Страница 58 из 67
Нет, я серьезно. Мне очень нравится поражать ее воображение.
Она очень красивая, когда удивляется. И когда улыбается тоже. И когда спит. И…
Стоп! Спокойно.
— Не смотри на меня так! — сказала Кира. — Я же не знала. Теперь ты все объяснил — буду знать. А к озеру когда пойдем?
Я поднялся.
— Сейчас и пойдем. А воду свою можешь Тикки отдать.
— Как?! Зараженную!
— Ну, не такая уж она зараженная. Просто не стоит лишние бэры хватать, достаточно того, что есть. А геккону все равно — он в сотню раз устойчивее к радиации, чем мы.
— Нет, — Кира взяла у меня флягу и вылила воду в траву. — Сама не буду и ему не дам. Раз ты говоришь, что опасно. Потерпишь немного, да, Тикки?
Ящерка подошла к хозяйке и преданно свернулась у ног.
— Вот жизнь у некоторых, — с завистью сказал я. — Спать, есть да греться в объятиях красивой девушки. Красотища!
— Все вы мечтаете, где бы пригреться!
— Все — это кто?
— Мужчины.
— Упс, — я даже споткнулся. — А ты откуда знаешь?
И тут Кира меня уела.
— Женская интуиция подсказывает. Скажешь, не так?
Я развел руками:
— Один — ноль, ты победила. В наказание за проигрыш обещаю скоро показать тебе кое-что сногсшибательное!
Она не стала сажать Тикки в мешок — хоть бедный геккон и просился. Спать хотел, бедняга. Но Кира побоялась напичкать любимую ящерку радиоактивными пылинками и ниточками. М-да. Плохо дело, когда такие пробелы в знаниях.
— Да ну, знаю я твое «сногсшибательное». Опять озеро…
— Непростое. Потерпи — сама увидишь.
Лучше всего приходить туда на закате — это я помнил хорошо. Как сейчас любят говорить: внушает. Причем так, что челюсть не сразу вспомнишь подобрать.
Усталость, конечно, брала свое: я еще до конца не избавился от лихорадки, да и десятикилометровый кросс гудел в ногах. Но приходилось опять пересиливать себя и шагать, шагать, шагать… Красоты и достопримечательности — оно, конечно, хорошо, но первым делом надо все же радиацию смыть. Дозиметр вон нет-нет да и подмигнет разок-другой.
За куполом неосторожные не выживают.
Кира, конечно, быстро заметила, до какой степени я выдохся. Хотела опять забрать мешок или винтовку, но я не разрешил.
— Скоро придем. Доползу как-нибудь.
За километр до места наконец проявилась Сеть. КПК пискнул, и я тут же впился глазами в экран — нет ли кого поблизости? Портал недалеко, шахты. С этой стороны нас, скорее всего, не ждут, но народу тут всегда полно.
Однако сегодня здесь почему-то пусто — ни одной метки на радаре, ни одного ника в окошке приватов. Очень странно. В другое время я бы точно свернул на юг от города, отсиделся пару дней, оставил бы Киру в укромном месте да слазил бы на разведку — не нравятся мне такие расклады. Не к добру это все.
Но сейчас нам нужна вода. И ночь отдыха. В тишине и спокойствии, без ворчания из темноты непредсказуемого псионика и подозрительных взглядов лаборантов-подпольщиков.
Придется рискнуть.
Хорошо хоть со временем удалось подгадать — солнце уже зацепило край горизонта, когда мы вышли к цели. Зарево на западе ложилось на зеленое буйство трав красноватыми отблесками и расцвечивало пурпуром поднимающуюся снизу дымку.
Кира устало плелась, опустив голову, и потому момент, когда мост начал проявляться из туманного киселя, стал для нее полной неожиданностью.
Сначала из багровой взвеси показались гигантские опоры. Даже ржавые и полуразрушенные, они выглядели величественными, словно пальцы уснувшего великана. На двух медленно раскачивались лохматые мочалки стальных тросов. Когда-то давно они лопнули, не выдержав веса рухнувших пролетов, потом долгие годы металл подтачивала вода, пока он не оброс внушительной бородой бурых хлопьев. Вниз по стойкам сбегали рыжие и белесые дорожки, где разрезая пополам, а где откусывая краешек гигантских облицовочных плит. Обломки торчали во все стороны, как лепестки исполинского железного цветка. Изъеденные временем заклепки размером с человеческую голову давно превратились в насквозь прогнившую труху. Немногие уцелевшие целиком листы держались на честном слове — каждый порыв ветра раскачивал их, заставляя заунывно и обреченно скрипеть.
