Страница 27 из 30
— игра словами с таинственным ночным гостем: «Мы будем говорить о прекрасных вещах, / Играть словами, как в биллиард» («Седьмая глава», 11);
— игра в азартные игры: «там играли в кости» («Сладкая N», 33), «Кто сколько выиграл, кто все проиграл» («Странные дни», 70);
— игра роли в жизни: «Но все сроки исполнились в срок, и каждый сыграл свою роль» («Горький ангел», 46);
— причем игра в жизни может соотносится с азартной игрой: «И мы играем в дурака, и мы валяем дурака» («Пригородный блюз № 2», 48),
— может представляться как игра в театре: «Намыль подбородок, встань в красивую позу. / Смотри, ты чем-то сродни Деду Морозу. / Аплодисмент заслужен, но от кого его ждать? Напейся опять, продолжи свой фарс» («21-й дубль», 161–162),
— игра в видеоролике: «Вся жизнь — это видеоролик Все люди — актеры» («Видеожизнь», 110),
— игра в кино: «Все мы в одном кинофильме, / Каждый из нас актер, / Каждый из нас сценарист, / И каждый из нас режиссер. / Каждый сам себе кинотеатр, / И каждый сам себе экран В мире так много сюжетов, / В мире так много ролей Но чтобы с тобой не случилось, / Не бойся играть свою роль; Вместо крови томатная паста, / И нет такого слова “боль”. / И все мы свободны делать / То, что мы делать хотим Мне нравится думать, / Что жизнь — это фильм со счастливым концом» («Иллюзии», 125–126);
— игра может, через метафору зоопарка, осознаваться как негативная и воплощаться в особой точке зрения на мир: «Сегодня я понял, что вся моя прошлая жизнь / Была вовсе не жизнь, а жизнь в зоопарке» («Жизнь в зоопарке», 19);
— мотив ролевой игры является ключевым для всей песни «Уездный Город N»: «Все лица знакомы, но каждый играет чужую роль» (74);
— игра может быть знаком ностальгии по ушедшим временам: «Я любил играть с твоим котом» («Когда я знал тебя совсем другой», 88),
— может быть знаком идеального образа жизни, как это происходит в песне «Сидя на белой полосе»,
— может соотносится с образом жизни рок-звезды: «Но новый день принесет покой, / И вечером будет игра. / Новый день — все те же старые лица. / Как вся эта игра стара» («Звезда рок-н-ролла», 16);
— игра может быть двупланова — когда герой скрывает сущность за двумя масками (короля и шута): «Она сняла бубенцы с моей короны» («Мария», 119).
— наконец, мотив игры может редуцироваться связанным с ним мотивом быть самим собой: «Зовите меня как вам угодно, я все равно останусь собой — / По знаку Зодиака — Овном, по году рожденья — Козой» («Завтра меня здесь не будет», 64), «И я хочу сниматься в кино. / Я хочу быть Им, я хочу быть Ей, / Я хочу быть самим собой» («Несоответствия», 104).
И если мотив игры в отдельных песнях является однозначным и, на первый взгляд, не несет автобиографической семантики, то в системе всех песен очевидно, что этот мотив, выступая в самых разных, но сопрягаемых друг с другом значениях, при соотнесении поэтического наследия с жизненным материалом может быть востребован «текстом смерти» как ключевая сема, в которую — уже на правах составляющей — может быть включена базисная сема собственно биографического мифа: рок-звезда.
Эта сема выступает, прежде всего, как одна из масок героя.
— актуализируется типичная репутация популярного человека: «И когда я уйду, кто-то скажет: “Что-то случилось с Майком”. / И кто-то засмеется и откроет бутылку вина. / И вам про меня расскажут самую последнюю сплетню. / В мире нет ничего интересней, чем сплетни про меня!» («Я возвращаюсь домой», 31), «Знакомцы приносят тебе вино, им лестно с тобою пить И потом они говорят о тебе: / “Он — мой лучший друг, я с ним пил”. / А ты не помнишь имена этих “лучших друзей”» («Выстрелы», 117).
— герой соотносит себя с понятием звезда: «Но время текло слишком быстрой рекой, / Ты не стала женой, я не стал звездой» («Когда я знал тебя совсем другой», 88), «И кто-то назовет меня негодяем, но кто-то назовет звездой» («Завтра меня здесь не будет», 64), «Ром и “пепси-кола” — это все, что нужно звезде рок-н-ролла» («Ром и пепси-кола», 123), «я теперь такой известный, / Наверное, я теперь поп-звезда» («Сегодня мне сказали, что они написали…», 137).
— в песнях содержаться указания на образ жизни звезды: «И звезды на небе гаснут, / И звезды рок-н-ролла ложатся спать» («6 утра», 59), «И каждый из нас звезда. / И все мы свободны делать / То, что мы делать хотим» («Иллюзии», 127), ситуации песен «Blues de Moscou» и «Blues de Moscou № 2».
