Азартная игра (ЛП)

– Никогда не думал, что такое может произойти со мной, – вымученно ответил Ченс, – я был так осторожен. Никакого брака, никаких детей. Все должно закончиться на мне. Но она меня просто ослепила. Я так быстро влюбился, что даже не успел подумать о спасении.

Вульф выпрямился и прищурил черные глаза.

– Что значит «закончиться на мне»? Почему ты не хочешь детей, если так их любишь?

– Да, люблю, – тихо признался Ченс, – но они – Маккензи.

– Ты тоже Маккензи, – в низком голосе зазвучала сталь.

Ченс устало потер шею.

– В том-то и дело, что я не настоящий Маккензи.

– Не хочешь ли пойти в дом и сказать одной маленькой женщине, что ты не ее сын? – резко спросил Вульф.

– Черт, ни за что!

Ченс не мог обидеть мать подобными словами.

– Ты – мой сын. В полном смысле этого слова, ты мой.

Правда сказанных слов смирила Ченса. Он снова опустил голову на руки.

– Никогда не понимал, как ты мог принять меня с такой легкостью. Ты хорошо знаешь жизнь, которую я вел. Возможно, не во всех подробностях, но в общем можешь представить. Дикое животное – вот кто я был. А ты привел меня домой, разрешил находиться рядом с матерью и Марис…

– И доверие себя оправдало. Ведь так?

– Но могло получиться по-другому. Ты не знал, к чему это приведет, – Ченс помолчал, глядя в темные глубины самого себя. – Когда мне было десять или одиннадцать, я убил человека, – продолжил он без всякого выражения, – вот кого ты пустил в дом. Я воровал, обманывал, нападал на других детей и бил их, а потом отбирал у них все, что хотел. Таким ребенком я был, и этот ребенок до сих пор живет во мне.

Взгляд Вульфа стал жестким.

– Если тебе в десять лет пришлось убить, то подозреваю, ублюдок это заслужил.

– Да, заслужил. Дети, живущие на улицах, легкая добыча для извращенцев, – Ченс стиснул руки. – Я должен рассказать Санни. Не могу просить ее выйти за меня замуж, не предупредив ее, во что она ввязывается, и какие гены я передам ее детям, – он хрипло рассмеялся, – хотя я понятия не имею, какие они – мои гены. Я не знаю о своих родителях ничего, вдруг моя мать была наркоманкой, шлюхой или…

– Прекрати, сейчас же, – твердо остановил сына Вульф.

Ченс поднял голову и посмотрел на него – единственного отца и мужчину, которого он уважал больше всех на свете.

– Я не знаю, от кого ты появился на свет, – сказал Вульф, – но я хорошо разбираюсь в породах, сын, и уверяю тебя, ты – правильной породы. Знаешь, о чем я сожалею больше всего? Что не нашел тебя раньше. Не испытал счастья, видя, как ты делаешь первый шаг, держась за мой палец, не просыпался и не успокаивал, когда у тебя резались зубки или когда ты болел. Не поддерживал, когда, как всем детям, была нужна моя поддержка. Когда ты появился у нас, все это не понадобилось, мой своенравный и дикий жеребенок. Ты не переносил прикосновений, и я старался уважать твои желания. Хочу сказать тебе одну вещь, сынок. Я горжусь тобой, как ничем другим в моей жизни. Ты стал одним из самых правильных мужчин, которых я когда-либо знал, хотя тебе пришлось работать гораздо больше других, чтобы достичь того, чего ты достиг. Если бы мне предоставили возможность выбрать для усыновления одного ребенка из всех детей мира, я бы выбрал только тебя.

Ченс смотрел на отца повлажневшими глазами. Вульф Маккензи обнял своего взрослого сына и прижал к груди, как мечтал все эти долгие годы.

– Я бы выбрал только тебя, – повторил отец.

Ченс вошел в спальню и осторожно прикрыл за собой дверь. Толпа родственников давно рассеялась, большинство разъехались по домам, некоторые остались на ночь у Зейна и Майкла. Санни выглядела уставшей, но на щеках появился румянец.

