Страница 5 из 37
— Наша компания увеличилась. Придется снять «грейхаунд»,[3] — кисло заметила Нан.
— Посмотри, какой он способный ученик, — возразил Сэнди. — Освободим его голову от проблем, Нан. Где твоя человеческая доброта?
— Он нам не нужен, — стояла на своем Нан. Сэнди ударил ее по голове, да так сильно, что на мгновение глаза девушки закрылись.
— Дура, — ухмыльнулся он.
— Ладно, он нам нужен, — согласилась она. — Приятель, тебе не надо было бить меня по голове.
— Если тебе больше нравится Шак, куколка, я мог бы попросить его сделать это.
Тогда я не знал, где она прячет нож, но чистое лезвие, белое, как ртуть, с молниеносной быстротой оказалось в десяти дюймах от толстого горла Шака.
— Ударь меня, Эрнандес, — взмолилась она, едва шевеля губами. — Всего один раз.
— Бога ради, Нан, — пробормотал с несчастным видом Шак, — спрячь нож, а? Я же ничего тебе не сделал.
Бармен вышел из-за стойки и приблизился к ним.
— Эй, уберите это, — велел он. — Спрячьте нож. Мне не нужны неприятности.
Пока Нан складывала нож и прятала его под столом, Шак встал — неожиданно быстро и легко для такой туши.
— Тебе нужны неприятности? — спросил он.
— Нет, мне не нужны неприятности, паренек. — Владелец бара отвернулся.
Шак одним движением схватил его за руку и рывком развернул.
— Значит, я перепутал, — сказал Шак. — Мне показалось, что ты ищешь неприятности.
Бармен был мужчиной грузным и рыхлым. Его лицо посерело и покрылось потом. Со стороны казалось, что Эрнандес едва удерживал бармена, но я заметил, как глубоко впились его железные пальцы в мягкую, пухлую руку.
— Не надо… неприятностей, — тихо попросил бармен прерывающимся голосом.
— Прекрасно, — согласился Шак. — О'кей! На секунду его лицо исказилось от усилия. Бармен издал блеющий звук, закрыл глаза и опустился на одно колено. Шак поднял его и отпустил, легко толкнув по направлению к стойке.
— Философия агрессии, — нравоучительно проговорил Сэнди. — Она разозлилась на меня и выместила гнев на Шаке, который отыгрался на толстяке. Вечером дома тот побьет старую леди, а она — ребенка. Ребенок побьет собаку, собака разорвет кошку. Конец цепочки. Агрессия всегда кончается чьей-нибудь смертью, Кирби, запомни это. Смерть — последнее звено в цепи. Она могла бы воткнуть нож в горло Шака, и это был бы конец. Все мы животные. Пошли отсюда.
Мы вышли на улицу. Я нес дешевый мексиканский чемодан. У Сэнди Голдена через плечо висел рюкзак. Нан тащила похожую на барабан шляпную коробку, покрытую красным пластиком, имитирующим крокодиловую кожу. Скудные пожитки Шака поместились в коричневом бумажном пакете.
Мир был ясен, бессмыслен и равнодушен. Целый час мы пытались остановить машину, но нас было слишком много. Нан уселась на мой чемодан, а Сэнди принялся разглагольствовать о сексуальном подтексте, заключенном в американском автомобиле. Когда начало темнеть, остановился грузовик. Нан села в кабину, а мы забрались в кузов. Нас высадили в Брэккетвилле, в тридцати милях от Дель-Рио. Водителю нужно было поворачивать на север. В каком-то вонючем кафе мы съели подозрительные гамбургеры.
Я находился с этими людьми достаточно долго, чтобы понять истинные отношения между ними. Шак терпеливо обхаживал Нан с вполне ясными намерениями. И ей и Голдену было заметно его возбуждение, когда он находился рядом с ней. Его желание было так сильно, что воздух, казалось, насыщался запахом муксуса.
Мы нашли место для ночлега в Брэккетвилле, по полтора доллара за койку. Маленькие рассохшиеся домики размером восемь на десять футов, крашенные под желтый кирпич, каждый с двуспальной железной кроватью, просевшей, как гамак, одной сорокаваттной лампочкой под потолком, грязной раковиной, одним стулом, двумя узкими оконцами и одной дверью. На полу потрескавшийся линолеум. Уборная на улице, серые простыни, вместо вешалок вбитые в стенку гвозди, короче, райский уголок.
