Страница 35 из 64
Бусоргин. Когда товарищи выезжали в район, я давал согласие.
Вышинский. На что?
Бусоргин. На арест, в случае, если они представят мотивированное сообщение.
Вышинский. А санкцию вы давали?
Бусоргин. Нет, я узнавал в последующем.
Вышинский. А проверяли?
Бусоргин. Не проверял.
Вышинский. Какой же вы прокурор? Сколько честных людей вы посадили в тюрьму?
Бусоргин. Мы в отношении четырнадцати человек прекратили дела».
Присутствовавший на совещании Рогинский и прокурор Фаркин, выезжавший в область, этот факт опровергли. Вышинский задал еще ряд вопросов.
«Вышинский. Скажите, как вы арестовали председателя Омского горсовета Желтовского, заведующего горфо Макаева и еще одного работника — Мартынова?
Бусоргин. Дело возбуждено было еще старым руководством, а санкцию на арест дал я.
Вышинский. А вы — не старое руководство?
Бусоргин.Тогда я не руководил этим делом.
Вышинский. Материал доброкачественный был?
Бусоргин. В отношении материала надо признать, что материал был недоброкачественный.
Вышинский. В том-то и дело, что недоброкачественный. И вот товарищ Бусоргин приезжает на совещание, выступает и с чего начинает? Ни звука не говорит об этих безобразиях, а начинает общие разговоры о том, как дела вообще обстоят у соседа, а это его не касается. Ясное дело, что он не прокурор.
В отношении деятельности товарища Бусоргина мною назначено расследование. Думаю, что можно вопрос считать исчерпанным и предоставить слово следующему товарищу. Сейчас уже ясно, что такие люди, как Бусоргин, недостойны занимать должность прокурора и выступать на нашем совещании. Следующей нашей мерой будет — предложить Бусоргину покинуть наше совещание. (Г о л о с а: Правильно!)».
Вскоре после этого Бусоргин был арестован и осужден.
Массовые аресты 1936—1938 годов нанесли непоправимый урон народному хозяйству страны. Многие наркоматы, предприятия и организации были в буквальном смысле обезглавлены, оказались без лучших специалистов, что не могло не сказаться на качестве работы. Особенно пострадали оборонные отрасли промышленности.
Острую «нехватку кадров» испытывали и судебно-прокурорские органы. К началу 1938 года в прокуратуру было принято около двух тысяч новых, профессионально неподготовленных работников. На должности прокуроров республик, краев и областей назначали молодых районных прокуроров, которые отсутствие должного практического опыта с лихвой компенсировали неудержимой энергией, напористостью, целеустремленностью и неутомимостью. Заместителем, а затем и прокурором РСФСР был назначен прокурор Смольнинского района Ленинграда Волин, прокурором Белорусской ССР стал 32-летний прокурор Советского района Москвы Новик, прокурором Мордовской АССР — бывший прокурор Ростокинского района Москвы Трубченко.
Страна находилась в тревожном, угнетенном состоянии. Никто не был застрахован от ночного стука в дверь. В высших партийных и правительственных кругах понимали, что ситуация вот-вот станет критической. В такой обстановке пленум ЦК ВКП(б) в январе 1938 года принял известное постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Постановление фактически возлагало ответственность за массовые репрессии на местные партийные органы, которые поддались «на происки врагов». После этого по предложению Сталина была создана комиссия по проверке деятельности НКВД, в которую вошли Берия (ставший в августе 1938 года заместителем наркома внутренних дел) и Маленков (отвечавший в ЦК партии за кадры).
По инициативе комиссии 17 ноября 1938 года Совнарком и ЦК ВКП(б) приняли постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» (подписанное Молотовым и Сталиным), которое, признавая «перегибы» в деле арестов людей и привлечения их к ответственности, приостановило массовые репрессии в стране. В декабре 1938 года Ежов был смещен с поста Наркома внутренних дел. Вслед за этим началась «чистка» самих органов внутренних дел. Были арестованы и затем расстреляны бывший нарком Ежов, его заместители Фриновский, Заковский, Реденс, руководители многих отделов наркомата и областных отделов НКВД, следователи, занимавшиеся политическими делами.
