Пробуждение

На мгновение оба замерли, пристально глядя на Голову. Потом мальчик сказал:

— Да.

— Должен признаться — мне не верится, что эта штука…

— Голова, — поправил директор.

— …Что эта Голова сможет когда-нибудь снова ожить.

— Мы провели несколько сканирований. По нашим данным, отмерших клеток совсем немного, да и следов разложения почти нет, — возразил директор и добавил: — Это просто поразительно, учитывая способ, каким Голова была заморожена, однако факт остается фактом.

Марко, по-прежнему не особенно прислушивавшийся к словам директора, водил в воздухе пальцем, пытаясь начертить трагическое выражение лица Головы.

— Вывести отдельный орган из криостаза не так уж сложно, это нам по силам, — говорил директор. — Мы делали это уже не раз. Для нас гораздо важнее вернуть к жизни душу человеческого существа. В настоящее время у нас есть экспериментальная собака, которая проходит курс специальной дрессировки. Когда она умрет, мы ее заморозим и оживим только через два года. Нам нужно знать, сохранятся ли полученные собакой навыки — ее, так сказать, индивидуальность.

— А что, если за эти два года вы разоритесь, как разорились остальные компании, специализировавшиеся на разработке криотехнологий? — спросил мэр. — Ведь вся эта отрасль индустрии практически перестала существовать, не так ли?

— Некоторое время назад криотехника действительно переживала сложный период, — нехотя согласился директор и тут же перешел в атаку: — Наш институт — старейший в мире исследовательский центр в этой области, так что в ближайшее время банкротство нам не грозит. Наших фондов хватит до середины столетия. Многие ли компании могут сказать о себе то же самое? Вот вы, например, можете?..

— Я не знаю, что будет с моими компаниями даже в следующем году, — рассмеялся мэр. — Скажите, известно ли, кто… кем был этот человек?

— О да! — откликнулся директор. Вопрос мэра, по всей видимости, доставил ему удовольствие. — Этого человека звали доктор Натаниэль Шихэйн; он жил в Венисе, в Калифорнии. Его история — современный вариант легенды о Ромео и Джульетте. Тридцать один год назад доктора Шихэйна застрелил на улице какой-то подонок. По счастливому стечению обстоятельств его жена Мэри, которая была с ним в день гибели, занималась разработкой криотехнологий. Она не захотела навсегда терять мужа, поэтому отделила его голову и заморозила ее прямо в машине «скорой помощи» по дороге в этот самый институт. Мэри верила, что когда-нибудь она снова воссоединится с Натом…

— Она еще жива?

— К несчастью, нет. Мэри Шихэйн погибла во время Большого лос-анджелесского землетрясения.

— И ее тело тоже заморожено?

— Нет. Она всегда хотела, чтобы ее тоже заморозили, но ее тело, как и тело ее сына, так и не было найдено.

Марко с тревогой обернулся к отцу. Он знал, что одного упоминания о Большом землетрясении бывает достаточно, чтобы вызвать у того сильнейшую эмоциональную реакцию. Мальчик даже затаил дыхание — ему не хотелось, чтобы кто-то видел его отца плачущим.

— Так много людей погибло! — мрачно промолвил мэр.

— Вы тоже кого-то потеряли?

— Мать. — Вильялобос набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул, словно надеясь таким способом избавиться от охватившей его печали. — Значит, вы говорите — Ромео и Джульетта? Но ведь Натаниэль и Мэри Шихэйн воссоединились…

— Вы имеете в виду — в смерти? Что ж, можно сказать и так, — кивнул директор.

— А если вы оживите Голову, вы снова их разлучите.

— Мы исходим из предпосылки, что доктор Шихэйн был бы рад получить еще один шанс.

Марко поднял руку и осторожно коснулся прозрачной стенки аквариума, словно хотел разгладить набрякшую, морщинистую кожу на лбу замороженного человека.

— Еще один вопрос, — проговорил Вильялобос. — Останется ли мистер Шихэйн таким, как сейчас, или вы пересадите Голову другому телу?

— Разумеется, мы предпочли бы иметь подходящее донорское тело, мистер мэр.

