Страница 1 из 2
Валерий Перехватов
Теннисная баталия со счастливым концом
Воистину, повторяю я за мудрыми, человек никогда не знает, где найдет, а где потеряет.
Помню, в то лето по дороге на дачу я встретил старого университетского приятеля Бориса Семеновича Клячкина, в просторечии — Бориску. Когда-то мы с ним жили рядом, играли в парке в теннис и волочились за одной милой соседкой. Но потом расстались в неопределенности. Получив дипломы, разъехались кто куда, сильнейшего в теннисе не определили, а соседка, как оказалось, морочила нам голову — сердце ее давно принадлежало усатому блондину, который частенько заглядывал к ней на красивой спортивной машине.
Позубоскалив о том о сем, мы решили встретиться у Бориски и выяснить наконец, чья ракетка веселее.
— У тебя, старик, — ухмыльнулся он, — есть шанс. Я лет пять назад побывал в катастрофе и сейчас наблюдаю за миром только левым глазом. Так что бей под правую, и победа будет за тобой. — Он как-то странно моргнул, и его правый глаз действительно блеснул мертвенным стеклянным огнем.
Я промолчал. Взял адрес, выслушал разъяснение, как доехать, и, пожав руку, сказал:
— Решено. Послезавтра, в субботу утром, несмотря на погоду, при полной экипировке.
Борискин дом я нашел довольно легко. Объяснил он, как всегда, толково, да, признаться, и маршрут-то оказался простеньким: до окружной дороги, по северному шоссе до 42 километра, направо до развилки, а там — налево, и вскоре по правую руку появился двухэтажный кирпичный дом под красной черепичной крышей. Перед ним ровный луг со скошенной травой. Дорожка вела по нему прямо к дому и под окнами расширялась небольшой асфальтированной площадкой на три машины. К стене дома между первым и вторым этажом крепился на металлических трубах брезентовый навес. Дом этот — бывшая дача отца. И когда-то Бориска не любил здесь бывать: запущено, одиноко, далеко. А сейчас, видно, живет здесь постоянно, обстроился, привел все в порядок.
Я еще не успел выйти из машины, как дверь в доме распахнулась и показался Бориска в светло-сером спортивном костюме. Он улыбался, правой рукой опершись о ручку двери.
— Люблю людей слова, — несколько напыщенно произнес он. — За пунктуальность будешь поощрен интересным знакомством. — Бориску иногда заносило, и он молол всякую ерунду. Ему это все охотно прощали, потому что парень он был не злой.
Похлопав меня по спине, Бориска пригласил войти и проводил в гостиную. Там, в кресле, потягивая из бокала сок, сидело юное черноволосое существо с такими синими глазами, что я даже моргнул — не галлюцинация ли?
— Знакомьтесь. Это Маша, мечта зрелого периода моей жизни, — представил красавицу Бориска. — Маша. — будущая учительница, и у нее масса достоинств, а недостаток один — не хочет выходить замуж. — Бориска изъяснялся многословно, что было ему не свойственно, и я уловил в этом тщетное желание произвести впечатление на девушку.
Маша протянула мне руку.
— Очень рада вас видеть. Борис сказал, вы отлично играете в теннис. И фигура у вас как у Аполлона Бельведерского.
Я ответил, стараясь казаться серьезным:
— Не знаю такого. Я с ним не учился.
Маша по-детски засмеялась. Видно было, что она любит шутки. Первый успех меня подбодрил, и я, желая его закрепить, заметил:
— Всегда завидовал Бориске. Его всю жизнь окружают интересные девушки. Любая из них могла бы составить мне счастье.
— Если бы еще знать, кому из них можете составить счастье вы, — парировала Маша, и я понял, что лучше глупостей при ней не говорить.
День был жаркий. Играть мы решили после обеда. А до того гуляли по лесу, потом Бориска показывал свое хозяйство. Прекрасный грунтовый корт, обсаженный вдоль ограждающей сетки высоким кустарником, небольшой, по форме напоминающий бумеранг бассейн и свою гордость — лабораторию. Она занимала весь подвал дома и была настолько насыщена приборами, что человек непосвященный подумал бы, что это склад. Еще в университете Бориска считался перспективным физиком. Сейчас он, видимо, достиг определенного положения и выполнял в этом подвале целевые заказы по кибернетике и оптике. Судя по дому, выполнял весьма удачно.
