Страница 3 из 30
Кстати, творческий процесс, как следует из воспоминаний о высказываниях самого Башлачева, проходил у него в соответствии с общепринятыми представлениями о вдохновении как основном источнике поэтического творчества: «”Башлачев говорил, что песни буквально “осеняли” его, да так внезапно подчас, что он едва успевал записывать их на бумагу”, — вспоминает Артем Троицкий».[56] Ср.: «он и был обыкновенным человеком днем, но когда “луна загоралась на краю окна”, начиналась мистика — стихи будто надиктовывались, и возникало ощущение загадочного неведомого контакта. То ли с музой, то ли с собственной душой».[57] Высказывания такого рода пытается в своих воспоминаниях развенчать Задерий: «Ходят разговоры, что стихи и песни к Сашке прибывали свыше, то есть некто как бы вкладывал в него готовые строчки и оставалось только записывать их на бумагу. На самом деле это не так, Сашка хорошо работал».[58] Однако репутация поэта закрепилась за Башлачевым еще при жизни — Шевчук советовал всем идти слушать Башлачева: «Идите, ребята, идите. Это фантастика. Настоящий поэт!».[59] Не претерпело существенных изменений мнение Шевчука о Башлачеве и впоследствии: «Он был просто самый талантливый, самый гениальный среди нас».[60] Но только со смертью сема поэт обрела мифологические черты, на что указывает приводимая Д.М. Давыдовым расхожая формула: «Башлачев — не рок-поэт, а просто поэт».[61] Таким образом, и смерть Башлачева воспринимается в ряду культурной парадигмы «смерть поэта».
Начало этой парадигме в русской культуре положил Пушкин и продолжил Лермонтов. В результате сформировалась мифологема смерть поэта: поэт должен умереть (желательно — трагически погибнуть) молодым. В полной мере эта мифологема воспринята и башлачевским «текстом смерти». В доказательство приведем названия некоторых статей о Башлачеве: «Предпочел молчание», «Судьба скомороха», «Русская смерть», «Один из нас», «По ком звонят колокольчики», «Смерть шута», «А. Башлачев, В. Цой — кто следующий?», «Шагнуть вниз, чтобы взлететь», «Сказка с несчастливым концом» и др..[62] Даже глядя только на эти заголовки и не читая самих материалов трудно не согласиться с Георгием Рамазашвили, который еще в 1994 году написал по поводу башлачевской прессы: «Одной пятерни хватает для перечисления статей, в которых речь идет о реальном непридуманном поэте. Во всех же остальных случаях авторы создают миф».[63] Рамазашвили пытается хотя бы отчасти демифологизировать «текст смерти» Башлачева: «Нетрудно представить, как будет выглядеть когда-нибудь дом-музей Башлачева: входить посетители будут через окно, специально приспособленное для этого. Зачем вчитываться в каждую строку? За это не платят денег. То ли дело кунсткамера! То ли дело гримерная актеров в фильме ужасов! Вся жизнь банальна, как форма оконной рамы! Гладка, как карниз! Прозрачна, как стекло! Поэтому она и заслуживает того, чтобы в лавке старьевщика-журналиста оказаться обменянной на какой-нибудь символ».[64] Автор хочет обратить внимание аудитории не на мифологизированную биографию поэта, а на его творчество, но вынужден констатировать, что «публикой околобиографические сплетни ценятся больше, чем стихи».[65] С этой сентенцией можно согласиться лишь в некоторой степени. Достаточно заметить, что кроме прямой актуализации мифологемы смерть поэта (в каких-то случаях явно, в каких-то более скрыто и изысканно) со всеми ее частными семами в названиях целого ряда статей о Башлачеве фигурируют концептуальные цитаты из его поэтического наследия, также порой соотносимые с мифологемой «поэт»: «Люблю оттого, что болит», «Мы редко поем, но когда мы поем поднимается ветер…», «Я позвал сюда гром!», «Следом песни, которой ты веришь…», «Пляшу в огне…», «На второй мировой поэзии», «Семь кругов беспокойного лада»,[66] «Я стану хранителем времени сбора камней…», «Я не знал, как жить…», «Звезда! Зачем мы вошли сюда?», «Я люблю время колокольчиков…», «Я знаю, зачем иду по земле…» и др., фильм, который предполагалось снять о Башлачеве, должен был называться «Знак кровоточия».[67] Такое использование цитат указывает на востребованность башлачевским мифом не только его репутации, но и непосредственно стихов. Более того, именно стихи служат основным материалом для формирования этого мифа. Но об этом мы скажем ниже, пока же рассмотрим специфику башлачевского мифа через призму непосредственно факта самоубийства.