Марко убрал руку, и на холодном стекле остался отпечаток его теплой ладони. Отпечаток был на редкость четким — видна каждая складочка, каждый папилляр. Мальчик пристально смотрел на него, словно надеялся, что след ладони каким-то образом просочится сквозь стекло и передаст Голове тепло прикосновения, изгладит страдальческие морщины с вечно нахмуренного лба.

— А где вы собираетесь достать подходящее тело, доктор Блейк? — спросил Вильялобос.

— В данный момент, господин мэр, я понятия не имею, как ответить на ваш вопрос. Могу сказать только одно: ваше тело могло бы нам пригодиться.

В этих словах, хотя и сказанных шутливым тоном, не было ровным счетом ничего веселого, но из дипломатических соображений мэр Вильялобос счел необходимым выдавить из себя улыбку.

— Всему свое время, доктор Блейк, — сказал он добродушно. — Всему свое время.

Подземная тюрьма «Каньон Гамма»,

Калифорния, 2069

Осужденный Дуэйн Уильямс нетвердым шагом вошел в комнату 3105 в медицинском отделении подземной тюрьмы строгого режима «Каньон Гамма». При ходьбе он опирался главным образом на пальцы, а не на всю ступню. По этому признаку любой врач-невролог сразу бы определил, что Дуэйн страдает от какого-то поражения мозга.

Доктор Персис Бандельер ждала Дуэйна уже больше часа. Его странную походку она заметила сразу — заметила и подумала, что, когда у нее будет возможность рассмотреть мозг преступника на экране трехмерного сканера, она наверняка обнаружит повреждение лобных долей. А это означало, что он склонен действовать не умом, а силой и наскоком. Из личного дела она знала, что Дуэйн не умеет справляться с неожиданностями и предрасположен к вспышкам неспровоцированной жестокости. Иными словами, психически он серьезно болен. А еще он — убийца. И все же Персис готова выложить за него большие деньги, при условии, разумеется, что болезнь мозга никак не повлияла на состояние его тела.

Вот уже два года доктор Бандельер занималась почти исключительно тем, что разыскивала по всем Соединенным Штатам подходящие донорские тела. Она поддерживала постоянные контакты с приемными покоями больниц и местных моргов в надежде, что там появится подходящий труп, но все ее усилия давали ничтожный результат. Прежняя система учета людей, согласившихся стать донорами органов, давно прекратила свое существование. Причиной тому стало развитие нанотехнологий и методик прогрессивной регенерации стволовых клеток, благодаря которым медики научились восстанавливать практически любые органы прямо внутри тела. Единственные трупы, доступные Персис, часто оказывались в плачевном состоянии; многочисленные переломы, разрывы, размозженные ткани, обширные внутренние повреждения не позволяли использовать их для ее целей. Для самых простых опытов такие тела еще годились, но экспериментальная программа быстро усложнялась, и для нее нужны были сравнительно целые трупы.

В отчаянии доктор Бандельер обратила свой взор к пенитенциарной системе. Она была уверена, что Конвейер смертников способен стать источником достаточного количества молодых, здоровых тел; главное, договориться о цене. И она оказалась права. Большинство тюрем балансировали на грани самого настоящего банкротства, и их администрация была только рада заработать несколько липших долларов, продавая тела отошедших в лучший мир заключенных. Прошло совсем немного времени, и исследовательская лаборатория, в которой работала доктор Бандельер, стала получать десятки предложений со всей Америки. Одно из них пришло буквально неделю назад. Персис оно заинтересовало, и вот теперь она оказалась лицом к лицу с человеком, которого должны казнить меньше чем через месяц.

— Присаживайтесь, — сказала она, указывая на стул напротив.

Шаркая, Дуэйн Уильямс подошел к столу. На его лице читались самоуверенность и нахальство провинциального соблазнителя. Персис помнила, что один из обследовавших Дуэйна психиатров записал в его личном деле: «Осужденный абсолютно убежден, что ему доступна любая женщина», и не сомневалась, что стоит ей сделать Дуэйну анализ крови, как она обнаружит повышенный уровень кортизола и тестостерона. С анализами она, однако, решила не спешить. Персис хотелось, чтобы осужденный расслабился; только потом можно начинать подробное обследование, на каждом этапе которого ей могло понадобиться его согласие.