мы были так счастливы… Я хотел бы видеть и дочь счастливой в браке.

— Из зануд получаются неплохие мужья, — заметила Аврелия.

— Значит, ты — за их союз.

— Да. Если мы упустим этот шанс, другого такого же может не представиться. Его сестры уже заполучили молодого Лепида и старшего сына Ватии Исаврийского, так что двоих подходящих претендентов мы лишились. Возможно, ты лучше отдашь ее сыну Клавдия Пульхра или Цицилия Метелла? А может, сыну Помпея Магна?