Вы знаете, я не гурман и к еде отношусь в целом безразлично, считаю ее чем-то вроде горючего для автомобиля, но увидев, как это дело было поставлено у Бориски, понял, что искусство охватывает все сферы человеческой деятельности. На его кухне, насыщенной электроникой, можно было приготовить несметное количество блюд. Загружай продукты и выбирай нужную программу. Программы эти он постоянно дополнял из кулинарных книг. В считанные минуты на стол подавалось блюдо, от одного вида которого сводило челюсти.
На корт мы вышли часа через два после обеда, когда стала спадать жара. Разминались молча. Маша устроилась на диване-качалке и опустила козырек так, что почти закрыла свое лицо. Меня это огорчило. Признаться, я рассчитывал на победу и хотел бы видеть, как меняется ко мне ее отношение. Я мечтал победить только для того, чтобы понравиться будущей учительнице. Вполне допускаю, что Бориска мечтал меня разгромить, чтобы добиться того же.
Кто не держал в руках ракетку и не знает, какое это универсальное и мощное оружие, тот меня не поймет. Но кто слышал, как от его удара чарующе звенят струны, как шаровой молнией, почти невидимой глазу, летит пущенное тобой ядро, тот не только поймет меня, но и охотно дополнит.
Ракетку, как и теннисную форму, я привез с собой: панама, шорты с рубашкой, широкий напульсник, на пояс — махровая сумочка для мячей (о нее при случае можно вытереть руку). Привычная ракетка и удобная форма — половина успеха.
Бориска сказал, что панаму не признает, и вместо нее повязал голову широкой махровой лентой с какой-то странной линзой на лбу.
Еще при разминке я обратил внимание на теннисную пушку и подумал: «Вступаю в сражение», а когда Маша крикнула: «К бою готовы?!» — у меня похолодело между лопаток — на войне как на войне. Ведь спорт — это борьба, может быть и не всегда кровавая, но в ней уж точно задействованы самые сильные и естественные чувства человека, и, как правило, агрессивные.
По жеребьевке первым подавал Бориска. Бил он не сильно, но точно. Не все знают, что теннис прежде всего игра места, в нем важнее бить точно, сила удара на втором месте, хотя без нее тоже на победу рассчитывать не приходится. Играли мы вначале ровно, в основном обмениваясь ударами на задней линии. Прощупывали друг друга. Двигался Бориска не очень легко, но экономно: куда бы я ни посылал мяч, он всегда оказывался в нужном месте и успешно его отбивал. Я же не обладал таким потрясающим даром предвидения и, чтобы гасить его атакующие удары, носился по корту как угорелый. После третьего гейма стало ясно, что Бориска меня переигрывает. Пробить его оборону я был не в состоянии.
На мне уже все взмокло. А Бориска играл спокойно, как бы даже с ленцой, и рубашка на нем была еще сухая. Иногда он высокомерно ухмылялся.
Маша притихла на своей качалке, да мне, признаться, было уже и не до нее. Шел бой. Солдаты палили самозабвенно, по-деловому, и со стороны, наверное, трудно было понять, то ли стреляют из ружей, то ли заколачивают молотком гвозди.
Первый сет закончился победой Бориски — 6:2.
— Отдохните, — виноватым почему-то голосом сказала Маша, подошла ко мне, взяла за руку, подвела, как маленького, к своей качалке и в нее усадила.
— Надо меньше бегать, а то вас не хватит на три сета. — Помолчала и потом добавила: — А играете вы очень красиво и… мужественно. А Бориска играет как машина. — Это она сказала в его сторону.
— Я не мастер бегать, — пробурчал он в ответ.
Во втором сете мы поменялись площадками. Бориска играл сейчас против солнца, и лучи били ему прямо в глаза — явное неудобство, я же рассчитывал этим воспользоваться. Время от времени стекло на Борискиной ленте закипало яростным огнем — точь-в-точь огромный бриллиант.