Клуб Мефисто

— Я просто хочу сказать — постарайся держать себя в руках, ладно? — сказал Фрост. — Мы не обязаны любить ее. Но и показывать свою ненависть нам нельзя.

— По-твоему, это и есть мой план?

— Погляди на себя. Коготки ты уже выпустила.

— Исключительно в целях самообороны. — Джейн распахнула дверь автомобиля. — Потому что знаю: эта стерва постарается запустить в меня свои.

Джейн вышла из машины и оказалась по икры в снегу — но почти не ощутила заползшего к ней в носки холода; ее озноб был не физического свойства. Она неотрывно смотрела на дом, думала о предстоящей встрече с женщиной, слишком хорошо знакомой с самыми сокровенными страхами Джейн. И лучше, чем кто бы то ни было, знавшей, как на них сыграть.

Фрост распахнул настежь калитку, и они пошли к дому по очищенной от снега дорожке. Каменные плиты обледенели, и Джейн так старалась не поскользнуться, что у лестницы на крыльцо окончательно потеряла уверенность в себе и своей устойчивости. Не самое лучшее состояние для встречи с Джойс О'Доннелл. А тут еще передняя дверь распахнулась, и на пороге выросла сама хозяйка во всей своей красе: светлые волосы — коротко острижены и прекрасно уложены, розовая блузка с воротом на пуговицах и защитного цвета брюки — безупречно облегают спортивную фигуру. Джейн, в своем помятом черном костюме и брюках с промокшими от растаявшего снега отворотами, чувствовала себя жалкой побирушкой у ворот дома знатной сеньоры. «Именно такой она и мечтает меня видеть».

О'Доннелл холодно кивнула.

— Детективы.

Она не сразу пригласила их в дом — какое-то время стояла молча в дверях, показывая всем своим видом, что она здесь полновластная хозяйка.

— Можно войти? — наконец спросила Джейн, зная, что их все-таки пустят за порог. Что игра уже началась.

О'Доннелл жестом пригласила их войти.

— Не думала, что меня ждет такое Рождество, — сказала она.

— Мы тоже не думали, — парировала Джейн. — А жертва и подавно.

— Я же говорила, все записи на автоответчике стерты, — сказала О'Доннелл, провожая их в гостиную. — Можете все прослушать, правда, там уже ничего нет.

С тех пор как Джейн была в этом доме в последний раз, здесь ничего не изменилось. На стенах — та же абстрактная живопись и те же цветастые восточные ковры. Единственной новинкой была рождественская елка. Елки из детства Джейн украшались абы как: ветки провисали под тяжестью плохо сочетавшихся игрушек, редко доживавших до конца Рождества. Те елки так и сверкали мишурой — целым ее ворохом. Елки из Лас-Вегаса — так их называла Джейн.

На этой же не висело ни одной мишуринки. Не было в этом доме маленького Лас-Вегаса. Вместо мишуры с веток свисали хрустальные призмочки да серебристые слезинки, отбрасывавшие на стены свет зимнего солнца, который распадался на множество крохотных пляшущих зайчиков. «Даже ее чертова елка заставляет меня чувствовать себя неуютно».

О'Доннелл прошла к автоответчику.

— Вот все, что есть, — сказала она и нажала на воспроизведение.

— Новых сообщений нет, — объявил электронный голос.

Она посмотрела на детективов.

— Боюсь, интересующая вас запись пропала. Вчера вечером я, как пришла, сразу прокрутила все сообщения. А когда уходила — все стерла. Когда я получила вашу просьбу ничего не стирать, было уже поздно.

— Сколько всего было сообщений? — спросила Джейн.

— Четыре. Ваше — последнее.

— Интересующий нас звонок поступил где-то в двенадцать десять.

— Ну да, и номер сохранился здесь, в журнале регистрации. — О'Доннелл нажала на просмотр и отыскала звонок, зарегистрированный в 00:10. — Только вот тот, кто звонил, не сказал ни слова. — Она посмотрела на Джейн. — И никакого сообщения не было, совсем.

— Вы хоть что-нибудь слышали?

— Говорю же — ни слова.

— И никаких внешних шумов? Телевизора или уличного движения?

— Даже ни единого тяжкого вздоха. Только тишина, короткая, потом щелчок — положили трубку. Поэтому я и стерла его. Чего там слушать!

— Может, вам показался знакомым номер звонившего? — спросил Фрост.

