Нефритовый Грааль

— Я часто бывал в Темном лесу, — промолвил Натан, — и никогда не ощущал никакой опасности — настоящей опасности.

Не считая провалившейся часовни…

— Ты не был в том месте, — убежденно заявил Лесовичок. — Я бы узнал.

— Тогда идем быстрее.

Поняв слова Натана буквально, Лесовичок помчался вперед, мелькая среди деревьев лиственной тенью. Когда мальчик был совсем маленьким, друг всегда осторожно выводил его из сада — держа за руку, помогая высвободить одежду, зацепившуюся за сучок или колючки шиповника. А теперь Лесовичок бежал далеко впереди Натана, лишь изредка останавливаясь, чтобы дать тому возможность догнать себя.

Мальчику даже пришлось несколько раз окликнуть друга, прося подождать. Их путь лежал вдали от тропинок; по мере того как они забирались глубже в Темный лес, низкие ветви все чаще мешали проходу, а спутанные стебли цеплялись за щиколотки. Прежде, отправляясь в путешествие по окрестностям, Натан старался выбирать самый расчищенный путь, Лесовичка же подлесок не останавливал: его худенькое тельце обладало способностью проскальзывать сквозь любые хитросплетения трав и ветвей.

Когда они забрались в глубь долины, солнце зашло — или скрылось за склоном холма; деревья сомкнули кроны над головами путешественников. В полумраке Натан едва различал своего проводника — Лесовичок то и дело останавливался и подгонял мальчика нервными взмахами руки. Обычно ступающий уверенно Натан все время спотыкался о корни деревьев и поскальзывался на неровностях, скрытых под опавшей листвой.

Внезапно лесной провожатый остановился под защитой древесного ствола, поросшего зеленым мхом.

— Дальше нужно идти тихо.

— А кто может нас здесь услышать? — спросил Натан. Но ответа не дождался.

Теперь они двигались по лесу с особой осторожностью. Мальчик различил над лесной подстилкой выступ: тот уходил в заросли кустарника слишком ровно для творения природы. Натан хотел было пройти вдоль барьера, однако Лесовичок схватил его за запястье и потянул вслед за собой. Они оказались у другого выступа, за которым земля просела на несколько футов. Вглядевшись в глубину провала, Натан заметил, что тот почти отвесен — как будто отрезан вдоль стены. Вполне возможно, что стена сохранилась, скрытая под слоем прелой листвы и мхов, занавешенная бахромой корней.

— То дерево в прошлом году вырвало ураганом, — пояснил Лесовичок, указывая на вывернутый ствол неподалеку. — Земля посыпалась — много-много земли. И получилось то, что теперь.

— Я спущусь, — решил Натан. — Хочу посмотреть поближе.

— Нет! — зашипел на него Лесовичок. — Ты все растревожишь. Воспоминания — или еще что похуже. Быстро пришли, быстро ушли. Ты обещал.

— Я должен взглянуть, — продолжал настаивать Натан. — Ведь для того мы и пришли.

Перекинув ноги через край, он спрыгнул в провал. Вряд ли это было подходящее место, чтобы спрятать запрет, но в приступе радостного волнения при виде первого пристанища Торнов мальчик позабыл о цели своего визита; теперь его подстегивало неукротимое любопытство. Натан принялся исследовать поверхность обвала, расчищая ее от крапивы и шиповника; весь исцарапался и искололся. Он нащупал то, что сдерживало землю: сеть тоненьких корешков. Вспомнив, как была сокрыта часовня, Натан попытался пальцами отыскать в почве какой-нибудь зазор, ложбинку. Вдруг Лесовичок издал странный звук, похожий на сдавленный писк, — мальчик взглянул вверх, однако друга уже не было. Нечто, подобное легкому дуновению ветерка, приближалось к нему по подлеску, вздымая вихрь из листвы, задевая нижние ветви, тогда как вершины деревьев даже не колыхались; чем бы оно ни было, передвигалось оно только по земле, невидимое, по-змеиному струящееся. Донесся едва различимый шелест: так шуршат, соприкасаясь, стебли травы. Потом звук перерос в шепот множества голосов — бессловесный и одновременно наполненный неизвестными словами; он быстро приближался, стелясь по земле, похоже и в то же время не похоже на шепот в часовне: тише, холоднее, мертвеннее…

