Работа на лето

— Форма ведения боевых действий, маршруты отрядов, места и время ночёвок и т.  д. определяются командирами. Судьи не имеют права вмешиваться в их деятельность по этим вопросам.

— Похищать или отбивать снаряжение, оружие, боеприпасы, продукты питания разрешается. Вопрос об их возвращении "законным владельцам" не ставится. Захватившие их используют захваченное на правах военных трофеев.

— Продукты берутся по заранее оговорённому списку сухим пайком.

— Разрешается использование подножного корма.

— "Убитые" небольшими группами (поодиночке двигаться запрещено) выбираются к штабному пункту.

— "Убитый" обозначает себя неподвижным лежачим положением и отброшенным оружием.

— Привлекать местное население для получения сведений о местности и посторонних людях разрешается.

— Запрещается:

— намеренно стрелять в голову и пах;

— принимать какоелибо участие в игре после своей "гибели";

— снимать очки без приказа командира;

— вступать в споры с судьёй;

— стирать с себя или товарищей краску от попаданий либо пытаться скрыть попадания другим путём;

— стрелять в «убитых» или использовать их как прикрытие от огня;

— стрелять в животных или людей, не имеющих отношения к игре;

— производить закупки продуктов и снаряжения в местных магазинах (при наличии таковых) в случае их утери независимо от обстоятельств таковой;

— производить тайные или явные реквизиции у местного населения;

— брать с собой и использовать для охоты или развлечения огнестрельное или пневмобаллонное оружие;

— привлекать местное население к прямому участию в игре;

— притворяться "убитыми".

5.  О пленных.

— Обстоятельства пленения:

— силовой захват при попадании в засаду, внезапном нападении или в бою;

— захват бойца, лишённого возможности передвигаться или отстреливаться при условном поражении конечностей;

— сдача в плен.

— Пленный обязан честно отвечать на заданные ему вопросы, даже если его ответы могут принести вред товарищам.

— Пленный имеет право бежать.

— Пленного можно:

— обездвижить путём связывания;

— заставить переносить груз или выполнять хозяйственные работы;

— разменять на своего пленного;

— использовать как прикрытие в бою.

— По отношению к пленному запрещается:

— стрелять в него или угрожать выстрелом;

— применять физическое насилие;

— оскорблять или унижать действием или словами.

Генка ещё раз листнул брошюру, закрыл её и потянулся с подвывом, изо всех сил. Нога ни капельки не болела, настроение было отличное. Через открытое окно доносился совершенно определённый праздничный шум, на холме за озером горел здоровенный костёр, хорошо видимый даже отсюда, из комнаты.

— Э, ты где?! — послышался крик откуда-то из сеней — Генка узнал

голос Мачо, а через секунду он сам вместе с Саньком бесцеремонно вошёл в спальню.

Генка раскрыл рот. Мальчишки были одеты в белые с красной вышивкой рубахи, подпоясанные широкими ремнями с фигурными пряжками, на которых висели ножи и синие штаны с напуском на мягкие коричневые сапоги без каблуков. Шею у того и у другого охватывали маталлические гривны с чеканкой. Подбоченясь, Мачо спросил, заметив изумлённый взгляд Генки:

— Что, не смотримся?

— Смотритесь — не то слово, — Генка поднялся и тут же загрустил:

— Ну, а мне что в — в шортах и в майке идти, или комок напяливать?

Мачо коротко свистнул — и тут же улыбающаяся Надька внесла сложенную одежду и с поклоном подала её Генке:

— Прими, боярич, — нараспев сказала она, делая вид, что не заме

чает, как Генка смутился. Мачо захохотал. Надька была одета в длинное платье — тоже с вышивкой, лёгкие башмаки, на поясе тоже виесл нож, рядом — резной гребень, в волосы на висках были вплетены подвески.

— Ну…  — и Генка выскочил в смежную комнату — переодеться…

… Одежда оказалась очень удобной, хотя первые минуты Генка чувствовал себя странновато. Но улицы буквально кишели точно так же одетыми людьми — они тянулись, смеясь, переговариваясь и даже напевая, за окраину села, в сторону озера. Если честно,

Генка не мог определить, сколько в этом от игры, а насколько окружающие на самом деле ощущают себя «своими» в этой одежде… но выглядели все весёлыми. Генка, шагая между братьями и Надеждой, обратил внимание на то, что по центральной улице тянутся пешком десятки явно не местных людей, в том числе — конкретных иностранцев.

— А это кто? — удивился он. Мачо ответил:

— Да ты что, не знаешь? Мы уже четвёртый год таакую ярмарку

закатываем, до десяти тысяч человек приезжает, только машины за селом оставляют, на специальной площадке… А вот ночь сегодня наша, — и он блеснул зубами, — никто не помешает… Пошли скорей, началось всё уже!

Но, как оказалось, официальная часть как раз подходила к концу. Глава совета — в красном плаще на одном плече — под общий одобрительный гул как раз выкрикнул, как князь Александр из старого фильма:

— А теперь — гулять будем! — и народ, заполнивший луговину меж

ду поставленными лёгкими палатками, отозвался одобрительным многоголосым рёвом… А из колонок, расставленных по всей территории, послышался женский голос:

Мачо тоже мурлыкал — поневоле Генка прислушался, узнав мотив "От Москвы до самых до окраин". Но слова были другие, не слишком приятными, скорей — горькоциничными, и в глазах Мачо — прищуренных, которыми он окидывал многих приезжих, не было ни капельки тепла.

1.  Слова М. Струковой.

— Твои слова? — спросил Генка. Мачо кивнул и продолжал мурлыкать: