Страница 22 из 60
1. Название "пейнтбольного автомата" для стрельбы красящими шариками.
— Я русский, — сказал Генка в лесной летний шум, и лес прислушался, одобрительно кивая ветвями. — Я русский, слышите?! — и в глубине леса высунулся из берлоги, кивнул с улыбкой леший, и в заводи лесного озера закивали головами русалки…
… Как и следовало ожидать, маскировку своих подопечных Генка раскрыть не смог и потребовал подать голос. Никто не замаскировался на деревьях — это радовало, у здешних была охотничья привычка устраивать засидки на сучьях. Когда Генка это разругал, ему привели в пример — начитанные, ох! — финских «кукушек». (1) Пришлось просветить их, что «кукушки» рыли за деревом окоп, а в него спускали верёвку, по которой в любой момент можно было в окоп соскользнуть под прикрытием ствола. Вражеский солдат — не кабан и не волк, после первого удачного выстрела огонь будет открыт именно по деревьям в первую очередь, и учитывая скорострельность современного оружия, дерево превратится для «кукушонка» в могилу, если так можно выразиться… Впрочем, маскировались здешние великолепно — Мэри Первой Генка чуть не наступил на голову. Мэри Вторая стоически держала винтовку, хотя ствол уже немного подрагивал — неудивительно для тринадцатилетней девчонки…
— Ладно, подъём, — скомандовал Генка. — Давайте карточки, я их на ходу посмотрю. Надо искать место для ночлега.
— Тут недалеко брошенная деревня, — вспомнила Надька Марьина. — Правда это. В таких местах ночевать не очень хорошо, но зато шалаш строить не надо.
— Выведешь? — уточнил Генка, принимая от Саши винтовку.
— Да на раз, — дёрнула плечом старшая из сестёр, посмотрела на младшую и отмахнулась: — Брось ты, — хотя та ни слова не сказала! — сказки всё это.
— Надь, — с интересом спросил Генка, — а вот вообще как вы мысли читаете, на что это похоже? На книжку раскрытую, или ещё что?
— Да так… — она задумалась. — Нет, не книжка… да мы и не читаем… ну просто как бы я вижу… не слова, а… в общем, что она, — кивок на Сашу, — хочет. И она так же.
— А я могу огонь зажигать, — подал голос Никита.
— Это как? — удивился Генка. Никита смутился:
— Ну… я не показывал, а сегодня покажу…
… Очевидно, деревня никогда не была большой — так, полсотни домов — а окончательно накрылась давно, ещё при советской власти. Ребята точно не знали. Называлась она Ладейка. Дома располагались широкой дугой по склону низины вокруг одного из множества здешних озёр, которое и названиято не имело. На Генку деревня не произвела особо тяжёлого впечатления, но девчонки наперебой объяснили, что почти все здешние деревни были брошены «нехорошо», и ночевать в них небезопасно.
1. Так называли финских снайперов во время войн Финляндии с СССР в 1939–1940 и 1941–1944 годах. Лучший из них — Симо Хайха — как это ни прискорбно, убил 505 наших солдат и офицеров, да при этом ещё и остался в живых…
— Суеверия, — фыркнул Генка, хотя ощутил холодок между лопаток. — Живёте в царстве техники будущего, а разную ерунду повторяете…
Вечерело, они стояли на опушке леса, уже вторгшегося в деревню и отвоевавшего почти половину. Производило это странное впечатление.
— При чём тут суеверия? — рассудительно сказала старшая из сестёр. — Суеверия — это разные там колдунымаги, отворотыпривороты… А тут всё реально. Ну ничего, мы попросимся, и ничего не будет.
— Никита идёт, — сказала Саша. Действительно, отставший полчаса назад от них Никита шагал метрах в ста по берегу озера. Он помахал рукой и поднял двух схваченных шнурком за лапы большущих тетеревов.
— Ужин есть, — заметил Генка. — Что там у нас ещё — грибы? — девчонки в самом деле насобирали грибов по пути, сухари у них с собой были — строго нормированно, но были. — Ну и пошли, не всё в шалашах ночевать…
… Костёр Никита разжёг просто — щёлкнул пальцами правой руки, направив сразу после этого указательный на аккуратно сложенную кучу дров и хвороста. Сперва вспыхнула береста, от неё занялось всё остальное, и Генка просто молча развёл руками, а маьчишка покраснел. Девчонки тем временем молча разбирались с грибами и тетеревами.
