Страница 5 из 15
Нелли Васильевна поправила широкое кольцо на левой руке. Догадливо сказала:
— Не выдумывайте, мужики. Тут пить опасно, может директор нагрянуть. Пойдемте ко мне, а? Чего-нибудь найдем.
Шуклин посмотрел на часы.
— Далеко?
— Рядом. А вы что, куда-то торопитесь?
— В одно место.
— Никаких мест. Идемте, мужики, ко мне. Как, Сидор Никифорович? — прикоснулась она к плечу Образцова.
— Я, может, того, домой? А вы, молодые, сходите. Вам чего не посидеть?
— Тогда одевайтесь, — приказала Нелли Васильевна и принялась заворачивать в газету остатки закуски.
Севастьянов согласился молча, а вот Шуклин еще попытался отказаться.
— Неудобно. Чужие люди, ввалимся непрошеными гостями.
— Кто вам сказал — непрошеными гостями? Я что — не хозяйка?
Не выпей Шуклин перед этим, он не поддался бы на уговоры. А тут расслабился. Да и мила Нелли Васильевна, обходительна… А как руку на колено положила!.. Случайно или специально?
Ладно, никуда лыжная прогулка не денется, зима только началась, еще накатается — и один, и с Элей, и с Натальей.
Оделись. Все вместе вышли из кабинета Нелли Васильевны. Она закрыла кабинет на ключ.
На улице ветеран Образцов пожал руки поочередно Севастьянову, Шуклину, Нелли Васильевне, вдруг постройневшей в новой шубке-дубленке.
Мела поземка. После теплого кабинета на дворе было зябко, неуютно. И Федор еще подумал: а неплохо вместо леса отправиться в гости. Не та нынче погода, чтобы гулять. Поди, все лыжни занесло, а по целику кататься, утопать чуть ли не по колено в мягком снегу — хоть и на лыжах — удовольствие небольшое.
Нелли Васильевна, шедшая впереди с Севастьяновым, вдруг остановила его, взяла под руку Шуклина. Прижала ее, заглянула Федору в лицо:
— Я надеюсь, вы о сегодняшней встрече с учениками напишете?
Федор поморщился.
— Неудобно: я участвовал, мне и писать. Лучше вы.
— Получится ли? Никогда не пробовала в газету писать. А вам — раз плюнуть. За моей подписью. Идет?
— Ну, так можно.
6
И действительно, дом ее оказался в пяти минутах ходьбы.
Втроем они еле поместились в коридорчике однокомнатной квартиры. Первой разделась Нелли Васильевна. Извинилась:
— Я вас оставлю, пойду погляжу, везде ли у меня порядок.
Комната была обставлена со вкусом. Два мягких кресла на роликах, темно-коричневый раздвижной стол, деревянная кровать, накрытая дымчатым — под цвет кресел — покрывалом. Две стены — в коврах. В серванте-стенке стояла хрустальная посуда — рюмки, фужеры, вазы, розетки, всевозможные салатницы и конфетницы. Небольшая полочка отведена книгам. Шуклин пробежал взглядом по корешкам: А. Толстой — «Петр I», Жюль Верн — «Таинственный остров», П. Проскурин — «Судьба», И. Байгулов — «Межсезонье», В. Дудинцев — «Не хлебом единым», стихи А. Блока, Д. Бедного, В. Радкевича, сборник «Восхождение»… Довольно пестрый подбор, отметил Федор, наверное случайный.
Севастьянов как зашел, так сразу же плюхнулся в кресло. Вытащил сигарету, закурил. Нелли Васильевна достала из серванта тяжелую хрустальную пепельницу.
— Пожалуйста, — поставила ее перед Дмитрием Ивановичем. Заметив, что Шуклин рассматривает книги, сказала: — Я отсталая женщина, чаще пользуюсь библиотекой. А эти — в основном подаренные.
Она метнулась к шифоньеру, не глядя, отыскала скатерть с большими синими квадратами, подала ее Шуклину.
— Помогайте, стелите.
И скрылась в кухне.
Севастьянов достал с полки «Судьбу» и начал перелистывать этот толстый роман.
А Шуклин не знал, чем заняться.
— Требуется помощник, — вдруг услышал он голос с кухни.
— Командуйте мной, — мигом предстал пред очи Нелли Васильевны Шуклин. Что-что, а готовить закуску он любил. Для него более торжественным был процесс подготовки к застолью. Наталья его в этом смысле беды не знала: Федор, если ожидали гостей, не меньше ее в кухне суетился. И не просто суетился, а с толком.