Натан отпрянул от земляной стены и сначала бросился бежать вниз по склону; потом остановился, сообразив, что делает глупость, и стал забирать вправо и вверх. Он не оглядывался; казалось, шепот-гонитель дышит в спину, наступает на его тень. Натан не знал, что сталось с Лесовичком. Игра в крикет и регби сделала мальчика крепким и ловким, и все же однажды он упал: наступил на бревно, а то покатилось. И даже когда шепот стих, страх все гнал и гнал Натана, заставляя паниковать, заглушая доводы разума. Когда же беглец наконец остановился, запыхавшись и выбившись из сил, вокруг были леса Торнхилла; правда, он был довольно далеко от дома; на некотором расстоянии сквозь деревья виднелся изгиб дороги. Натан оглянулся, но не заметил ничего необычного: снова пели птицы, и солнце выкатилось назад на небо.

— Лесовичок! Лесовичок! — позвал мальчик. Напрасно: его лесной друг не появился.

— Ты был прав, — признал Натан. — Прости меня, — добавил он в надежде, что извинения достигнут слуха того, кому они предназначались. Затем повернулся и медленно пошел к дому, держась в виду дороги, погрузившись в долгое раздумье.

— Стало быть, Натан взрослеет, — заметил Бартелми. Они с Анни сидели, прихлебывая поднимающий настроение чай и заедая его восхитительным ароматным домашним печеньем, состав которого было невозможно распознать. — У него появляются свои секреты. Звучит избито, но он больше не ребенок. Он становится мужчиной, взрослым — если так тебе больше нравится. А у мужчины всегда найдутся тайны, которых он не раскроет своей матери. Это в порядке вещей. Натан попросил тебя доверять ему, так постарайся выполнить его просьбу. Если происходит что-то, о чем нам следует знать, в свое время мы обо всем узнаем. Бесполезно запрещать ему встречу с тем незнакомцем. Проситель убежища… Интересно…

— Что именно интересно? — Анни постепенно успокаивалась — то ли благодаря невозмутимому отношению самого Бартелми ко всему происходящему, то ли благодаря чудесному печенью.

— Меня всегда интересовало, откуда взялся этот чужеземец. Человек на пляже, который якобы доплыл до берега с судна; только почему-то я уверен, что не удалось ни отследить корабль, ни найти хотя бы малейший намек на присутствие сообщников. Незаконные иммигранты редко пускаются в подобные авантюры в одиночку. Постарайся, не донимая Натана вопросами, убедить его позвать того человека сюда — пообедать или поужинать. Должно быть, он живет в нищете и, разумеется, голодает.

Неожиданно на губы Анни легла улыбка.

— Превосходная идея, — обрадовалась она. — Еда — ваше лекарство от любого недуга, верно? С ее помощью вы творите настоящие чудеса — открываете сердце и отмыкаете разум. Не зелье — а печенье… — она взяла очередное печенье, — или кружка бульона, или кусок пирога.

— Вот именно, — согласился Бартелми.

Тут Гувер поднял голову и замахал хвостом — это означало, что вернулся Натан. Бартелми пошел на кухню за новой порцией печенья.

Парой часов позже Натан отправился к Хейзл. Хотелось обсудить то, что произошло в Темном лесу, — довериться союзнику; в глубине души он понимал, что нужно найти кого-то, кто согласится вернуться с ним туда. Когда там, на месте старого дома, Натан просунул руку меж корней в рассыпчатую почву, он совершенно явственно ощутил дальше пустое пространство; ему даже показалось, что он коснулся металла, как будто под деревом и корнями были железные прутья.

Мальчик с облегчением отметил, что, как он и надеялся, после чая с Бартелми Анни стало легче общаться с ним. Когда Натан сказал, что идет к Хейзл, мать начала было задавать вопросы, затем вдруг передумала, улыбнулась и быстро согласилась: «Ладно». Натан улыбнулся в ответ; поверив, что все встало на свои места, он направился к Хейзл.

В доме Бэготов слышались громкие голоса — ссорились взрослые, отец Хейзл и Лили. И еще Эффи Карлоу. Дверь распахнулась — из нее вылетел Дейв Бэгот с набитой до отказа спортивной сумкой. Он пронесся мимо, задев Натана плечом и не обратив на него ни малейшего внимания, сел в машину и рванул с места. Из дома донеслись слова Эффи Карлоу: «Ну и скатертью дорога!» Натан неуверенно постучал в распахнутую дверь.