— героями могут быть представители рок-культуры, маркированные только по этой свое принадлежности: «Ты спишь с моим басистом»[335] («Дрянь», 35), «Юра прячет свой японский “Gibson” в чехол, / Целует супругу и едет играть в рок-н-ролл» («Юные пижоны», 139), и шире — представители культурной богемы: «И я молю своих друзей — артистов, художников, поэтов / и лидер-гитаристов, / Если вы встретите ее, дайте мне знать» («Она была», 116), к которым субъект причисляет и себя.
— иронично воспроизводятся клише поведения рок-музыканта на сцене: «Мы разобьем для вас пару гитар» («Увертюра», 52).
— наконец, своеобразный манифест «Право на рок» из последнего альбома «Зоопарка» открыто декларирует принадлежность героя, тождественного в данном случае автору, к року.
По сути дела, все, отмеченные нами частные значения семы рок-звезда наиболее явно актуализировались в ранней песне Майка «Звезда рок-н-ролла» с альбома «Все братья — сестры». Эту песню можно считать как отправным моментом для развития данной семы биографического мифа, так и квинтэссенцией всего мифа в его оригинальной семантике. Мы уже отметили присутствие в песне «Звезда рок-н-ролла» сем одиночество и игра, ниже обратимся к семе пьянство. Контаминация этих сем друг с другом и с выше названными значениями семы рок-звезда (репутация и образ жизни популярного человека, соотнесение героя с понятием «рок-звезда» и др.) в программном тексте биографического мифа наглядно демонстрирует концептуальную идею «двоемирия» в жизни звезды рок-н-ролла, когда «Днем у тебя есть все, / Все ради чего стоит жить — / Дело, друзья и иногда даже деньги. / И вино, и есть с кем его пить. // Ведь ты звезда рок-н-ролла, / По крайней мере так говорят! / И мальчики в грязном и душном кафе / Счастливы встретить твой взгляд / И пожать твою руку. // Но ночью, ночью ты опять один Но кто тебя слышит — десяток людей. / Кто тебя знает — никто. / Им плевать на то, что ты им отдаешь, / Им важней успеть забрать пальто, / Когда ты кончишь петь» (16).[336] Вся песня — как и «текст смерти» Майка — причудливо сочетает в себе иронию и трагизм. В этой связи можно утверждать, что песня «Звезда рок-н-ролла» во многом определила амбивалентность не только семы рок-звезда майковского мифа, но и амбивалентность «текста смерти» Науменко. В целом же понятие «рок-звезда» становится в поэзии Науменко одним из знаков образа жизни героя и переносится на формируемый аудиторией мифологизированный образ автора.
Самым же частотным мотивом в поэзии Майка из отмеченных нами сем биографического мифа является пьянство. Напомним, что и в воспоминаниях современников эта сема была нами отмечена не один раз. Но если в воспоминаниях в первую очередь отмечалось просто пьянство как образ жизни и способ смерти, то в песнях Майка эта сема представлена едва ли не во всех возможных значениях от иронии до трагедии и воплощена, прежде всего, в предметном мотиве, который мы условно обозначим как vino:
— закончившееся vino может быть знаком какого-то переломного момента жизни, выхода из определенного состояния: «Мы докурили сигареты и допили все вино, / И поняли, что наше время кончилось давно» («Прощай, детка», 10), одним из знаков кризиса: «Кто выпил все пиво, что было в моем доме — / Растафара» («Растафара», 56), причиной движенья (песня «Вперед, Боддисатва!»[337]);
335
Ср. вариант с фестивальной записи 1987 г.: «Ты спишь с моим саксофонистом» (36).
336
Обратим внимание на известную историю создания этой песни: «На одном из акустических концертов Майк сказал дословно следующее: “Она посвящена одному ленинградскому рок-музыканту. Была написана она как-то после длительной ночной беседы с ним за жизнь. Мы сидели на кухне у одного нашего друга и говорили о том, о сем… И он привел мне цитату Джона Леннона, дословно не помню, но смысл примерно тот, что когда ты на сцене, когда ты играешь, очень много людей, которые тебя любят или не любят. Но ночью ты всегда остаешься один, если у тебя нет, так скажем, Йоко Оно, женщины, которая тебя колоссально любит. Ты всегда остаешься один… И вот эта песня посвящается этому музыканту» (Михаил «Майк» Науменко. Песни и стихи. М., 2000. С.17).
337
Комментаторы пишут: «В виниловый вариант, выпущенный на “Мелодии”, данная песня не вошла, и те, кто помнят то время, наверное, сразу поймут, почему. Ни один худсовет не пропустил бы столь откровенную пропаганду пьянства в самый разгар антиалкогольной компании» (Михаил «Майк» Науменко. Песни и стихи. М., 2000. С.96).