Нелли Васильевна положила перед Федором доску, палку копченой колбасы, нож.
— Режьте.
— Это я с удовольствием.
Она жарила яичницу, готовила мясной салат, протирала вилки, ножи, тарелки. Передвигаясь по кухне, Нелли Васильевна нет-нет и задевала Шуклина плечом, грудью, руками. А когда увидела горку тонко нарезанной колбасы, чмокнула Федора в щеку:
— Вы молодчик у меня!
Федор зарделся: как сына хвалит она его. А какой он ей сын? Ему сорок, и она не моложе. Это ведь полнота ей годы прибавляет. А так она…
И чтобы она почувствовала в нем равного, Федор, нарезав колбасы, подошел к ней сзади и положил ладони на ее плечи. Наклонившись к самому уху, спросил:
— Чем еще прикажете заниматься?
Нелли Васильевна, как кошечка, потерлась щекой о его руку.
— Теперь режьте хлеб. — И, выключив горелку, она положила на его руки свои мягкие ладони.
Прошло около минуты. И когда она сняла ладони и повернулась к нему, по ее дрожащим губам Федор понял: добром сегодняшнее гостевание не кончится.
Он нарезал хлеба, положил его в хлебницу, по-солдатски отрапортовал:
— Приказание выполнено!
Она стояла к нему спиной, и Федор снова положил ей на плечи руки (будь что будет, сегодня он собой не управляет!), притронулся щекой к ее щеке.
И тут взорвался Дмитрий Иванович Севастьянов.
— Всё, — услышали они в кухне его голос, — я ухожу! Мне тут делать нечего!
И он ринулся в коридор — одеваться.
Нелли Васильевна — за ним, приговаривая:
— Да вы что? А посидеть?
Федор стоял как вкопанный, ничего не понимая. С чего это Севастьянов задумал уходить? Может, пойти уговорить его?
Шуклин поднял голову и увидел свое отражение в трельяже, стоявшем в комнате возле кровати. Все ясно: Дмитрий Иванович в зеркало наблюдал за тем, как он, Федор, положил Нелли Васильевне руки на плечи. И, видать, приревновал. Еще и не было-то ничего между ними, а он: «Я ухожу!» «Уступлю я ее тебе, уступлю, Дмитрий Иванович, — под шум в коридоре думал Шуклин. — Только оставайся, не пори горячку. Откуда я знал, что у вас давняя дружба, а может, и любовь? Мне вообще казалось, что вы незнакомы… Вон отчества путали…»
Он сделал шаг к закрытой двери.
«Впрочем, стоит ли уговаривать? Любовью, кажется, тут и не пахнет. Не зря ведь Нелли Васильевна ко мне больше жалась. И там, в кабинете, и тут, дома. А он — сразу в кресло, за книжку. Полагает, наверное, что имеет на нее вечное право. Не хватает ему медсестры Зои, которой уже не год и не два крутит голову на виду у всей медсанчасти. А Нелли Васильевна, видать, не из кротких. Власть над собой не потерпит. Как она его звезданула там, в кабинете: „Старый хрыч!“»
Грохнула входная дверь.
Из коридора, тихо ступая, вошла раскрасневшаяся Нелли Васильевна.
— Ушел, дрянь такая. Ишь, он еще обзывать меня вздумал! Кобель несчастный… Ладно, — взяла себя в руки Нелли Васильевна, и лицо ее снова засияло добродушной, приветливой улыбкой. — Вы, Шуклин (она впервые назвала его по фамилии, но в ее мягком голосе не было официальности, наоборот — ощущалась теплота), надеюсь, не уйдете?
— Разве от такой женщины можно уйти?
— От такой? Не от той, как меня обозвал этот?.. Вы слышали?
— Нет, я не слышал. Но ничего худого о вас у меня и в мыслях нет.
— Тогда — за стол!
— У вас получаются команды.
— Еще бы! Всю жизнь с пионерами… Прошу.
Она поправила чуть сбившуюся высокую прическу и села в кресло, где пять минут назад сидел Севастьянов.
— Открывайте, — показала она взглядом на бутылку. — Ох и мужики нынче пошли — совсем перестали за дамами ухаживать.
Федор наполнил рюмки до краев.
— За что? — спросила Нелли Васильевна.
— За нас, — не думая, ответил Шуклин и сквозь очки посмотрел на Нелли Васильевну — как она отнесется к этому тосту?
Она не возражала: поднесла рюмку к полным, красиво очерченным губам.
Едва прожевали по кусочку сыра, как раздался телефонный звонок.