Наверное, поэтому мост иногда называли Плачущим. Или Поющим.
Через три рухнувших пролета тянулся понтонный настил, инженерное детище уже нашего времени. Надо сказать, смотрелся он убого — как фанерная заплатка на пробитой грудной пластине бронекостюма. Ну, хоть функцию свою выполнял: восстановить мост целиком вряд ли удалось бы. Древние строители куда лучше сегодняшних.
Кира застыла от удивления.
— Что это?! Мост?
— Плачущий мост. Он, Красная стена да памятник Железнорукому — вот и все, что осталось от довоенного города. Только не спрашивай, почему Плачущий, подойдем ближе, сама поймешь. И приготовься удивляться дальше, это еще цветочки.
Слева, километрах в пяти, неясно мерцал в тумане шар приемного разрядника. Портал стоял пустой, приемные трансмиттеры работали в режиме накопления энергии, но все равно благодатью и спокойствием вокруг и не пахло. Эта транспортная линия одна из самых активных, отсюда начинаются пути в промышленную зону невских кланов, в саму Неву, на старую базу, в Затерянный город и долину Смерти. Здесь просто обязаны сновать караваны, старатели и сталкеры-одиночки, пасти заказанных жертв наемники и вести отстрел врагов клановые боевики.
Почему так тихо?
Кира уже спускалась с высокого берега вниз, в овраг.
— Вот это да!! Андрей, здорово!
Неподготовленные люди всегда удивляются. После мрачного и одновременно величественного памятника прошлому — Плачущего моста, страшного наследия Того Дня, кажется невероятным, что где-то сохранилась довоенная красота.
Цепочка идеально ровных, одетых в рукотворные гранитные берега озер открываются неожиданно, стоит лишь сделать пару шагов с крутого склона. Фантастический контраст: тихий, умиротворяющий плеск набегающих волн, слегка подернутая рябью водная гладь, ровные, как строй бойцов, идеально подогнанные друг к другу плиты, а над всем этим — скрюченные титанические пальцы. И редкий заунывный скрежет разболтанных плит.
— Столько озер! — воскликнула Кира. И добавила, явно наученная горьким опытом последних дней: — Они чистые?
— Да. Совершенно.
В свое время столичное начальство приложило немало сил, чтобы дезактивировать их, и, надо сказать, труды не пропали зря.
Кира вприпрыжку бросилась к воде — откуда только силы взялись. Когда я подошел, она уже сидела на кромке гранитной набережной. Здесь первоначальное впечатление несколько потускнело: оплавленные ядерным огнем плиты напоминали раскатанные в блин сгустки застывшей глины. В зазорах и трещинах зеленели водоросли, от причальных бухт, крючьев и прочего железного набора остались лишь темные пятна.
— Такие ровные… Почему так, Андрей? Их что, специально вырыли? Или это тоже кратер?
— Нет, все намного проще. Когда-то здесь протекала река, с тех пор сохранилась и набережная, и мост, и все остальное… Во время взрыва вода испарилась, но русло, скованное гранитом, частично осталось. Дожди заполнили его, только теперь, после землетрясений и завалов, реке некуда течь. Вот и получились озера. Обычно их зовут Гранитными.
— Почему нигде больше такого нет? В Москве вон денег хватило…
Много ты где была, чтобы такое говорить! Китеж, Нева или Атланта тоже изгаляются, кто больше городского бюджета на достопримечательности угробит. В гигантских стройках можно столько неучтенных денег спрятать!
— Так. Я пойду к следующему озеру, чтобы тебя не смущать. — Кира тут же покраснела, само собой. — Разведу костер: будет потом где сушиться. А ты купайся. Только делай все в строгом порядке. Сначала вымой флягу и набери воды, потом постирай одежду. Всю. И только потом мойся сама. В другом месте. Поняла?
— Да. Только ты не подглядывай, хорошо?
Я усмехнулся.
— Да мне как раз надо оптику настроить. Барахлит чего-то…