Вышинский быстро сориентировался в новой обстановке и сразу же натянул на себя тогу «радетеля за законность». Он даже внес предложение в ЦК ВКП(б) и Совнарком об изъятии из ведения Особого совещания дел о контрреволюционных преступлениях и передаче их в суды. Он быстро «сдал» и некоторых прокуроров якобы за «причастность» к массовым необоснованным арестам. Тогда были осуждены судебно-прокурорские работники Омской, Восточно-Казахстанской, Смоленской и некоторых других областей. Вышинский стал поддерживать и начавшуюся реабилитацию ранее осужденных лиц, хотя массовое освобождение их из тюрем и лагерей произошла уже при прокуроре Союза Панкратьеве.
Теперь «главный инквизитор» на всех проводимых совещаниях «громил» прокуроров, допускающих осуждение невиновных лиц, приводя действительно творившиеся на местах (как, впрочем, и в центре) «дичайшие» случаи беззакония и произвола. На собрании актива работников Прокуратуры СССР, Прокуратуры РСФСР, Московской городской и областной прокуратур, проходившем 28 января 1938 года в здании на Пушкинской улице, Вышинский сделал доклад «О некоторых недостатках в работе прокуратуры и мерах по их устранению». С присущим ему пафосом он говорил о происках «искусно замаскированных врагов», которые более всего кричат о бдительности, а сами только и стремятся «путем проведения мер репрессий перебить большевистские кадры». Упрекнул прокуроров за то, что они слишком пассивны и не вмешиваются, когда людей, исключенных из партии за какие-либо проступки, но не признанных преступниками и не осужденных, выгоняют с работы и выселяют из квартир. Подчеркнув, что ответственность должны нести только лица, чья виновность установлена, Вышинский перешел к положению дел в следственной части, допускающей грубые промахи и ошибки при предании некоторых лиц суду. Он привел и некоторые «яркие» примеры.
В Ленинградской области колхозник был осужден только за то, что, «зайдя к соседу и не застав его дома, взял стоявшую на столе бутылку водки»; сторожа колхоза приговорили к одному году исправительно-трудовых работ за халатность, так как «во время его дежурства погибла корова от преждевременного отела».
В Курской области (Вышинский при этом сделал акцент на то, что прокуратуру там возглавлял «изменник», собравший вокруг себя «целую группу врагов») было создано такое «дело». На нескольких колхозников напал бык, который, как отмечалось в документах, «обычно бросался на людей». Те, естественно, стали отгонять его, кто кнутом, кто хворостиной. От быка отбились, не причинив ему, впрочем, никакого вреда. Казалось бы, все обошлось благополучно. Но, к несчастью колхозников, на другой день этот бык, как написано в обвинительном заключении, «отказался покрывать коров». Поэтому против людей, с трудом отбившихся накануне от разъяренного быка, возбудили уголовное дело по статье 79-1 УК РСФСР (умышленное изувечение скота с целью подрыва коллективизации сельского хозяйства и воспрепятствования его подъему). Их судили и приговорили к исправительно-трудовым работам.
В той же Курской области двух человек осудили по части 2 статьи 74 УК РСФСР (особо дерзкое хулиганство), вменив им в вину то, что, «находясь в подпитии» и выступая на собрании, «говорили не по существу».
А в Баку был устроен грандиозный показательный процесс над группой школьников от 8 до 18 лет. Обвинительное заключение было внушительное — на 108 листах. В чем конкретно провинились ребята, красноречиво свидетельствуют такие эпизоды их «преступной деятельности». Двое 13-летних мальчиков обвинялись в «злонамеренном укрытии берета одной девочки». Другие подростки попали под суд лишь за то, что они «ловили детей на улице», чем якобы нарушали общественный порядок (дети просто играли в так называемые «салки», или «пятнашки»). Прокурор, бывший одним из устроителей этого «процесса», явился на него в нетрезвом виде, а когда ребятишки-подсудимые закричали, что прокурор пьян, он вытащил из кармана наган и стал «прокладывать себе дорогу к прокурорскому месту».