Комплекс состоял из шести домиков. Мы оказались единственными жильцами и сняли три хижины. Четыре с половиной доллара за три кровати. Мы немного поболтали в домике Сэнди и Нан. Шак сидел на стуле, Сэнди и я — на кровати. Нан — на полу. Сэнди снова раздал таблетки.
— Это смерть, парень, — заявил он. — Ты погружаешься на шесть футов туда, где можно говорить с червями.
Мы разошлись по своим хижинам. Я спал в среднем домике. Стараясь не думать о клопах, отключился так быстро, что даже не слышал, как она вошла. Когда Нан забралась в постель, я в испуге проснулся. Она раздраженно толкала меня:
— Эй! Эй, ты! Эй!
Я спал так крепко, что совершенно забыл, где нахожусь. С почти невыносимой радостью я обнял Кэти Китс и нашел ее губы. Но губы и кожа были не те, а от волос несло какой-то кислятиной. Наконец до меня дошло, что Кэти мертва, и я вернулся в реальность.
— Нан?
— А ты думаешь, это маленький Бо Пип? — сонным и хриплым голосом ответила Козлова, механически лаская меня.
— Я и не знал, что понравился тебе, малышка.
— Заткнись. Сэнди сказал, чтобы я нанесла тебе визит. Поэтому я пришла. Так что давай кончим с этим без разговоров.
Если бы со сна я не подумал, что это Кэти, наше сношение оказалось бы невозможным. Но мне пришлось удовлетворить ее, потому что сделать это было легче, чем отправлять ее назад с выражением благодарности Сэнди. С механическим проворством она очень быстро кончила, скатилась с меня и натянула штаны. Нан даже не сняла блузку.
— Передай Сэнди мою благодарность, — кисло пошутил я.
— Сам передай, — ответила девушка. Входная дверь заскрипела и со стуком закрылась. Не успев насладиться собственной горечью, я заснул.
Я понял мотивы Сэнди в понедельник около полудня, когда мы находились на шоссе 90, в миле к востоку от Брэккетвилла, балдея от таблеток доктора Голдена. Мы выставляли большие пальцы навстречу проносившимся машинам, оставлявшим в пыли замысловатые следы. Сэнди, как хозяин, похлопал Нан по твердому, обтянутому штанами залу и спросил:
— Этот цыпленок вчера ночью сделал все, как надо, Кирби?
— Она, она вела себя прекрасно, — неловко ответил я. Угловым зрением я увидел, как побагровел Шак. Казалось, он вот-вот расплачется.
— Сэнди! — воскликнул он. — Ведь ты никогда…
— Разве мы не должны научить этого благородного молодого человека жизни, Шак? Ты что, хочешь лишить его образования?
— Я думал, что ты просто не хочешь делиться, и это было нормально. Но если ты так поступаешь, то я…
— Что? — спросил Сэнди, подходя к Шаку.
— Я просто имел в виду…
— Ты хочешь попасть в Новый Орлеан или отправиться назад в Тусон, Эрнандес?
— Я хочу ехать с тобой, Сэнди, но…
— Тогда заткнись, о'кей?
Шак испустил глубокий и протяжный вздох отчаяния.
— О'кей. Будет, как ты скажешь, Сэнди.
Я понял, что Сэнди проверяет свою власть над Эрнандесом. Успокоившись, Шак взглянул на меня так, что мне стало не по себе.
В конце концов нам удалось остановить подходящую машину, на сей раз пикап с двумя мужчинами в кабине. Мы вчетвером забрались в кузов. Проехали сорок миль до Увальда. После ужина и ночлега в домиках, немногим лучших, чем в Брэккетвилле, у нас осталось меньше девяти долларов.
— Если мы будем передвигаться с такой скоростью, — объявил Сэнди, — у нас отрастут длинные бороды или мы умрем с голоду, пока попадем на Бургундскую улицу.
— Можно остановиться и подработать, — предложил Шак.
— Никогда не произносите при мне это слово, сэр, — сказал Голден.
— Все потому, что нас так много, — объяснила Нан. — Я же тебе говорила. Нам нужно разделиться. Мы бы с тобой доехали до Нового Орлеана за день, честное слово.
— Нам слишком хорошо вместе, чтобы расставаться, — возразил Сэнди.
— Это ты называешь хорошо? — угрюмо спросила она.
— Заткнись, — ответил Голден. — Вместе веселее. Во всяком случае, у меня есть идея. Пора использовать наши таланты и достоинства. Нам нужна своя машина, дети мои.
3
Марка автобусов.