— А должен был?

— Это мы у вас спрашиваем, — откровенно съязвила Джейн.

О'Доннелл посмотрела ей прямо в глаза, и в этом взгляде Джейн заметила искру презрения. «Как будто я даже мизинца ее не стою».

— Нет, незнаком, — ответила О'Доннелл.

— А имя Лори-Энн Такер?

— Нет. Кто это?

— Прошлой ночью была убита у себя дома. И звонили вам с ее телефона.

О'Доннелл помолчала. Потом заметила вполне резонно:

— Может, ошиблись номером.

— Не думаю, доктор О'Доннелл. Звонок, похоже, предназначался вам.

— Зачем же было звонить и молчать в трубку? Не исключено, она услышала мой автоответчик, решила, что ошиблась номером, и просто положила трубку.

— Думаю, вам звонила не жертва.

О'Доннелл снова замолчала, на сей раз надолго.

— Ясно, — вдруг сказала она. Подошла к креслу и села, но не потому, что была потрясена. Она выглядела совершенно невозмутимой, сидела в своем кресле, точно императрица на приеме. — По-вашему, выходит, мне звонил убийца.

— И вас это как будто нисколько не тревожит.

— Не понимаю, с чего вдруг я должна тревожиться. Я совершенно не в курсе дела. Может, просветите? — Она махнула рукой на диван, приглашая незваных гостей сесть. То был первый знак радушия, выказанный ею.

«Не иначе как потому, что мы можем выложить кое-что интересное, — подумала Джейн. — Почуяла запах крови. Только на него и клюет».

Диван был ослепительно белым, и Фрост остановился перед ним в нерешительности, прежде чем сесть, потому как боялся его испачкать. Зато Джейн не колебалась ни секунды. Она плюхнулась на него в своих мокрых от талого снега брюках, не сводя глаз с О'Доннелл.

— Жертва — двадцативосьмилетняя женщина, — сказала Джейн. — Убита прошлой ночью, около полуночи.

— Подозреваемые?

— Пока никого не задержали.

— Значит, кто убийца, вы понятия не имеете.

— Я говорю только, мы пока что никого не задержали. Ищем свидетелей.

— И я одна из них.

— Кто-то звонил вам из дома убитой. Может, даже сам убийца.

— О чем же ему со мной говорить, если это действительно был он?

Джей подалась вперед.

— Мы обе прекрасно знаем о чем, доктор. О том, чем вы зарабатываете себе на хлеб. У вас, верно, и небольшой такой, миленький клуб поклонников имеется — сплошь одни убийцы, и все водят с вами дружбу. Сами знаете, вы у них знаменитость, у этих душегубов. Вы же великий психоаналитик в юбке и всегда находите общий язык с чудовищами.

— Я пытаюсь их понять, только и всего. Я их изучаю.

— И защищаете.

— Я психоневролог. И гораздо больше подготовлена к выступлениям в суде, чем любой другой специалист. Не каждый убийца должен сидеть в тюрьме. Среди них есть серьезно больные люди.

— Ну да, знаю я вашу теорию. Стоит только трахнуть какого-нибудь парнишку по голове, деформировать фронтальные доли его мозга — и с этого момента он свободен от всякой ответственности за содеянное. Он может убить женщину, разрезать на куски, а вы будете защищать его в суде.

— С той женщиной случилось то же самое? — на лице О'Доннелл мелькнула тревога, глаза мрачно сверкнули. — Ее расчленили?

— Почему вы спрашиваете?

— Просто хочется знать.

— Профессиональное любопытство?

О'Доннелл откинулась на спинку кресла.

— Детектив Риццоли, я опросила тьму убийц. И за многие годы составила обширную статистику мотивов, методов и типов совершенных ими убийств. Так что вы правы — это профессиональное любопытство. — Она задумалась. — Расчленение не такое уж редкое дело. Особенно если таким способом легче избавиться от жертвы.

— В нашем случае причина другая.

— Вы это точно знаете?

— Это ясно как божий день.

— Он что, специально выставил части тела напоказ? Это была инсценировка?

— С чего вы взяли? Или, может, среди ваших шизанутых приятелей есть такой, который уже проделывал подобные фокусы? Может, назовете имя, или он у вас такой не один? Вам ведь пишут письма? Ваше имя им известно. Имя доктора, который хочет знать все подробности.