Как правило, мифотворцев интересует возможность отыскания причины, толкнувшей объект их мифотворчества на этот шаг. И Башлачев здесь не исключение — практически все, кто обращается к причинам самоубийства Башлачева, сходятся на загадочности этих причин и декларативном, принципиальном отказе от их поиска: «Его смерть до сих пор остается загадкой»,[68] «До сих пор загадка, почему он ушел тогда, когда, казалось бы, — после безверия и мрака — начиналось его колокольное время. А может, и не надо, не стоит отгадывать эту загадку? Ибо объясненный поэт уже не поэт»,[69] «Что означало его добровольное прощание с жизнью — этот грохот раскрытого окна в никуда?»,[70] «Не хотелось бы углубляться в причины и мотивы того, что он совершил, дабы не разводить сплетни, тем более что причины эти не общественные, они скрывались в нем самом»,[71] «Отчего ушел из жизни Саша Башлачев? Может быть от ощущения своей чуждости настоящему? Словно попав во временной водоворот, он так и не смог выбраться из прошлого…»,[72] «Почему он решил оборвать жизнь (а значит, и поэзию) — тоже тайна, и не стоит рядить ее в романтические одежды фатальности, якобы неизбежной для поэта ранней гибели»,[73] «А когда мир так неустроен, несовершенен и так беспощаден ко всему, что любимо? Наверное, можно и это пережить. Наверное, можно. Он не смог. И в этом не его вина»,[74] «Мы уже никогда не узнаем ответа на вопрос: почему он решился на этот шаг? Шаг в открытое окно, шаг в никуда, в темноту и бесчувствие. Никто — ни его близкие, ни друзья, ни любимая женщина — не может сказать, отчего сделал он этот шаг не во времена, когда нашей жизнью правила тупость и самодовольная бездарность, когда все талантливое отчаянно проигрывало или выходило из игры, даже не пытаясь победить. Он ушел из этой жизни, когда у всех нас появилась надежда, когда все захлебывались разрешенной свободой, многообразием возможностей и планов. Он получал выгодные предложения, мог выходить на сцену и петь свои песни. Но он предпочел молчание… А может быть, уже тогда, в феврале 87-го , он предчувствовал появление хаоса, родившего неуверенность и поглотившего надежды на нормальную человеческую жизнь, на гармонию в душе и в доме?.. Впрочем, он был далек от политики, но остро чувствовал печаль и одиночество жизни, переменчивую хрупкость прекрасного и “веселенький” юмор зла…».[75] Неизбежность трагической гибели подчеркивается н в связи с воплощаемой Башлачевым моделью жизни: «И мог ли поэт, столь преданный жизнетворческой концепции и обладающий таким предельно трагическим голосом, закончить жизнь иначе».[76] Вместе с тем, очевидна тенденция свести эти причины к психическим отклонениям, наркотикам, политике: «Наверное, настоящая медицина могла бы спасти его от депрессии — та медицина, которой у нас нет»,[77] Башлачев «был подвержен приступам депрессии, проходил курс лечения в психиатрической клинике»,[78] Задерий пишет: «Как это произошло, мы сумели понять, но вот — почему… Я все-таки думаю, что самоубийством это не было — по крайней мере, самоубийством в классическом виде. Я склоняюсь к мысли, что тут виноваты грибы И грибы действуют на психику очень странным, непредсказуемым образом — особенно на такую восприимчивую психику, какая и была у Саши. Могут подтолкнуть к самым невероятным действиям. Мне кажется, ему в тот момент показалось, что он сможет полететь. И он полетел».[79] «Еще говорят, что его трава унесла… На самом деле 27 — цифра известная…»,[80] «Саша понял, что разбивать лед в человеческих сердцах напрасно, когда оркестр играет туш».[81] «”Ненормальность” слов есть знак ненормального времени, родившего и погубившего хорошего русского поэта».[82] Заметим, что такой расшифровкой причин занимаются порой те же авторы-мифотворцы, которые говорят о принципиальной невозможности и даже недопустимости какой бы то ни было разгадки.
56
Кушнир А. Александр Башлачев. Вечный пост (1986) // FUZZ. 1998. № 1–2. С.38.
57
Цит. по ксерокопии газетной статьи без выходных данных.
58
Пилипенко Галина. Под развесистым кустом конопли // Ура Бум-Бум. 1993. № 10. С.32.
59
Харитонов Н. Империя ДДТ. М., 1998. С.80. Тот же Шевчук вспоминает слова Артема Троицкого: «Ты знаешь, я познакомился с твоим другом Сашей Башлачевым. Он такой гениальный, прекрасный поэт» (Юрий Шевчук об Александре Башлачеве // Бубенцы. № 2. 1993. С.5).
60
Юрий Шевчук об Александре Башлачеве // Бубенцы. № 2. 1993. С.5.
61
Давыдов Д.М. Статус автора в русской рок-культуре // Русская рок-поэзия: текст и контекст 2. Тверь, 1999. С.16.
62
Все названия приводятся по: Улуснова О.В. Материалы к библиографии по жизни и творчеству Александра Башлачева // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Тверь, 1998. С. 125–129.
63
Рамазашвили Георгий. Шпионы в доме любви // PINOLLER. 1994. № 0. С.38.
64
Там же. С.43.
65
Там же. С.42.
66
Улуснова О.В. Указ. соч.
67
Пилипенко Галина. Указ. соч. С.34.
68
Никитина О. Указ. соч.
69
Панкратов А.
70
Карней И. Указ. соч.
71
Смирнов И. Время колокольчиков, или Жизнь и смерть русского рока. С.232.
72
Фролова Галина. Указ. соч. С.14.
73
Кошелев В., Чернов А. Указ. соч. С.2.
74
Цит. по ксерокопии без выходных данных.
75
Чернышкова Т. Александр Башлачев .
76
Николаев А.И. Указ. соч. С.125.
77
Смирнов И. Время колокольчиков. С.232.
78
Чхартишвили Г. Указ. соч. С.453. Свою версию автор подтверждает цитатой из стихотворения «Палата № 6».
79
Святослав Задерий. Указ. соч. С.62–63.
80
Пилипенко Галина. Указ. соч. С.33.
81
Никитина О. Указ. соч.
82
Николаев А.И. Указ. соч. С.120.