Они устроились во дворе одного из домов, около хорошо сохранившегося сарая, в котором обнаружилось полно сена, лежавшего тут чёртте сколько времени и частично превратившегося в труху, но частично — ещё вполне годного. После фокуса с костром Генка не стал смеяться или удивляться, когда Надежда сказала, ни к кому конкретно не обращаясь, но очень вежливо:
— Мы тут ночь переночуем, разрешите? А утром уйдём, никому плохо не сделаем. А вам оставим, что останется, слово.
Закат был мягким и спокойным, еда — вкусной и сытной, а за огородом журчал, сбегая к речке, ручеёк с хорошей водой. Девчонки ушли на сено, но не спали, а из открытых дверей переговаривались с мальчишками, сидевшими у костра. Надежда просвещала Генку.
— Это оченьочень старая земля… Вот когда наши родители сюда переехали — мне был год, а Сашки вообще не было — они же сперва очень тяжело жили… А в Озерках ещё жил тогда один человек, старик… Он сперва был недоволен, что наши приехали, а потом поуспокоился. Жил там, над озером, у старой мельницы… Ну вот. И один раз приехали на охоту "новые русские". Это сейчас они у сельсовета разрешение выпрашивают, а тогда всего пять или шесть семей было, они буянили, дома брошенные поджигали, вообще как вандалы себя вели, мама говорила. И один раз они на этой мельнице ну вроде как стрельбы устроили. По бутылкам. А дед тот им говорит — зачем вы, тут дети, они купаются, поранятся… А там правда пляж удобный… Ну, они деда матом. Он им снова сказал — мол, хватит, не надо. Они его не то что избили, а так — отпихнули. Ну, двое наших за старика заступились, они их бейсбольными битами излупили. Тогда дед говорит — уезжайте, иначе до утра не доживёте. Ну, они только посмеялись. А утром наполз туманище — ни зги не видно. На какихто полчаса. А потом обратно в озеро спустился. Машины, на которых эти приехали, остались, оружие осталось, мангал, всё такое — а их, человек десять — как корова языком… Их потом искали, даже наших подозервали. Только наши их не трогали. А вместе с туманом и дед пропал, и мельница обрушилась вся…
Последние фразы звучали совсем сонно и замедленно — стало ясно, что девчонка засыпает. Генка и Никита остались возле догорающего костра. Сидели, подкладывали сучья — просто так — и молчали, пока Генка не спросил:
— Это правда?
— Правда, — кивнул тот. — Тут много странного. Но ничего страшного. Наши предки — а это кусок их мира — специального Зла, типа чертей там или злых духов — не знали. Просто любую силу можно разозлить. А если её уважать и не обижать, то она тебе плохо не сделает и даже поможет.
Никита говорил, как взрослый и явно чужими словами, но убеждённо. Генка кивнул, пробормотал:
— Наверное так… — он несколько раз щёлкнул палочкой по углям, пыхавшим в темнеющий воздух алыми искрами и синими язычками пламени, сказал: — Всётаки здорово тут у вас… Никит, а ты вообще знаешь, как твои ровесники живут?
— Ты что всё же думаешь, у нас тут секта? — улыбнулся мальчишка. — Знаю.
— А сам так не хотел бы?
— Неа… А ты хочешь?
— Да я так и не живу, — признался Генка. — Эх, — вырвалось у него,
— знать бы, что дальше будет…
— Этого знать нельзя, — серьёзно ответил Никита. — Человек сам делает своё будущее, оно зависит от целой кучи мелочей. Можно только приблизительно сказать, что будет, если человек не изменится и будет жить так, как живёт.
— Я бы и на это согласился…
— Это я могу.
— Ты можешь? — спросил Генка без насмешки. Никита кивнул, помедлил и спросил:
— Хочешь? Только это очень серьёзно… Это не хиромантия там какая и не всякие картызвёзды. Меня Резко учит… а его научил один мужик в армии, карел…
— Ну… давай, — согласился Генка, ощущая нервную дрожь. — А… что мне делать?