– Как ты себя чувствуешь, – тихо спросил он.

– Без сил, – ответила Санни, не смотря в его сторону, – но лучше.

Ченс присел на край кровати, стараясь не толкнуть девушку.

– Мне надо тебе кое-что рассказать.

– Если собираешься оправдываться, не теряй время, – сердито ответила Санни, – ты меня использовал. Отлично. Но, будь ты проклят, не имел права заходить так далеко. Ты хотя бы представляешь себе, что я чувствую? Я, как последняя дура, влюбилась, а ты просто играл в свои шпионские игры. Неужели твое эго требует…

Ченс положил ладонь на ее губы. Поверх его смуглых пальцев серые глаза Санни смотрели с неистовой яростью. Он глубоко вздохнул.

– Первое и самое важное – я люблю тебя. Это не игра. Я начал влюбляться в тебя с первых минут встречи. Пытался отстраниться, но… – Ченс пожал плечами и вернулся к главному, – я люблю тебя так, что у меня внутри все болит. Знаю, я не достоин тебя…

Санни рывком отбросила его руку в сторону.

– Что? В принципе, я согласна, после того, что ты сделал, но… что ты имеешь в виду?

Ченс взял ее за руку и вздохнул с облегчением, когда она не выдернула пальцы.

– Меня усыновили, – признался он. – С этим все нормально, даже очень хорошо, но я ничего не знаю о своих биологических родителях. Меня просто выбросили за дверь и забыли. Я вырос на улице диким зверьком, в прямом смысле – на улице. До четырнадцати лет, до усыновления, у меня не было дома. Моими родителями могут оказаться самые недостойные люди планеты, скорее всего, так оно и есть, иначе бы они не выбросили ребенка на улицу умирать от голода. Больше всего я хочу прожить с тобой всю оставшуюся жизнь, но если ты согласишься выйти за меня, то должна знать, во что впутываешься.

– Что? – переспросила Санни, как если бы не поняла ни слова из сказанного.

– Я хотел сделать тебе предложение намного раньше, – честно признался Ченс, – но, дьявол, разве я имею право? Я – темная лошадка. Никто не знает, что получится. Я хотел тебя отпустить, но потом узнал о ребенке и… не смог. Видишь, какой я эгоист, Санни. Мне нужно все: ты и наш малыш. Если ты думаешь, что можешь рискнуть…

Санни отодвинулась с таким недоверчивым и возмущенным видом, что Ченс едва мог это выдержать.

– Не могу поверить, – пробормотала она и влепила ему пощечину.

Силы еще не вернулись, но бить она умела. Ченс сидел молча, не в состоянии даже поднять руку и потереть скулу. Его сердце сжалось и начало умирать. Если Санни захочет ударить еще, пусть бьет, он это заслужил.

– Дурак! – взорвалась она. – Ради Бога, мой отец – террорист! Вот мое наследство, а ты беспокоишься, что не знаешь своих настоящих родителей?! Черт, как бы я хотела ничего не знать о своем отце! Не могу поверить! Я-то думала, ты меня не любишь! Все было бы в порядке, если бы я знала, что ты любишь меня!

От удивления у Ченса вырвалось прочувствованное проклятье, одно из самых-самых плохих слов Ники. В сложившихся обстоятельствах оно прозвучало совершенно безобидно. Ченс пристально посмотрел на прекрасное возмущенное лицо, и тяжесть исчезла из его груди, как будто ее там никогда и не было. Ему захотелось смеяться.

– Я так люблю тебя, что наполовину сошел с ума. Ты выйдешь за меня замуж?

– Придется, – сварливо ответила Санни, – за тобой нужен глаз да глаз. И позволь мне сказать еще одну вещь, Ченс Маккензи. Если ты собираешься и дальше гоняться по всему миру с ножом и пистолетом в поисках адреналина, то подумай головой как следует. Ты останешься дома, со мной и ребенком. Это понятно?

– Понятно, – кивнул он.

В конце концов, мужчины Маккензи все делали для того, чтобы их женщины чувствовали себя счастливыми.